Вера Космолинская - Коронованный лев

• Название: Коронованный лев
• Автор: Вера Космолинская
• Жанр: Исторические приключения

Хроники станции «Янус». Первый том дилогии «Deus ex Machina».

Основное время действия — 16-й век. Вокруг да около Варфоломеевской ночи. Причем она — не главная проблема…

---

— Они никогда не кончаются.

— Ну, а если бы бой не кончился? — не унимался он.

— Не знаю, в бою не очень-то многое делаешь так как хочешь, больше так, как приходится.

— А я бы… — Огюст замолчал.

— Что?

— Я бы, наверное, все-таки убил…

— Может, и я бы. Но все мы все время думаем одно, а когда доходит до дела, делаем другое. Так что, зачем загадывать? Мы пришли. Мишель!

Огюст снова слегка дернулся, Мишель радостно кинулся навстречу.

— Вы живы! Слава богу, ваша милость. Почему так долго?

— Искал одно, нашел другое, — ответил я. — Отличный денек, чтобы прогуляться, ты не находишь?

Мишель перехватил поводья, лишь мельком взглянув на Огюста, которого принял за кого-то из моих же шеволежеров.

— Не задерживайся, — сказал я ему. Мишель кивнул, уводя коня. Я откинул сырой снаружи полог, пропустил внутрь Огюста и вошел сам. Стало немного легче. Как будто и тише, и черт с ним, с тем миром, что за этими плотными тонкими стенками. Внутри горел огонь в жаровенках и все казалось не таким уж мерзким. Несколько минут здесь, и может быть, я стану совсем другим человеком… Я махнул Огюсту: «Садись, где хочешь».

Он сбросил мой плащ и оглянулся на меня, колеблясь.

— На твоем месте, я бы избавился от этого панциря. Неплохо было бы тебя еще и просушить, но это уж как пожелаешь. Уверен, у меня отыщется что-нибудь сухое.

Огюст покачал головой.

— На мне высохнет быстрее, — ответил он вполне резонно, но панцирь все-таки отстегнул и нервно стер грязь с лица.

— Не беспокойся, — сказал я. — Не думаю, что в отличие от меня тут найдется много знающих тебя в лицо.

Я отыскал подготовленный заботливым Мишелем кувшин с чистой водой и таз, и поставил на видном месте, но прежде чем что-то делать, извлек початую бутылку хереса и налил вино в небольшие медные стаканчики. Может, подогретое вино было бы лучше, но с этим пришлось бы повозиться, а немного вернуться к жизни хотелось сразу же. Огюст принял до краев наполненный стакан и выпил залпом. Я налил ему снова. Он молча посмотрел на стакан, нахохлившись, но пока к нему не притронулся. Он все еще боялся мне верить, и даже если верил — здесь, среди врагов, он не мог чувствовать себя спокойно. Я тоже прикончил свой херес и горечь немного отступила, отступила и сырость.

— Подожди меня здесь. Не выходи и не делай глупостей. Я постараюсь отсутствовать недолго.

Я снова вышел в пропахший дымом туман. Ржали и похрустывали кормом лошади, кто-то перекликался. Я нашел Мишеля, устраивавшего и чистившего Ганелона, уже хрумкающего овсом, и объяснил, что мне нужно. Мишель посмотрел на меня недоверчиво большими глазами и выразил решительное неудовольствие тем, что я не сменил отсыревшую одежду. Я оставил его и направился на поиски капитана, но в его палатке его не оказалось, поспрашивав, я выяснил, что, похоже, он отправился искать меня, и быстро вернулся к себе, опасаясь, как бы он не вошел внутрь. Я увидел его уже у самого входа и поспешно окликнул.

— Капитан!

Он обернулся, и дружески кивнув, пошел мне навстречу.

— Вы нашли его, Шарди?

— Да, — ответил я. — Там, где его сбили с коня. Он мертв. Его уже должны были доставить. Я немного задержался, возвращаясь.

— Да, должно быть, уже… — предположил он. — Я отлучался. — Он вдруг беспокойно провел рукой по стоявшим по такой сырости дыбом волосам. — Жаль, мы потеряли еще одного корнета, — он переступил на месте и пристально посмотрел на меня. — Вы сказали, что задержались. Тут принесли тело Конде… Вы его видели? Ну да, разумеется, вы его видели… Ведь это вы велели немедленно его доставить. Я знаю, знаю… мне сказали, — Он глубоко, будто с трудом, вздохнул, замолчал, и замолчал надолго.

— Я понимаю, что вы чувствуете, — сказал я негромко, через некоторое время. — Или думаю, что понимаю.

— Мы расстались врагами, — сказал он отрывисто и снова замолк.

— С мертвыми нам уже не нужно воевать, — сказал я мягко.

Он медленно кивнул и затрудненно перевел дух.

— Я еще что-то слышал про какого-то адъютанта, — заметил он довольно небрежно.

Вот оно. Нервы против воли натянулись звенящей тетивой.

— Прошу прощенья, мне очень неловко, он был очень несговорчив, — я знал, что мой голос не выражает ничего, даже смущения. Ведь так оно и должно было быть, будь все всерьез.

