Белькампо - Современная нидерландская новелла

• Название: Современная нидерландская новелла
• Автор: Белькампо
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Рассказы
• Год: 1981

В книге представлена новеллистика крупнейших нидерландских прозаиков, таких, как В. Херманс, Я. Волкерс, С. Кармиггелт, Г. Мюлиш, а также произведения молодых писателей, недавно начавших свой путь в литературе.

Грустные воспоминания о военном и послевоенном детстве, тема одиночества человека — вот только некоторые аспекты, затронутые в этих новеллах.

---

— Вот уж что настоящий предрассудок, — сказал я раздраженно (мне не понравилось, что она строит планы и, в сущности, взяла руководство в свои руки). — Почему француз должен скорее поддаться твоему обаянию, чем, скажем, норвежец? Нездоровое суеверие, особенно распространенное среди женщин в Соединенных Штатах. По-моему, это вздор.

И я мрачно уставился в пространство, избегая ее взгляда.

Но подумав, я решил, что предложение ее правильное и именно тут-то все и встанет на свои места. Командир, без сомнения, будет с нами так груб и высокомерен, что разговора не получится. Это еще дальше оттолкнет нас от группы — и тем лучше. Я дал себя убедить и в первый раз назвал ее по имени:

— Ты права, Джейн.

Довольные, что наконец можем что-то делать, мы подошли к командиру. Я остановился перед ним, всем своим видом выражая желание что-то сказать. Он был занят беседой с механиком, который размахивал плоскогубцами у него перед носом, но моя красноречивая поза вынудила его посмотреть на меня. По его неприветливому взгляду я с радостью понял, что он никогда не согласится на наше предложение, что никакой разговор с ним невозможен.

— Мсье, — начал я сухо, — вы обещали спасти нас и вывести из щекотливого положения. Хоть это и ваша прямая обязанность, все же отрадно видеть, что вы столь энергично взялись за дело нашего спасения. Я рукоплескал бы вам, не будь это преждевременно. Поясню, что я имею в виду. Мы, то ость эта дама и я, полностью доверяем вам и понимаем, что наша жизнь в ваших руках, вернее, наши жизни, ибо речь идет о двух жизнях, то есть множественное число тут более уместно. И вот, стало быть… — Тут я потерял нить, кашлянул и начал снова: — Наше доверие к вам и к компании «Эр Франс» непоколебимо, несмотря на постигшее нас несчастье. И все же мы, а когда я говорю «мы»…

— Вы имеете в виду эту даму и себя, — перебил командир.

— Совершенно верно. Мы хотели бы услышать от вас, каковы ваши планы, то есть каким именно образом вы собираетесь спасать нас и выводить из этого положения. Как уже было сказано, не потому, что мы вам не доверяем, а потому, что… э-э… видите ли…

Мне трудно было ему объяснить — почему, хоть и очень хотелось. Во время моей, признаюсь, не слишком изящно сформулированной речи этот противный тип смотрел на меня презрительно и высокомерно, ввернул уничтожающее замечание и, что было хуже всего, улыбался Джейн, которая улыбнулась ему в ответ. Мы об этом договорились заранее, и все же мне было неприятно.

— Я буду краток, — заявил командир. — Мне не кажется разумным на данном этапе полностью раскрывать мои планы. Все, что я считал нужным, я уже сообщил группе, и если бы вы не отделялись, то были бы в курсе дела. Повторять я не намерен, тем более вам. Вы вели себя недостойно как во время самой катастрофы, так и здесь. Я не понимаю, мадемуазель, — тут он с любезной улыбкой повернулся к Джейн, — почему вы оказались в обществе этого господина. Насколько мне известно, вы были с мистером Лейном, и, хотя я ничего не хочу сказать, ибо это не входит в мои обязанности, мне все же кажется…

— Благодарю вас, мсье пилот, — холодно сказала Джейн, — можете не продолжать.

Я безумно обрадовался. Вот это характер. Я сам на ее месте бросил бы меня и под влиянием командира, который внешне гораздо меня интереснее, вернулся бы в группу.

— И я теперь буду краток, мсье пилот, или, вернее, командир группы, — сказал я. — Вы бестактны. — Я думаю, ему и раньше об этом говорили, потому что он тотчас надулся. — И мы просим вас не рассчитывать на наше сотрудничество. Прощайте.

Мы медленно пошли к прежнему месту, старательно обходя группу. Энтузиазм, вызванный призывом помочь мистеру Лейну, явно угас, старик с несчастным видом привалился к какому-то мужчине, который небрежно обнимал его за плечи. Джейн быстро подошла к нему и что-то сказала. Я видел, как он на нее окрысился. Вполне понятно, ну что же, ничего не поделаешь. Джейн вернулась ко мне.

— Что он сказал?

— Что он еще ни в ком так не ошибался.

Этого и следовало ожидать, но Джейн огорчилась. Очевидно, мало-помалу в нас разочаровалась вся группа. Все повернулись и смотрели на нас. Удручающее зрелище. Я взял холодную руку Джейн в свои — что еще я мог сделать? А группа неодобрительно качала головой.

Мы шли молча. Все наши дальнейшие планы, все то, что мы собирались делать после разговора с командиром, стало теперь бессмысленно, об этом надо было забыть. Если разобраться, то правы все — и командир, и группа, и мы. В том, что происходит, ничего нельзя изменить. Страх, радость да и другие человеческие чувства совершенно излишни… Кто-то — а может быть, и все — будет спасен, а кто-то погибнет, и тут уж ничего не поделаешь. Можно только выжидать и наблюдать.

