Шолом Алейхем - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Шолом Алейхем
• Издательство: Литагент «Стрельбицький»f65c9039-6c80-11e2-b4f5-002590591dd6
• Жанр: Классическая проза

В эту книгу вошли вошли три знаменитых произведения классика мировой литературы Шолом-Алейхема. В своих книгах автор в неповторимом стиле, с искрометным юмором, а иногда и горькой иронией рассказывает зачастую не выдуманные истории о тяжелой и часто беспросветной жизни простых евреев: о не прикрытой нищете, тяжелом труде, надеждах на лучшее будущее, чистой любви и безмерной грусти. «Прочитал, смеялся и плакал», так сказал М. Горький после прочтения «Мальчик-Мотл» Шолом-Алейхема и так можно сказать о любом произведении этого гениального автора.

---

День давно погас. Солнце закатилось. На небе зажглись звезды. Выплыла луна… Наши юные герои, Лейбл Рафалович и Рейзл Спивак, все еще сидели и говорили, говорили. Они вспоминали Голенешти, еврейский театр, «Божью улицу», пожар, блуждающие звезды…

Эпилог Письма

1. Меер Стельмах – своему другу

«Так-то, брат! Не спрашивайте, почему и как. Так уж, видно, создан белый свет. Ничего не попишешь. Но если уж расходиться, то разошлись бы хоть по-настоящему, – и делу конец! Бывает, брак расстраивается, – что поделаешь? Так нет же! Брак расстроился, а друзьями остались. Да еще какими друзьями! Друзья друзьям рознь. Письма шлют друг другу каждую неделю. И не с одной только Розой переписывается мой сын, но и с ним, с ее земляком, с этим Рафалеско. С тех пор как Гриша и Рафалеско познакомились, между ними завязалась такая дружба, – водой не разольешь. Душа в душу живут. А уж до чего уважают друг друга, как высоко ценят, – и не говорите! Словом, «любовь», ничего не попишешь! Ну, что скажете? Все это бы еще с полбеды. Как говорят у нас: тебе любо, – и мне мило-дорого. Но ведь срам-то какой! Стыдно людям на глаза показаться. А кто виноват, как не я сам? Когда б меня тогда не угораздило повести их в еврейский театр на бенефис Рафалеско, ничего подобного не случилось бы… И в довершение всех бед надо еще набрать полон рот воды и – ни гу-гу! Пикнуть не смей! Послушали бы вы, какие сплетни ползут кругом. Поговаривают, например, будто у Розы с этим молодцом Рафалеско – давнишний роман, и тянется он якобы бог весть сколько лет, чуть ли не с детства. Не сегодня-завтра у них, слышно, свадьба будет… Рассказываю об этом Грише, – он только смеется. «Ерунда! – говорит. – Роза никогда не выйдет за Рафалеско! Слышишь? Никогда!» Изволь-ка разобраться в этакой кутерьме. А тут, что ни день, доходят до меня новые сплетни и небылицы. Поверите, и слушать тошно. И без того на сердце кошки скребут, а тут приходят к тебе люди и сыплют соль на свежие раны… Когда будете мне писать, пишите по лондонскому адресу, как до сих пор. Извините, что я морочу вам голову. Выскажешь, знаете ли, другу все, что на душе, и кажется, будто легче стало.

Ваш растерянный и ошеломленный друг, озлобленный на весь мир,

Меер Стельмах».

2. Шолом-Меер Муравчик – Альберту Щупаку

«…Вот тебе пятьдесят целкачей, и наплевать мне на тебя с высокого этажа. Я теперь, слава тебе господи, в состоянии и сам одолжить тебе пятьдесят целкачей, если ты нуждаешься в деньгах. И с тем сообщаю, что твоя канторская дочка с ума спятила, с жиру бесится и обеспечила себя сразу двумя женихами, а теперь и сама в толк не возьмет, с кем раньше идти под венец. Послушайся она моего совета, она бы вышла за обоих сразу, потому этот Стельмах набит деньгами, а второй жених, я тебе уже писал, это паренек из Голенешти по фамилии Рафалович, который теперь называется священным именем Рафалеско, очень высоко летает, потому что американцы переманили его к себе в английский театр и осыпают червонцами с головы до ног. И еще сообщаю, что у меня покуда никакого дела нет, я подыскиваю себе театр, то есть не театр, а театрик для водевилей, и если бы за сходную цену подвернулся такой театрик, я бы его снял и стал бы делать хорошие дела, хотя еврейский театр в Америке, скажу тебе откровенно, в последнее время чуточку испортился, потому начали выписывать из Берлина лучших немецких актеров и платят им, сколько влезет, черт бы побрал Колумба с его Америкой! Но пока суд да дело, я надеюсь, можно еще иметь успех в Америке с твоими песенками, а потому я пишу тебе, Альберт, если хочешь, плюнь на свои дела в России и приезжай сюда, будем работать за компанию, а не хочешь, – пропади ты пропадом, хоть живым сквозь землю провались!

С полным высоким уважением

Шолом-Меер Муравчик.

