Михаил Попов - Тьма египетская

• Название: Тьма египетская
• Автор: Михаил Попов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-2906-4

Древний Египет. XIII век до н.э. — «белое пятно» в истории великой цивилизации. Гиксосы (цари пастухов) — таинственный народ-орден, явившийся из азиатских песков и захвативший страну фараонов на 200 лет. Роман известного писателя Михаила Попова — это история грандиозного восстания против тёмного владычества пришельцев-гиксосов. Читателя ожидают дворцовые интриги, кровавые сражения, тайны древних храмов, любовь и смерть на берегах вечного Нила!

---

За спиной у него стояли толстяк Тнефахт и главный лекарь. Вид у обоих был невесёлый. Они оба неплохо изучили своего повелителя и ожидали скорой и сильной грозы. И князь не обманул их ожиданий. Он вдруг со всего размаху ударил по тарелке, выбив её из лапок карлицы, отчего та, робко взвизгнув, отскочила. Каменная посудина, ударившись о мозаичный пол, раскололась. Бакенсети повернулся к советнику и лекарю, замедленно помахивая испачканной рукой:

   — Твоё средство не действует. Я такой же, как и месяц назад. Ничего не изменилось.

Нахт опустился на колени и быстро забормотал:

   — Я всё сделал как надо, повелитель. Всё, как написано в руководстве, не отступил ни на волос. Я собрал метёлки сочевичника и хелбы, я их высушил, обмолотил и отделил плоды от шелухи в рассветный час. Я растёр плоды и шелуху строго в равных частях и замесил тесто. Я выпарил воду, измельчил в порошок и снова замесил, я нагревал лепёшки на большой сковороде, постепенно увеличивая огонь, пока не выступило масло. Я собрал масло, очистил его тремя способами, осветлил его и слил в обсидиановый сосуд. Именно так и написано в присланном трактате.

   — Но тогда почему не пропали вот эти бурые пятна на лбу, почему морщины не разглаживаются?!

Нахт упал лбом в пол. Было понятно, что больше ему сказать нечего. Бакенсети обратил взгляд на толстяка. Тот заговорил так же быстро, как перед этим лекарь.

   — Уже посланы гонцы в Аварис к смотрителю царской библиотеки. Мне стало известно о том, что тамошними учёными мужами составлен новейший трактат «Как привлечь молодость в состарившееся тело». Мысль человеческая не создавала средства лучше, чем то снадобье, о котором там толкуется.

   — Когда его доставят?

   — Через неделю.

   — Ты указал, что средство требуется не мне, но моей жене?

Визирь поклонился:

   — Конечно, величайший.

   — Я не хочу, чтобы обо мне в Аварисе болтали невесть что.

Бакенсети прошёлся по комнате. Подгоняемые его сердитым взглядом карлики выкатились вон.

   — А если не поможет?

Визирь и лекарь молчали, думая, что господин, по своему обыкновению, разговаривает сам с собою. Они ошибались.

   — Я говорю — а если и этот новый бальзам не поможет, что тогда?!

Нахт залепетал:

   — Лучшие умы... три полных года... из всех стран и пределов...

   — Да, я знаю, что в Аварисе собраны все первейшие знатоки природы вещей и трудятся они под присмотром, дабы не подметалась в их поиски тёмная колдовская грязь, и трактат они составили наилучший, но вдруг не произойдёт чудо, и молодость ко мне не вернётся?! Что вы молчите, неужели нет никаких других средств?

Нахт тихо покашлял.

   — Что, всё-таки есть?!

   — Не знаю, как и сказать.

   — Говори прямо и быстро, ибо терпения у меня ещё меньше, чем времени.

   — Есть вавилонские лекари, они уничтожают морщины.

   — Мазями, купанием в крови девственниц, ежовым массажем?

   — Нет, господин, ножом.

Бакенсети даже подпрыгнул и поглядел на своего лекаря.

   — Объясни.

   — Они делают надрезы очень острым ножом здесь и здесь, потом притягивают кожу и пришивают тонкими нитками из оленьих жил. Морщины разглаживаются. Лицо становится молодым, как и за десять лет до этого.

   — И всем помогает?

   — Всем, господин. Всем, кто не умер.

   — И многие умирают? Что ты молчишь?

Нахт тяжко вздохнул:

   — Многие, господин. Почти все. Голова распухает, всё тело охватывает жар... Но те, кто не умер, живут дальше молодыми красавцами.

Тнефахт ждал в этом месте вспышки ярости от князя — что ты, мол, мне предлагаешь! — но Бакенсети, наоборот, задумался. Прошёлся по комнате, хрустя обломками разбитого сосуда.

   — Почти все. Нет. Не годится. — Повернулся к визирю: — А тот маг, из Нахарины? Ты говорил, он творит чудеса.

   — Зная, что владетель Авариса не одобряет всякого рода колдовство, я...

Бакенсети махнул на него рукой:

   — Главное, чтобы помогало. Доставь его ко мне, а если... я сам всё объясню царю.

   — Апоп велик, — пробормотал лекарь, всё ещё прижимаясь лбом к полу.

Князь не повелел ему подняться, ещё не простил.

Тнефахт покосился на лежащего и осторожно произнёс:

   — Но зачем нам ждать мага из далёкой Нахарины, кроме того, можно ли доверять митаннийцам? Не пришлют ли они отравителя вместо мага?

