Джина Лагорио - Она и кошки

• Название: Она и кошки
• Автор: Джина Лагорио
• Издательство: «Радуга»
• Жанр: Роман
• Год: 1991
• ISBN: 5-05-002641-5

Книга признанной писательницы, автора многих романов, рассказов, очерков, удостоена одной из самых престижных в Италии литературных премий. Героиню романа — уже не молодую и очень одинокую Тоску — окружающие считают «женщиной со странностями» из-за ее неугасающего ни при каких обстоятельствах оптимизма и по-детски трогательной привязанности к кошкам. В романе рассказана грустная история о том, как доброта и открытость людям не выдерживают столкновения с жестокой действительностью.

---

Голоса звучали весело, словно этих старичков больше ничто на свете не занимало, кроме счастливого парения птиц под нежаркими лучами солнца.

Наверно, у них куча болезней, как у меня, решила Тоска и, сама не зная почему, погасила только что зажженную сигарету. Не надо, чтобы они видели, как она дымит. Стало вдруг стыдно за свой конский хвостик, за красный бантик, чересчур яркий фиолетовый свитер. Она ведь совсем из другого круга. Сколько лет отделяют ее от тех старушонок? У некоторых на голове берет или платок, непременно блеклого цвета. Однако, когда группка подошла еще ближе, Тоска разглядела, что одеты все тепло и прилично. У всех хорошие туфли, сумки из настоящей кожи. Откуда же возникшее у нее ощущение грусти? Они же все далеко не бедные, сразу видно. А щемящее чувство не проходит. Они оторваны от большого мира и похожи на седовласых школьников, которых насильно сгоняют в класс. «Старики на берегу моря» — вот от чего становится тоскливо. Интересно, сколько им лет всем вместе… На будущий год, если снова приедут сюда, кого-то уже недосчитаются. Вон того горбатенького, с кривыми пальцами коротышку наверняка загонит в могилу полиартрит. А вот этот толстяк сильно всхрапнет во сне и окочурится…

Тоска представила, как их строгие гробы парят в воздухе, зависнув во время прогулки над теми, кто дожил до следующего года. Нет, даже не гробы, а они сами, души, свободные от одежды и тел, присоединятся к старым друзьям, чтобы повеселиться вместе и подать им знак. Насколько нам известно, люди насовсем не умирают… Она, к примеру, считала, что Марио ей оставил свой голос, беззвучный, спрятанный внутри, ставший частью ее дыхания. И иногда бывает, она думает его мыслями, правда-правда. Что это может означать? Да только то, что он жив в ее сердце.

— А когда я умру, кто вспомнит обо мне, чтобы жизнь моя продлилась хоть немного?

Кто-то ей ответил, она явственно услышала:

— Те, кто тебя любил, те, с кем ты знакома — пускай даже один день или месяц. Ты ведь не из тех, кому нечего дать людям.

Но этого недостаточно. Из тех людей уже почти никого в живых не осталось.

Старички между тем неторопливо беседовали, то и дело останавливаясь. Только две пары сосредоточенно молчали: им, должно быть, слишком трудно было передвигаться. В первой мужчина поддерживал ковылявшую спутницу, зорко следя, чтоб она не споткнулась о камень. Во второй паре, наоборот, женщина почти несла на себе дряхлого старичка и тоже смотрела под ноги за двоих. Какая-то пожилая женщина время от времени покачивала головой, слушая подругу. Может, они говорят о детях. Вдовы, наверное, приехали сюда немного скрасить одиночество. Самому высокому мужчине, скорее всего, перевалило за семьдесят. Вот все его обступили, и он усиленно жестикулирует. Ветер донес обрывки слов. Акцент не оставлял никаких сомнений: они — туринцы и говорят о «Ювентусе».

С ними поравнялась девушка, ведущая на поводке коккер-спаниеля. Низенькая, но плотная, в обтягивающих джинсах. Высокий старик тут же прервал свою речь, чтобы проводить ее глазами. Послышалось дружное хриплое хихиканье: у всех у них связки уже задубели от курения, болезней и возраста. Ишь, ехидничают, старые похабники! Должно быть, высокий отпустил девчонке не слишком приличный комплимент. Ничего не поделаешь, секс никогда не умирает. Но почему ей претит это зрелище? Она ведь тоже любит посмотреть на юных и красивых, вспоминая себя при этом. А им, что ли, нельзя? Разве у стариков меньше прав, чем у молодых? Нет, она их защищает, чтобы заглушить в себе омерзение. Ни одной женщины, все какие-то старые калоши! А мужики еще почище: сами глухие, а туда же, на девочек заглядываются! Нет, милые мои, в вашем заповеднике сезон уже кончился!