Капитан посмотрел на меня, прищурившись.

— Вы убили его?

— У меня не было другого выхода.

— Он напал на вас?

— Попытался.

Не думал, что он будет смотреть так пронизывающе.

— Что ж, — проговорил он наконец. — Ведь с мертвыми нам уже не нужно воевать…

— Да… — Я вдруг почувствовал себя неловко, будто и впрямь сделал то, о чем говорил.

— Шарди?

Я обернулся.

— Я понимаю ваши чувства, — сказал он негромко. — Или думаю, что понимаю. — Он посмотрел так, будто мы были заговорщиками. — Представить не могу, чтобы вы с кем-то враждовали настолько, чтобы желали убить исподтишка. Но темным людям это даже понравится. Пусть думают, что хотят. Но будьте осторожны.

Он едва заметно улыбнулся, вздернул голову, и удалился легким шагом.

Я перевел дух и немного постоял на месте, не в силах сразу сдвинуться. Он не должен был догадаться. Но догадался. Хорошо еще, что он на моей стороне. Или, потому он и догадался — что был на моей стороне? Что ж, ладно… Придя в себя, я отправился проверить лагерь и, покончив со всеми делами, вернулся в палатку. Мишель поил Огюста горячим вином с пряностями. Осталось кое-что и на мою долю.

— Все готово? — спросил я Мишеля и тот кивнул, в его глазах, чуть заметный, горел огонек азарта как у тихого чертенка.

— Выедем, как только лагерь слегка успокоится, — сказал я Огюсту. Тот промолчал, лишь как-то печально на меня посмотрев.

— Мне кажется, — сказал он вдруг, — будто мы снова во что-то играем.

— Не самое плохое было время, — я слегка улыбнулся.

— Но оно прошло. Как ты можешь быть здесь? Среди этих людей? Ваша фарисейская вера ложна, — голос Огюста не становился громче, но становился все напряженней.

— Вера? Какая разница — многие из нас вовсе ни во что не верят, ни на одной стороне, ни на другой.

— Может, у нас бы ты обрел веру?

Я только фыркнул.

— Вот это уже и есть игра, Огюст. Я всего лишь на своем месте и не хочу ничего менять. Как и ты, верно? А если задуматься… но лучше не стоит. Вера — личное дело каждого, но есть и многое другое — мир, благополучие, процветание, разве мы все сражаемся за что-то другое? — Может, я покривил душой? Были ведь еще мысли — о славе, доблести. Но их и так уже хватало «с лихвой» — со всем прочим, что к этому можно приложить, даже если не очень хотелось прикладывать.

— За правду, — сказал Огюст.

— И за то, чтобы закончить спор.

— И неважно, в чью пользу?

— В пользу здравого смысла, страны, обычных людей. Это выше всех измышлений.

— Ты кривишь душой. Может, тебе больше нравится оставаться на стороне, которая побеждает? Это будет честнее.

Я отпил почти остывшего вина и, прищурившись, посмотрел на Огюста. Может, он полагал, что этим облегчит мне жизнь и совесть, если я его все-таки выдам.

— Не дождешься, Огюст. Не дождешься.

Я подал знак Мишелю, он тихо вышел и вскоре вернулся, мы обменялись кивками.

— Пора, — сказал я Огюсту. Мы набросили на него мой длинный зимний плащ, хотя и так — кому тут догадываться, кто это? Но просто — на всякий случай, да и ночь обещала быть на редкость стылой. Мишель подвел Ганелона и одного из коней, потерявшего сегодня своего всадника, в его седельных кобурах покоились заряженные пистолеты, и мы двинулись к огонькам, обозначавшим посты, оставляя лагерь, в котором мало кто спал — одни праздновали победу, другие оплакивали погибших друзей, третьи стенали в походном лазарете. По полю бродили с факелами похоронные команды. Мы проехали там, где солдаты в караулах настолько хорошо меня знали, что даже не спросили, зачем я выезжаю — мало ли, с каким я еду поручением, бывало всякое, мы спокойно проехали мимо и углубились во тьму.

— Ты знаешь, куда дальше? — спросил я, мне показалось, что прошел уже час, как мы отъехали, но должно быть, меньше. Холод наползал собачий. Если я вскоре не разверну коня, то чего доброго, заблужусь и попаду совсем не к своим.

— Не пропаду, — сказал Огюст. — Ты действительно это сделал.

— Это что же, так странно?

— Это было опасно.

— Берегись, приятель, это уже оскорбление!

Огюст тихо усмехнулся в темноте, в ответ на насмешку в моем голосе.

— Прощай, — сказал он. — Удачного тебе возвращения.

— И тебе.

Легкий цокот подков унес его куда-то во тьму. Я постоял немного, прислушиваясь, и наконец повернул волнующегося коня — ночь была полна звуков, от которых холодела кровь, но я чувствовал себя выше этой ночи. Хотелось лишь думать, что все было не зря и Огюст доберется благополучно. Наверное, это тоже была война, но другая, победы в которой все-таки что-то значили перед небесами. Ночь была беззвездной, но мне казалось, я чувствовал пробивающуюся сквозь облака сияющую паутину, точно знал, что она там была.