Главное забыл. Только что узнал такую новость, что как услышишь, лопнешь на месте. Ты только послушай, что может случиться. Помнишь ведь нашего Гоцмаха, – я тебе уже писал о нем из Лондона, – так вот, задумал он, этот Гоцмах, и взял да ножки протянул, – ни пуху ему, ни пера! – и оставил сестрицу, Златкой зовут. Настоящая куколка, скажу тебе, хоть и с маленьким изъянчиком. Я, знаешь ли, очень на нее рассчитывал, чуть-чуть не стали мы с ней женихом и невестой, и вдруг на вот тебе такая история: она, рассказывают, выходит замуж совсем за другого. Угадай, за кого? Будь ты хоть о десяти головах, никогда не отгадаешь, дудки, брат! Как раз за этого молодчину Рафалеско, чтоб ему сгинуть! И кто, думаешь, очень уж распинается за нее, за сестрицу Гоцмаха? Все она, эта самая Рейзл, твоя канторская дочка, настоящая сумасбродка, дай мне боже столько счастья и удач. Ну, разве можно было ожидать такого удара? Ну, сам скажи, разве тебе не лучше было бы похоронить себя живьем в землю на девять локтей в глубину, подобно библейскому Кораху, как от души желает тебе с полным высоким уважением

Шолом-Меер Муравчик».

3. Брайнделе-козак – Генриетте Швалб

«…И напишите мне, душенька, подробно обо всем, как вам там живется на новом месте, в Йоганесбурге. Надеюсь, у вас все олл райт, потому что у вас, не сглазить бы, всего вдоволь, – чего вам не хватает? Все говорят, что он – крупный миллионер и накупил вам столько алмазов и брильянтов, что один Рокфеллер мог бы себе позволить такую роскошь. Не можете себе представить, как меня все это радует, потому что никто так не может вам сочувствовать, как я. Не знаю я, что ли, сколько вы, бедненькая, натерпелись от своих братьев? Даже в последние годы, когда вы стали уже прилично зарабатывать и были человеком обеспеченным, они вам немало крови испортили, один своею грубостью, а другой – своими тонкими уколами. Я не хочу отзываться о них дурно – они вам, как-никак, братья. Но, право, они не стоят вашего мизинца. Мне нет надобности льстить вам, а хулить их я тоже не хочу. Но, поверьте, я бы их обоих не взяла в обмен на один ваш ноготок. А о вашем Нисле с его сладенькими речами и вечными клятвами и говорить не хочется. Бог бы с ним так рассчитался, как честно и добропорядочно он поступил со мной. И всем мужчинам, владыко небесный, пошли такую долю, какую они заслуживают, а его, господи, покарай в первую очередь. Да он, собственно, если хотите, уже получил по заслугам. Слыхала я, что ваш братец, Нисл то есть, очень бедствует, до того нуждается, что не приведи господь. За что только он не брался после того как «коммуна» распалась, какие только комбинации не выдумывал! И все у него пошло кувырком. Теперь у него новая комбинация. Бог весть откуда откопал он человечка, у которого имеется картонная модель древнего храма Соломонова. И вот уж он расклеивает по всему Нью-Йорку афиши, и, разумеется, прогорит на этом деле совершенно так же, как на всех своих комбинациях. Господь бог уж с ним расплатится и за вас, и за меня, и за весь народ израильский. Ваш брат Изак по сравнению с ним – золото, хоть он тоже хорош, нелегкая его возьми. Низкая душонка! Послушать, что он говорит о вас, так, ей-богу, уши вянут. Он говорит, например, что вы себя продали за деньги, что ваш муж торгует… я даже не хочу повторять его слова. И все из-за чего? Из-за этих презренных долларов. Я бы вам посоветовала: пошлите ему несколько долларов и заткните ему глотку. Тут ведь, знаете, никто не поможет, хоть ложись да помирай. Кто на него обратит внимание? «Ломжинский соловей»? Черта с два! Или, может, она, рыжая канторша? Чтоб ей так жить на свете! Она уже скинула с головы свой рыжий парик и теперь стала настоящая миссис. Шутка ли, ее дети, говорят, лопатами золото загребают. Эта Америка, скажу я вам, – что лихорадка: схватит кого и уж не выпустит. Кто бы мог подумать, что ломжинский кантор, приехавший сюда с целой оравой голодных ртов, так быстро пойдет в гору, что его здесь прямо-таки озолотят. А совести у него, у этого кантора, не больше, чем у разбойника с большой дороги. Вашим братьям не выклянчить у него и полцента, хоть в ноги ему кланяйся. Чего вам больше? Мистер Кламер, который так издержался на эту семейку, пока привез ее в Америку, с трудом достал деньги на обратный проезд в Лондон. И знаете, кто одолжил ему деньги на дорогу? Будь вы семи пядей во лбу, не угадаете. Представьте себе, бездельник Муравчик, тот самый, что свел эту милую парочку – вашего бывшего жениха с той певицей, которая нынче до того нос задрала, что сам черт ей не брат. С первым женихом, со Стельмахом, она, слава тебе господи, уже разошлась, да еще с каким скандалом! Стельмах-отец, говорят, хотел с ней даже судиться, но сын не допустил. Все мои беды на их головы! Насколько это так и есть, не знаю. Так люди рассказывают. За что купила, за то и продаю. У их изголовья я не стояла… Ну, а с другим, с вашим то есть, она уже тоже успела разделаться и, как говорят, на веки вечные. По слухам, у них был очень крупный разговор. И знаете, из-за кого? Из-за Златки, сестрицы Гольцмана. Откровенно говоря, я тоже к этому делу руку приложила. Я написала Розе письмо и открыла ей всю правду, рассказала все, что мне удалось выведать у этого афериста Муравчика насчет романа Рафалеско с сестрицей Гольцмана. И хоть я не удостоилась чести быть принятой ею, мне все же известно, какая после этого каша заварилась… Я узнала, например, что Роза самолично посетила сестрицу Гольцмана Златку и налюбоваться не могла на «святого младенца», которого Златка прижила с Рафалеско…