Тоска с трудом поднялась. На себя бы лучше посмотрела, старуха! Она всегда себя корила за бесчеловечность. Сусанна и старцы… Марио рассказывал ей много историй из Библии, и некоторые она запомнила слово в слово. Вообще-то муж толковал их по-своему. К примеру, он не винил двух мудрецов за необузданные желания, но осуждал их за клевету, когда те обвиняли Сусанну в грехе, который сами хотели сотворить с ней. «Когда молод, — говорил он, — тебе все позволено. Никто и не удивится, если ты смотришь с вожделением на красивую женщину. Наоборот, все улыбаются, ободряют, не говоря уж об объекте твоего внимания: она тут же хвост распустит. А у стариков, кроме желаний, ничего больше и не осталось. Их же за каждый взгляд еще осыпают бранью. А по-моему, — говорил он усмехаясь, и Тоска всякий раз чуть-чуть сердилась на него, казалось, он над нею подшучивает, — мужчина всегда мужчина, даже в старости…»

Марио умер слишком рано и никогда не узнает, прав ли он был, когда говорил о старости. Хотя он на своем веку, безусловно, многое в жизни понял.

Вот она часто задумывалась о несправедливости этой гибели. А может, так и надо, чтоб человек узнал и совершил ровно столько, сколько ему было отпущено.

В углу сада она высыпала из сумки камни. Разбросает их как-нибудь в другой раз. На сегодня достаточно и наработалась, и надышалась. Солнце не смогло победить сырость: чувствуется ломота в суставах. Дома дала животным воды и печенья, чтоб не мяукали. Огляделась: окна опять грязные — что ты будешь делать с этим соляным налетом? Рук не хватает оттирать, да и пол не мешало бы хорошенько помыть. Но она так устала! Упала в кресло перед телевизором и закрыла глаза. Убраться и приготовить еду для кошек она еще успеет. А сейчас немного отдохнет… спать не будет, просто поговорит с Марио и поразмышляет о тех стариках на пляже… Может, старость и не такая уж грустная штука. Одиночество — вот что ужасно. Никто не позаботится, даже стакан воды не подаст, если вдруг схватит сердце. Ее передернуло, никак не могла расслабиться. Рядом стояла купленная вчера бутылка вина; в ней уже осталась половина. Налила стакан и жадно выпила. В пустом желудке забулькало, но вскоре тепло разлилось по телу и хмель ударил в голову. Она испугалась, что не устоит на ногах, и снова плюхнулась в кресло. Уныние, охватившее ее на берегу, как-то неожиданно улетучилось, лопнуло как мыльный пузырь. Она медленно, с наслаждением допила остатки: какое блаженство хоть ненадолго обрести покой! Вот так и умереть приятно, как будто улетаешь ввысь вместе с чайками. Тоска вспомнила разговор с Тони о переселении душ. Интересно, что достанется мне — животное, растение или опять человек… Она уже забыла древний закон, который объясняла ей соседка. Кажется, она ответила Тони, что хотела бы перевоплотиться в бугенвиллею, но сказала просто так, для поддержания разговора. Вовсе не хочется снова оказаться запертой в саду своего одиночества. Наоборот, хорошо бы вырваться на свободу, вдохнуть соленый морской запах, зажмурить глаза от слепящего солнца. Забыв обо всем на свете, она парила бы в небесной синеве, торжествующе расправив крылья. А рядом летела бы другая чайка, побольше, и время от времени слегка касалась ее крылом. Чудесное перевоплощение, подумала Тоска. Рука бессильно свесилась вдоль тела, стакан выскользнул, но не звякнул, потому что зимой она стелила под кресло солдатское одеяло Марио, которое он сохранил в память о войне.

8

Мастер наконец пришел, починил телевизор, и Тоска теперь могла отлучиться в город. Она решила поехать в тот день, когда у кондуктора выходной (он сам ей об этом сообщил). Про разговор с ним она почти и не вспоминала, но какое-то смутное ощущение неловкости осталось. В Ассоциации ей набросали черновик ответа, который она потом переписала начисто в холле центрального телеграфа и тут же отправила заказным письмом. Время шло к полудню, и самые срочные дела были уже сделаны. Есть, как всегда, не хотелось, правда, тот недавний случай, когда чуть Богу душу не отдала, обошелся без последствий. Она гуляла под старыми городскими портиками и спрашивала себя, нравится ли ей тут и стоит ли спешить домой. Самый обычный город — ни красивый, ни безобразный — не вызывал у нее особенных эмоций, как любое место, где оказываешься по необходимости, скажем магазины.

Но сегодня ее так и подмывало здесь задержаться. Можно пойти в ресторан, потом в кино, наконец, снять номер в гостинице и отдохнуть, окунувшись в другую жизнь. Она уж и не помнила, когда в последний раз предъявляла удостоверение личности или мылась не в своей ванне. Хорошо, а что же дальше? И глазом не успеет моргнуть, а полпенсии как не бывало. Потом, чтоб дотянуть до конца месяца, придется снимать со счета. Обычно эта мысль ее пугала, теперь же было все равно, даже развеселилась. Подумаешь, кто-то же заботится о похоронах неимущих! Но ночевать — ни за что! В памяти возникли симпатичные мордашки Фифи и братьев. Они теперь ведут себя как самые настоящие домашние животные: приходят домой вовремя, по вечерам не мешают смотреть телевизор. Как же их бросить на всю ночь! Вот если бы предупредила заранее, тогда другое дело. Им очень легко дать понять, что она задержится дольше обычного: достаточно поставить на кухне еще одну миску с едой и перед самым уходом насыпать в ящик свежего песку. Но она этого не сделала, и троица, наверно, уже ждет, волнуется, вернувшись домой к обеду.