Князь поглядел на него исподлобья:

   — К чему ты ведёшь?

   — В свите вашего брата, великого жреца Амона-Ра Аменемхета, прибыл волшебник, неизмеримо превосходящий нахаринского.

Бакенсети выжидающе сел на скамью.

   — Это Намун, величайший из магов Куша, его слава в странах, что лежат южнее порогов, ни с чем не сравнима. У нас его зовут Хека, по имени бога чудес. Он происходит из рода лесных колдунов и все тайны чёрных народов унаследовал вместе с кровью отца и деда. Кушитские дикари не знают богов, а поклоняются лишь духам. Они неизмеримо отстали от народов просвещённых, но колдуны их наделены какой-то особенной тёмной силой. Намун-Хека жил уединённо в заброшенном лесном святилище и не шёл ко двору ни одного правителя, и принудить его было нельзя, ибо он мог становиться невидимым, обращаться в бегемота и шакала по первому своему желанию. Какой хитростью великий жрец Аменемхет заманил его в Фивы, сказать по правде, мне неизвестно. Многое из того, что рассказывают об этом колдуне, наверное, сказки, но одно достоверно — он умеет превращать человека в мертвеца, а затем возвращать его в число живых.

   — Для чего это надобно?

   — Для лечения. Он так обманывает болезнь. Она думает, что уже убила человека, раз он не дышит уже три или четыре дня, и уходит из тела, а он, дав выпить особого снадобья как бы мертвецу, оживляет его уже здоровым. Сделать из зрелого человека свежего юношу, мне кажется, легче, чем из мертвеца сделать живого. Владеет Хека ещё многими умениями, но я думаю, что по большей части это россказни невежественных бедняков.

   — Что же он сейчас не превратится в шакала и не сбежит на волю от моего брата?

Тнефахт пожал плечами:

   — Мне не дано знать всего.

Князь потёр виски. Известие его скорее озадачило, чем обрадовало. Он несколько раз тяжело вздохнул. И поинтересовался, не видать ли следов приготовления к отъезду в окружении брата. Очень уж странным и неуместным выглядит визит в Мемфис фиванского жреца в эти предновогодние дни.

Не посмотрит ли косо Аварис на всё это? Конечно, там знают, что меж братьями пролегла непреодолимая пропасть, но, может быть, жрец в тупом безумии своём надеется, что Мериптах станет мостиком через неё?

   — Кстати, как он себя ведёт?

Толстяк поспешил успокоить своего господина. Территории дворца мальчик не покидает, он послушный сын, приказ отца для него — стена. Правда, Мериптах расстроен из-за того, что лишился большей части своих забав и даже возможности посещать «Дом жизни».

   — Если мальчик не может ходить к учителю, пусть учитель придёт к нему.

   — Рад сообщить господину, что всё уже устроено. Птахотепу было велено прислать учителя для княжеского сына, и учитель уже во дворце. Он, Тнефахт, внушил ему его особую роль — не столько заниматься цифрами и фигурами, сколько следить за гем, чтобы мальчик не совершил побега. Теперь их всё время можно видеть рядом. Учитель даже спит с мальчиком в одной спальне.

   — Я слышал, он однорукий?

   — Он однорукий, но надо надеяться, что не двоедушный, — поклонился толстяк.

   — Не пытался ли фиванец выманить мальчика за ограду или просто похитить?

   — Уже три дня миновало с того момента, как сын князя взят под мягкую охрану и окружён незаметным вниманием, но ничего подобного не замечено. К тому же, как правильно подмечено господином, — он однорук.

Да, кивнул Бакенсети. Но его злит и волнует то, что Аменемхет не уезжает. Значит, на что-то надеется. Интересно даже, для чего ему может быть нужен мальчишка? Хочет сделать из него жреца?

Тнефахт осторожно заметил, что, наверное, сегодня это выяснится. Великий жрец прислал человека с известием, что собирается навестить княжеский дворец для разговора с правителем Мемфиса. Визирь продемонстрировал господину папирус, завязанный красной лентой.

Бакенсети тихо выругался. Мало чего на свете он так не хотел, как этой встречи. На два ритуальных запроса из окружения Аменемхета, не желает ли князь принять великого жреца Амона-Ра для важного разговора, было отвечено, что счастлив был бы, но никак не может, мешают предпраздничные хлопоты и срочные государственные дела.

Прибыл с пастырским визитом, так пусть и водит разговоры с Птахотепом и другими святошами, злорадно думал младший брат о старшем. Но этот решительный и неукротимый Аменемхет (зачем он стал жрецом, ему бы разбойничать в пустыне) решил, ломая все рамки приличий и обыкновений, пойти в прямую, незамысловатую атаку. Если его процессия явится к воротам дворца, не впустить будет нельзя. Сбежится полгорода, пойдут разговоры. Кроме того, сегодня вечером он ждал с визитом «царского брата» вместе с начальником мемфисского гарнизона. Очень будет удобно, если под кровом дворца князя Бакенсети сойдутся такие гости. Как истолкует такое совпадение этот пасмурный убийца Мегила? Он вхож к царю в любое время дня и ночи. Одним лишь зловредным докладом он может нанести опасную рану образу добронравного мемфисского правителя. И даже старинные, особые отношения, что связывают его, Бакенсети, с царём, могут пошатнуться. На расстоянии и со временем всё ослабевает. Слишком, слишком хорошо князь чувствовал это в последние годы.