Жак Безье - Тень деревьев

• Название: Тень деревьев
• Автор: Жак Безье
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Поэзия
• Год: 1969

Илья Григорьевич Эренбург (1891–1967) — выдающийся русский советский писатель, публицист и общественный деятель.

Наряду с разносторонней писательской деятельностью И. Эренбург посвятил много сил и внимания стихотворному переводу.

Эта книга — первое собрание лучших стихотворных переводов Эренбурга. И. Эренбург подолгу жил во Франции и в Испании, прекрасно знал язык, поэзию, культуру этих стран, был близок со многими выдающимися поэтами Франции, Испании, Латинской Америки.

Более полувека назад была издана антология «Поэты Франции», где рядом с Верленом и Малларме были представлены юные и тогда безвестные парижские поэты, например Аполлинер. Переводы из этой книги впервые перепечатываются почти полностью. Полностью перепечатаны также стихотворения Франсиса Жамма, переведенные и изданные И. Эренбургом примерно в то же время. Наряду с хорошо известными французскими народными песнями в книгу включены никогда не переиздававшиеся образцы средневековой поэзии, рыцарской и любовной: легенда о рыцарях и о рубахе, прославленные сетования старинного испанского поэта Манрике и многое другое.

В книгу включены также переводы из Франсуа Вийона, в наиболее полном их своде, переводы из лириков французского Возрождения, лирическая книга Пабло Неруды «Испания в сердце», стихи Гильена. В приложении к книге даны некоторые статьи и очерки И. Эренбурга, связанные с его переводческой деятельностью, а в примечаниях — варианты отдельных его переводов.

---

ДА БУДУТ РУКИ ГРЕШНЫЕ ТВОИ БЛАГОСЛОВЕННЫ…

Да будут руки грешные твои благословенны
За скрытые грехи, за потаенные измены.
Большие лилии твоих ногтей, рождая страх,
Напоминают о похищенных Святых Дарах.
И умирающий в кольце твоем опал —
Последний вздох Того, Кто на кресте страдал.

Да будут груди богохульные благословенны,
Цветок, для взоров обнаженный откровенно,
Собравший жатву всех ласкавших рук и уст,
Рукам прохожего доступный придорожный куст.
На нем печальный гиацинт, мечтая, задремал —
Последняя любовь Того, Кто на кресте страдал.

Да будут сладострастные уста благословенны,
Таящие какой-то вкус весенних роз и тлена,
Впитавшие сладчайший сок таинственных цветов,
Их нежный лепет, точно робкий трепет тростников.
Рубин холодный уст жесток, уныл и ал —
Последняя из ран Того, Кто на кресте страдал.

Да будет извращенная душа благословенна,
На шумной улице забытый изумруд надменный.
Он, гордый, грязью уличной придавлен и обвит,
И камень мостовой его, как Крестный Путь томит.
В грязи ликующей ногой я растоптал
Последний сон Того, Кто на кресте страдал.

ВОЛОСЫ

Симон, какая тайна
В лесах твоих волос?

Ты пахнешь розой чайной
Среди звенящих ос.
Ты пахнешь тмином, мятой,
Ты пахнешь рожью сжатой,
Орехом, мягким мхом
И вьющимся плющом.
Ты пахнешь воском, хлебом,
Когда его пекут,
Ты пахнешь знойным небом
И так, как пахнет пруд.
Ты пахнешь липой, ивой,
Когда она цветет.
Ты пахнешь спелой сливой
И медом сладких сот.
Ты пахнешь белой кашкой
И вереском сухим,
Анисом и ромашкой
И молоком парным.
Ты пахнешь жизнью, сном,
Любовью и огнем
И радостью случайной
Необычайных грез.

Симон, какая тайна
В лесах твоих волос?

СНЕГ

Симон, печальный снег в саду лежит, белея,
Симон, как снег, белы твои плечо и шея.

Твоя рука холодная, как снег, застыла.
Твоя душа холодная, как снег, застыла.

Снег тает только от горячего лобзанья,
Твоя душа от поцелуя расставанья.

Печален снег на ветках елей, легкий, белый,
Как под каштановыми волосами тело.

Симон, гляди, белеет снег равнины дальней,
Симон, ты — снег, ты — снег холодный и печальный.

Гюстав Кан (1859–1936)

ДЕВУШКИ БАГДАДА УЕЗЖАЮТ В МОРЕ…

Девушки Багдада уезжают в море
На корабле с веслами белыми.
Грустные странники плачут горько
Над кустами с розами белыми.

«За то, что мы дали грустным странникам
Заглянуть в наши очи черные,
Мы, девы и вдовы печальные,
Уплываем в дали черные».

Девушки, вы приходили весело
К фонтану сладкому,
При тихой улыбке вечера,
При свете золотого факела.

«Издалека пришедшие странники,
Заглянувшие в наши черные очи,
Скажут: «Девы нежные и неверные
Нас покидают для черной ночи».

