Вера Космолинская - Коронованный лев

• Название: Коронованный лев
• Автор: Вера Космолинская
• Жанр: Исторические приключения

Хроники станции «Янус». Первый том дилогии «Deus ex Machina».

Основное время действия — 16-й век. Вокруг да около Варфоломеевской ночи. Причем она — не главная проблема…

---

— То есть, ты понимаешь и оправдываешь его? — теперь, когда выяснилось, что я не жаждал крови, и Огюсту ничего не грозило, Диана сменила вектор своего негодования, перестав за него беспокоиться и забеспокоившись уже за меня, впрочем, я полагал, что это ненадолго.

— Да. Оправдываю. Даже тут он повел себя как герой. Только начисто сумасшедший. Не знающий, куда кидаться и кого спасать.

— Герой? Но все-таки, ты устроил ему взбучку!

— Устроил, — кивнул я. — Чтобы не оставалось недосказанности, о которой бы он иначе только догадывался и подозревал худшее, воображая черт знает что.

Диана склонила голову набок и прищурилась.

— По-моему, вы оба сумасшедшие, — проворчала она. — Но я рада, что вы все-таки не испытываете друг к другу ненависти. Это было бы так некстати…

— Вот уж верно, — усмехнулся я.

— Может быть, мне стоит сказать ему словами все, что ты хотел ему доказать?

— Не думаю. Лучше бы он дошел до этого сам. Если сможет. А может даже тем лучше, чем меньше он это сознает, главное, чтобы просто почувствовал. — Я снова посмотрел на часы. — Да, Диана, как насчет того, чтобы отправиться в гости к друзьям?

Диана пристально посмотрела на меня, и на мгновение показалось, что сейчас она от души вцепится мне в воротник.

— Ну наконец-то! — воскликнула она не без ехидства. — Неужели и нам все-таки перепадет что-то интересное? Мы уже скоро с ума сойдем от всех этих лавок, пока вы носитесь со своими приключениями!

Я улыбнулся, подумав, что мы действительно по инерции заставляем их скучать, все время оставляя в стороне — для их же безопасности, разумеется, и в большинстве ситуаций иначе просто нельзя, а между тем, беспокоятся они ничуть не меньше. И еще вдруг подумал или, скорее, почувствовал, что отлично понимаю Диану, а она — понимает меня, по крайней мере, когда дело касается чего-то важного, и даже ощутил некоторую двойственность своей памяти не только как неудобство. Это связывало нас там, где мы могли бы заранее провести черту, отгородившись, разбившись на два почти несообщающихся лагеря, сходящих с ума каждый по отдельности. Может, и в этом был какой-то смысл?

Вышли из дома мы только через час, являя вчетвером самую благопристойную компанию, какую можно придумать для подобного визита — мы с Готье в сопровождении своих сестер. Диана и Изабелла были в бархатных масках, расшитых мелкими блестящими камушками — сколько бы ни было объяснений этим маскам, это была всего лишь мода, а кроме того, прекрасная защита от вездесущей плебейской пыли, ветра и солнечных лучей, не столь уж милосердных к нежной коже. И все это только усиливало атмосферу нашего теперь ежеминутного маскарада.

Изабелла была немногословна и меланхолична. Ее испытующему разуму не хватало пищи. Хоть ему вполне хватало потрясений и новых открытий, но не хватало самой малости — упорядоченности и притока хотя бы крупиц чего-то, что могло бы объяснить произошедшее или дать какой-то ход событиям. Это сильно угнетало ее, как, конечно, и прочих, и чтобы немного разогнать этот гнет, я даже рассказал ей по дороге, а значит, и всем остальным, о недавно учиненных ужасах.

— Ну вы даете! — шокированно сказал Готье.

— Вы сумасшедшие, — решительно повторила Диана. — И неужели не получили ни царапины? Да это же просто несправедливо!

— Как интересно, — заметила Изабелла и действительно немного оживилась. — И как вы себя после этого чувствуете?

— Гнусно, — признал я. — Но мы сами закрыли себе другой выход, нас было слишком мало, чтобы внушать какие-то опасения, и слишком мало для того, чтобы позволять себе оставить кого-то за спиной. Под конец мы просто не рассчитали — пришлось действовать так быстро, что к тому моменту, когда уже можно было принять чью-то капитуляцию, никого не осталось. Я не знал, насколько хорошо обстоят дела у Рауля, не мог слишком часто на него оглядываться, ведь одна промашка, и их могло оказаться слишком много для всего лишь одного из нас. Рауль думал так же.

— Понятно, — заключил Готье. — Надо будет намотать на ус — нельзя позволять себе оставаться в сильном меньшинстве — это чревато большими жертвами.

— Ты совершенно прав.

— А обязательно было выяснять это на собственной шее? — поинтересовался он.

