Франс Силланпяя - Люди в летней ночи

• Название: Люди в летней ночи
• Автор: Франс Силланпяя
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-280-01730-2

В сборник произведений классика финской литературы, лауреата Нобелевской премии Ф. Э. Силланпяя (1888–1964) вошли его романы «Жизнь и солнце», «Силья. Усопшая юной, или Последний побег старого родового древа», «Люди в летней ночи», ряд рассказов. Главное место в них занимают взаимоотношения мужчины и женщины, окрашенные языческим утверждением торжества любви как высшего закона природы. Писатель тонко анализирует душевные и физические ощущения героев, попавших во власть чувства, несущего одновременно и радость и боль.

Наиболее известен роман «Силья» — пронзительная история недолгой, но яркой жизни и любви рано осиротевшей наследницы некогда богатого, но потом вконец разорившегося рода.

Фоном повествования предстает природа Финляндии и деревенский быт с его сочным колоритом.

---

Хозяин ждал, луна стала спускаться.

Телефон зазвонил внезапно. Что это? Небось шалят те, отправившиеся в город.

Но оказалось иное. Из села звонила служанка общинного врача. Она говорила подробно и бестолково, но хозяин Телиранта, и не задавая вопросов, понял, что врач уехал осматривать какого-то мужика, раненного финкой, а может, уже и умершего, там была драка между сплавщиками…

— Ну и что?

— А то, что он нужен еще где-то за озером, в Сюрь… Сюрьямяки… поскольку тамошний хозяин не достал акушерку…

— Я понял. Задержу доктора здесь и доставлю его через озеро в Сюрьямяки.

Хозяин Телиранта приободрился, будто ему предстояло отправиться в путь по какому-то приятному делу. Когда мать, старая хозяйка, появилась на крыльце своей половины и выказала все усиливающуюся озабоченность, сын сказал ей лишь:

— Можете спать спокойно, утром все узнаете.

28

Ялмари Сюрьямяки, погоняя уставшую лошадь, как мог, добрался наконец до дома врача. Он не воспользовался звонком на притолоке двери в приемную, а по обычаю, унаследованному от предков, нашел дверь кухни и принялся колотить в нее. Ночь была тихой, поэтому он расслышал какое-то шушуканье в доме, но никакого движения за дверью в ответ на его стук не последовало. Ялмари догадался, в чем дело, — служанка была не одна. Он снова принялся колотить в дверь и добился-таки, что находящиеся внутри перестали шушукаться и наконец шевельнулась занавеска на окне. И сразу же затем в приоткрывшейся двери появилась женщина.

— Доктора нет, он в Маханале, перевязывает раненого ножом. Тот небось уже и мертвый, но он все-таки поехал, раз за ним прислали…

Ялмари становилось все яснее, что усилия его оказываются тщетными, а мучения продолжаются и усиливаются. Он постарался насколько можно лучше объяснить этой служанке, в чем дело и как он сегодня наездился. Голос его почти дрожал — и лошадь, стоявшая тут же, беспокойно всхрапывала.

Но не зря девушка-служанка была родом из этого села, и не зря она уже два года находилась тут в услужении у доктора. Решение ее было ясным и простым.

— Ведь к вам туда надо добираться на лодке от Телиранты?

— Верно, оттуда и нынче, сегодня именно перевозили…

— Я позвоню в Телиранту и попрошу, чтобы там задержали доктора, когда он будет возвращаться, и направили его через озеро к вам… Да-а, так-то оно так, но если ему понадобятся щипцы, так у него их нет с собой… Я могу дать их вам… Только тогда уж вам обязательно надо ехать так, чтобы встретить доктора в любом случае, если он поедет не через Телиранту, чтобы щипцы не остались у вас. Погодите-ка, я сперва позвоню и потом положу щипцы и усыпляющее в саквояж.

Это дело разгорячило служанку, и она заговорила о таких неведомых Ялмари вещах, которые лишь усилили его страх, что с Хильей может случиться что-то ужасное. Ялмари даже стало казаться, будто, стоя здесь и разговаривая с этой женщиной, он тем самым как бы истязает горемычную Хилью — отсюда, на далеком от дома расстоянии.

Служанка скрылась в глубине докторского жилья, и тут же из двери кухни вышли два местных парня невзрачного вида. Они-то и шушукались только что там с этой девушкой, но теперь, услыхав все, о чем тут говорилось, сочли свое положение неловким и ушли. Возможно, отправились проситься в какую-нибудь еще кухню деревни, если им не показалось, что хватит заниматься такими делами. Расстроенный деревенский мужик вызвал у них взрыв смеха, хотя причину его растроенности они знали.

Служанка отсутствовала, по мнению Ялмари, целую вечность, но наконец вернулась, неся небольшой саквояж. Повторяя предостережения, она вручила саквояж удрученному мужчине.

— Хозяин Телиранта обещал перехватить доктора, когда он поедет там мимо. Теперь вам обязательно надо ехать в Телиранту…

И вот уже Ялмари Сюрьямяки опять в дороге — теперь с таинственным саквояжем, который казался ему сгорбившимся на дне повозки привидением. Ялмари казалось, будто ему самому досталось везти и доставить домой судьбу Хильи, его несчастной Хильи. Его угнетало, что какие-то силы гоняют его сегодня всю ночь туда-сюда, а от него ничего не зависит. Еще ловя эту лошадь, он уже предчувствовал что-то подобное — и затем действовал, действовал, только действовал, хотя и знал, что все тщетно. Шла уже вторая половина ночи.