Мы находились на полдороге к вытянутому бугру и, не сговариваясь, шли прямо на него. Может, поднявшись на его вершину, мы увидим уже упоминавшуюся американскую военную базу: ведь, в конце-то концов, в Гренландии есть американские базы, а на случай положиться можно. Но, поднявшись, мы увидели только в точности такой же холмистый ландшафт. Естественно, ведь если бы поблизости была база, американцы наверняка заметили бы падающий самолет. Время от времени я произносил: «Да-да» — просто чтобы нарушить тишину. Я нежно пожимал руку Джейн, но она не реагировала. Оглянувшись, мы увидели, что за это время рядом с разбитой машиной насыпали высокий курган, увенчанный деревянным крестом. Очевидно, под ним лежали тела погибших. Возле братской могилы стоял командир, перед ним полукругом — остальные. Он держал кепи в руке и явно произносил речь.

— Мне кажется, там происходит что-то вроде богослужения, — сказал я, и Джейн кивнула.

— Ну вот, — сказал я, вспоминая свои страстные слова, обращенные к Джейн, как мне тогда казалось, с полной искренностью.

Теперь же я был к ней совершенно равнодушен. Все, вместе взятое, было мне противно, я хотел одного — чтоб это поскорее кончилось, безразлично как. Мне нечего было дать Джейн, и я сожалел, что заставил ее порвать с большинством. На меня-то группа, несмотря ни на что, всегда смотрела как на чужака, да и ничего другого я и не желал. Но Джейн была любимым и уважаемым членом коллектива и бросила его ради меня, а этого ей никогда не простят.

— Что касается красивых слов, то мы оба наговорили их предостаточно, — сказала Джейн. Выходит, мы с ней думали об одном и том же. — Просто невероятно, — продолжала она, — до чего можно увлечься какой-нибудь идеей, планом и тому подобным. Входишь в азарт, чего только не сочиняешь, строишь воздушные замки, но, едва перестанешь об этом думать, или что-нибудь произойдет, или у тебя переменится настроение, все сразу рушится. У меня предчувствие — знаешь, знаменитая женская интуиция, — что случится самое ужасное: нас спасут, а остальные погибнут. Если это произойдет, я буду тебе обязана жизнью, но смотреть на тебя не смогу. Это ужасно — оказаться правым вот так. И в сущности, смерть всех этих людей будет на твоей совести. Но ты не обращай внимания на то, что я говорю.

Я и не обращал. Я был охвачен глубокой меланхолией и отвращением ко всему. Будь я один, я бы вернулся в разбитый самолет и просто сидел там, уставясь на какой-нибудь прибор. Нет, такая жизнь не для нервных натур вроде меня. А между тем именно эта нервозность заставляет нас искать или создавать ситуации, которые нам не по плечу и к которым гораздо лучше приспособлены люди, ничего такого в своей жизни не переживавшие и уютно проводящие вечера за картишками.

— У предчувствий есть одно свойство: они никогда не сбываются, — сказал я. Это изречение тоже было порождено моей меланхолией. Когда я не в духе, я изрекаю афоризмы, которые звучат вполне разумно, но ничего не значат. Мне стало страшно, я принялся глубоко дышать и таким образом одолел страх. Я дал себе слово больше никогда в жизни не путешествовать. В глубоком кресле посиживать у камелька, а лед чтоб был только в стаканах.

В группе у разбитого самолета возникло движение — видно, они что-то решили. Люди суетились, до нас доносились голоса, хоть слов мы и не разбирали. Из самолета вылезли двое членов экипажа, один по-прежнему с плоскогубцами. Из алюминиевых полос они смастерили что-то вроде носилок; мы молча наблюдали, как они подошли с носилками к мистеру Лейну, и тот, поломавшись немного, улегся на них. Четверо мужчин подняли носилки и прошлись для пробы. Проба получилась неудачная — старик едва не скатился. Командир, наблюдавший за ними, подал знак опустить носилки. Остальные пассажиры подошли, сняли с себя пояса и привязали ими мистера Лейна. Итак, с этой задачей они справились.

Они медленно построились в колонну — правда, то один, то другой иногда вылезал, но все же появилось какое-то подобие порядка, — командир низко надвинул на лоб кепи и прошелся вдоль шеренги, очевидно произнося при этом что-то ободряющее. Наконец они успокоились, подровнялись — ну в точности школьники, всем классом отправляющиеся на прогулку! Командир указал на нас. Вся колонна оглянулась, даже мистер Лейн попытался повернуть голову, но безуспешно — видно, привязали его на совесть. Командир поманил нас, мы махнули ему в ответ. Я думал, что теперь он погрозит кулаком, но так далеко он все-таки заходить не стал. Он пожал плечами и одновременно развел руками — жест, выражающий бессилие. Мы поняли, что сделал он это для группы, а не для нас, и потому не обиделись. С облегчением мы смотрели, как колонна наконец тронулась — очень медленно, но, когда через некоторое время я снова посмотрел в ту сторону, они продвинулись уже достаточно далеко. Итак, мы расстались; ну что ж, посмотрим, кто из нас выживет. Согласно нашему плану, нам предстояло остаться у самолета, и я очень этому радовался: мне вовсе не улыбалось мерить шагами суровые гренландские холмы.