— Другие жалко, — ответил я серьезно, — другие разумней.

— Похоже, у тебя для всего найдется объяснение, — проворчала Диана, но ее строгость была явно напускной, косилась она на меня просто с тревогой. — Надеюсь, вы больше не собираетесь выкидывать ничего подобного?

Я чуть вздрогнул.

— Ни в коем случае.

Диана вздохнула со сдержанным облегчением.

— А говоришь — химеры…

— Мы посмотрели им в глаза, — ответил я.

Улицу, на которую мы собирались свернуть, перегородила очередная процессия, участники которой держали в руках зеленые ветви.

— О нет, — раздраженно проворчал Готье, — надо было ехать верхом, причем прямо по головам!..

— Мир вам, братья! — выкрикивали из толпы люди с зелеными ветвями. — Храните мир Божий! Радость грядет! Нет ни эллина, ни иудея…

— Как жестоко они ошибаются, — сердито фыркнул Готье.

— Как ни странно, в них летит из окон не так много мусора, — заметил я. Мусор, конечно, летел, но как-то вяло. Без души.

— Все-таки, официальная политика, — сказала Изабелла.

— А остальные только и ждут… Давайте-ка, обойдем этот дом с другой стороны, — торопливо прибавила Диана. — Они раздают прохожим зеленые ветки, я этого не выдержу.

Мы согласились с Дианой и совершили ловкий обходной маневр, избежав встречи со слишком оптимистично настроенной процессией.

— Забудьте старые обиды! — слышали мы еще некоторое время. Все мы христиане! И католики и протестанты. Один Бог на небесах! Все мы братья! Храните мир Божий!

Улочка сворачивалась небольшим лабиринтом как раковина, в глубине которой и прятался от городской суеты дом Ранталей — не так уж далеко от набережной, с которой доносились приглушенные бодрые голоса торговцев из лавок, гнездящихся у мостов как птичьи базары на каком-нибудь атолле, и свежий ветерок, приправленный смешанными влажными миазмами, легкими и подвижными, смывающими другие обычные городские запахи. Поднявшись на крыльцо, я постучал молоточком в тяжелую дверь, укрепленную гвоздями с широкими фигурными шляпками и металлическими полосами. На мгновение в двери открылся маленький, окованный фигурным же, почти пряничным железом «глазок», а потом была поспешно отворена и сама дверь, за которой давно знакомая челядь приветствовала нас со сдержанным ликованием, а тут же оказавшийся у порога любопытный Лигоньяж, с отнюдь не сдержанным. Откровенно говоря, шумел он, рассыпая громогласные комплименты новоприбывшим дамам, куда больше чем мог вынести весь первый этаж этого особнячка.

— Поскромнее, Лигоньяж, поскромнее, — предупредил Готье, недвусмысленно побарабанив пальцами по эфесу своей шпаги, прежде чем для удобства отстегнул ее, передав слугам вместе с плащом и шляпой.

Лигоньяж из чистой вежливости героически внял, но ненадолго, не в силах справиться со своей шумной натурой. На его жизнерадостные крики уже сбежались остальные обитатели дома, не исключено, что решив сперва, что случился пожар.

Встретили нас радостно, и хоть мне было сильно не по себе, я тоже был всем искренне рад. Хотя бы уже тому, что все они здесь. И хотя бы тому, что — косвенно, это говорило о том, что они не задержались по той причине, что предвидели дальнейший ход событий. Пусть даже это не говорило о том, что они вовсе его не предвидели.

— Salve! — крикнул Бертран дю Ранталь еще с лестницы. — Хорошо, что у вас нашлось время для нас провинциалов.

— От того, что вы задержались на два дня, вы еще не сделались провинциалами, большими, чем мы, — заверил я.

Бертран рассмеялся, с самой изысканной галантностью приветствовал Диану и Изабеллу, и повел всех в уже ярко освещенные свечами комнаты, дышащие теплом и мягким воском, похожие на полные искорок куски прозрачного янтаря, где нас ожидала Жанна.

В первые мгновения, как я увидел ее, все остальное перестало для меня существовать. Я просто шагнул к ней и остановился. Пламя свечей превратилось в ее расплавленный ореол, замерцало бликами звездного света в зеленых омутах. Я увидел в них радость, и увидел, как она гаснет, сменяясь неуверенностью, растерянностью и безотчетным испугом. Без единого движения и слова. В одном только взгляде. Как описать то чувство, когда на твоих глазах умирает чудо, и ты ничем не можешь его удержать?

— Я счастлив видеть вас, — сказал я, и это было и правдой и ложью. Ее пальцы были холодны как лед, в зрачках притаился страх. Я улыбнулся и выпустил ее холодную руку с той же вежливой отстраненностью, с какой мысленно отпускал ее душу. Навсегда.