29

Салонен и Пуоламяки, сопровождаемые Хейноненом, пошли к Кортсаани звонить лекарю. Кортсаани — пожилые и серьезные по характеру люди — лишились из-за этого сна, столь необходимого им, чтобы набраться сил к начинающемуся с утра сенокосу.

Нокиа все еще оставался в том, похожем на экстаз, состоянии, в которое он впал, поняв, что совершил убийство. Примитивный Пуоламяки, вышагивая рядом с ним, время от времени поглядывал на него, но уже не с восхищением, а как-то иначе… В этом юном товарище по работе на сплаве было теперь и для него, лучшего друга, что-то пугающее. Глаза Нокии сверкали как-то по-особенному, и говорил он дергаясь, а иногда принимался тихо, себе под нос, напевать, но и в этом тихом пении звучали угроза и умысел.

— Если я убил мужика, такая, значит, жестокая моя судьба. Была ли благословенна Богом та вода струй Нокии, которой мать моя однажды омыла этого бесшабашного сына своего… Но ты, Матти, и сам видел, что сначала он ко мне задирался, так что и виноват в этом он, а не я… И не допер старшой, черт его побери, сразу отправить за доктором… Словно он что-то из себя представляет, ублюдок однорукий… Лекарь должен приехать, уж этот парень его привезет… Ох, мамочка-золотко, сын твой, тобой рожденный…

И завершало все это усердное бормотание: «Рабом этого мира, терпеть нужду. В определенных местах он визгливо подвывал.

— Видал ли ты, Матти, когда-нибудь, чтобы мужик так упал от удара финкой?

— Нет, чтобы так чисто упал, я-то не видывал, но однажды я видел, как хозяин из Ваттинена ударил вот сюда, в левое предплечье, какого-то незваного гостя, и у того была лишь длинная царапина, а крови натекло, словно бычку горло перерезали, незваный гость стал мертвецки бледным, а лекарь сказал, что если бы кровь текла еще минут десять, то его помощь больше не потребовалась бы. Бешеный был мужик этот Ваттинен — однажды еще…

— Плевать мне на твоего Ваттинена и его дела… Теперь пойдем будить Кортсаани. Эй, хозяин, есть ли кто дома? Человекоубийца пришел! (Эти слова потом приводились в суде, и ленсман сильно нажимал на них.)

У хозяина Кортсаани — низенького и сухощавого — нос был с горбинкой, а волосы всегда старательно расчесаны на пробор. Человек он был старомодный и, несмотря на дальнюю дорогу, чуть ли не каждое воскресенье ездил в церковь. Такой же была и жена его. В их доме и днем-то покой нарушался редко. Из одного времени года в другое, из года в год они могли спокойно поддерживать связь с землей и небом и со всем, связанным с ними, с тем, в чем, по их понятиям, были перемешаны справедливым образом суровость и душевная теплота грубость и нежность, — все то, что составляло для них знакомое еще с туманных детских лет понятие — Бог, хотя сами они об этом так никогда не рассуждали.

— Убийце сюда хода нет, — сказал хозяин пытавшимся войти мужчинам. Он умел настоять на своем, хотя и был старым и сухощавым. Сам он никогда не обивал ничьих порогов.

— Но мы-то, хозяин, войдем, дело уж точно подлежит волостным властям. Перво-наперво нам нужен телефон, затем лошадь, чтобы лекаря привезти, — говоря это, Нокиа пытался пройти в дом мимо хозяина, но тот, не раздумывая, схватил парня за грудки и, тяжело дыша от натуги, сказал немного визгливым, старческим голосом:

— Ну… нет… не войдешь… коль я сказал. Тут можешь говорить.

Как ни странно, старику удалось сдержать разгон Салонена. Остальные стояли рядом, но не вмешивались.

— Неужто хозяин не понимает, там человек, которому лекарь требуется — он малость задирался ко мне, ну я и ткнул его ножом — но лекаря я ему привезу, хотя бы из Кивеннапы, черт побери!»

— Не выражайтесь, тут спит пожилая женщина!

— Простите, пожалуйста! («Странный человек этот Нокиа, — подумал Пуоламяки, — и делается все страннее: с поклоном, не дурачась просит прощения!») Женщине всегда покой и уважение. Я про нее не вспомнил, но теперь-то небось хозяин понял, что дело срочное. Дайте нам лошадь, могу и я наперед заплатить, господи… — И он полез в карман за бумажником. — Только прежде нужно позвонить, дома ли тот господин. И скажите ему: заплатят что положено.

— Ну, стойте тут, и чтоб без глупостей, я пойду звонить.

30

Хилья Сюрьямяки — Ялмарина Хилья, как ее еще называли (а мужа ее называли Хильин Ялмари), была и «на старости лет» здорова телом и бодра духом. Хозяйка Телиранта уже давно поняла, что ребенок может появиться на свет гораздо раньше, чем Ялмари — этот недотепа — успеет привезти сюда какую-нибудь подмогу. Когда схватки у Хильи участились, хозяйка послала ее старшую девочку за этой Альвийной, чтобы хоть кто-то был в помощь. Но и сама она не собиралась уходить до тех пор, пока положение не прояснится.