Корабль украсят белыми розами
И весла украсят на корабле,
Черные негры будут матросами,
И самый мудрый
Поведет корабль к белой земле.

Усталый корабль без руля и без весел
Уйдет и утонет где-то далеко,
И странники не узнают, куда нас забросил
Быстрый ветер черного Рока».

ЧТО МНЕ…

Что мне, если она любила больше музыканта с флейтой,
    Или певца с гитарой,
Или игравшего на цимбалах во время бала,
Что мне, если она любила музыканта с флейтой
    Или певца с гитарой?
Я упал на перекрестке
Под саблей верной и острой,
Чьей — музыканта с флейтой или певца?

Не знаю, ночь такая длинная, и долго до конца…

Жюль Лафорг (1860–1887)

ВОСКРЕСЕНЬЯ

Пастушка, небо над рекой пустынной
Бесцельно плачет беспричинно.

Сегодня воскресенье, и сегодня
Реке без лодок легче и свободней.

Над городом к вечерне прозвонили,
И берега пустынны без идиллий.

Проходят институтки. Мех на шее,
И в муфте зябнущим рукам теплее.

Но у одной нет муфты; ежась хмуро,
Она идет. Печальная фигура!

Она внезапно выбилась из ряда,
Бежит… О господи, чего ей надо?

Она кидается с разбега в воду.
И нет ни лодочки, ни парохода…

Уж сумерки… В порту и у парома
Зажгли огни. (Эффект давно знакомый!)

А небо плачет над рекой пустынной,
Бесцельно плачет, плачет беспричинно.

ЖАЛОБА О ЗАБВЕНИИ МЕРТВЫХ

Милостивые государи и милостивые государыни,
Ваша мать умерла теперь,
Добрый могильщик пальцами старыми
Скребет вашу дверь.
    Покойники?
    Бог с тобой!
    Они спят спокойно
    Под своей землей.
Вы курите, за кружкой пива
Мечтаете полегоньку,
Где-то прокричал петух шаловливый…
Покойники спят в сторонке.

Дедушка что-то вспоминает,
Скоро спать ляжет;
Мать над столом лампу оправляет,
Сестра вяжет.
    Покойники
    Нуждаются в отдыхе.
    Они спят спокойно
    На свежем воздухе.
Вы справляете ваши дела за конторками,
Потом обедаете плотно.
Бедные младенцы мертвые
Молчат охотно.

Звените одинаковым почерком
В приходно-расходной книге,
Меж балами и расходами прочими
Похороны и две панихиды.
    Маленькая песенка,
    Ничуть не унылая:
    Жить так весело,
    Моя милая!

Милостивые государи и милостивые государыни,
Ваша сестра умерла теперь.
Пустите могильщика старого,
Он стучит в вашу дверь.

Не будьте упрямыми!
Он захочет —
И вас вытащит за ноги
Лунной ночью.

    О ветер беспокойный,
    Буйный, бешеный!
    Покойники?
    Но они путешествуют…

ВОСКРЕСЕНЬЯ

О эта рояль, милая, дорогая,
Она плачет и плачет, не зная стыда,
Над моей головой упрямо рыдая,
Она не кончит рыдать никогда.

Это несколько вальсов, очень старых,
Упражнений деликатный рой,
Нежные романы для швейцаров,
И «Молитва девы молодой».

Убежать… Но куда — неизвестно.
(Прочитанные книги на столе!)
Нечего делать на улице воскресной,
Нечего делать на этой земле!

Воскресное небо тупо застыло,
Что мне сделать из длинного дня?
Каждый хрип шарманки унылой
Теребит и тревожит меня.

Слушайте, девушка за роялью!
Нет, не могу я высказать вам,
Как растут мои воскресные печали
Под жалобы ваших гамм.

Я схожу с ума от сомнений,
Будь у меня жена, я бы раздавил
Ее милый рот и, став на колени,
Ей бы с подлой улыбкой твердил:

«У тебя только плоть — это так убого,
Ах, мое сердце, мое сердце важнее всего,
Ты, конечно, поймешь, что немного
Должна пострадать для него!..»

Луи Ле Кардоннель (1862–1936)

БОЖЕСТВЕННОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

О господи, как Ты хитер, любя,
Ты просишь сдаться нас, и сердце радо,
Но, радуясь, уходит от Тебя.

Ища овец, отбившихся от стада,
И розыскам не ведая конца,
Ты настигаешь нас у двери ада.

Ты любишь богомольные сердца,
Но к грешникам любовь Твоя безмерней,
И отдохнет Заблудшая Овца.

Как в Эммаусе, в тишине вечерней,
Мы страстно припадехм к груди Твоей
Челом, увенчанным следами терний.

Сердца усталые вздохнут светлей,
И, не погибшие в ночи без следа,
Мы, свергнув иго смерти и страстей,
Дадим Тебе последнюю победу.

ЭПИЛОГ