Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

• Название: Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
• Автор: Данила Зайцев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9614-3649-5

Автор книги – русский старообрядец-часовенный из Аргентины Данила Терентьевич Зайцев, родившийся в 1959 г. в Китае. Это долгое и увлекательное повествование о жизни старообрядцев, сопоставимое с семейной хроникой-романом, написанное живо, с юмором. Книга – произведение светское, но созданное человеком с религиозным сознанием, которое определяет жизненные сюжеты, отношение к событиям, людям, самому себе. В «Повести…» отражена история многих старообрядческих родов, их бегства из большевистской России в Китай, а из «колхозного» Китая – в Южную Америку в 1959 г. События происходят в Китае, Аргентине, Бразилии, Уругвае, Чили, Боливии, США, России. В центре повествования – жизнь автора и его семьи, с подробным рассказом о неудавшейся попытке переселения в Россию в 2008 г. Д. Зайцев пишет о непростых отношениях в общинах, связанных с внутриконфессиональными разногласиями между «синьцзянцами» и «харбинцами», приводящими порой к ссорам, недопониманию и личным трагедиям. Но главное в книге – рассказ о повседневной жизни русских людей, живущих по стародавним заветам, ради соблюдения которых они, как и положено верующим христианам, готовы переносить страдания, терпеть нищету и лишения. И еще: на русском диалектном языке, который во всей своей первозданной силе звучит в книге, и сегодня говорят староверы Южной Америки.

---

Нас проводили Миша Зенюхин, друг с малых лет, сын помощника наставника Макара Афанасьевича Зенюхина, жена его – дочь Верина. Миша хороший парень, когда мы с Марфой стали жить у Вере, Миша всегда был с нами, он живёт хорошо, он и проводил.

Тетрадь третья

1

Прилетаем в Монтевидео, пошли по рынкам, выбрали машину «Тойота-джип» в хорошим состоянии, за семь тысяч долларов, взяли мотор подвесной новый «Меркурий», двадцать пять лошадиных сил – три тысячи двести долларов, и поехали домой.

Приезжаем – сколь радости, така́ встреча, все довольны, разные подарки.

Тесть с тёщай, Коля уже приехали. Узнали, что мы приехали, – погнали пушше прежняго, и Марфу, и всех нас. Когда я уехал в США, оне её стали корить, что «хороша, не сумела ужиться с мужем», детей разразили против её. Илюшка как мог грызся с ней, Андриян также, поетому Марфа хватилась и побежала за мной. Наш трактор работает уже второй год, и Коля не думает платить. Когда он уезжал в Аляску на рыбалку, наказал Марфе и детя́м, чтобы молились, он вернётся заплотит. Оне намолили на шесть тысяч долларов. Марфа меня вернула, и он не захотел платить, отпёрся, что он не нанимал. Но он в тот сезон заработал триста тысяч долларов. В банке у нас скопилось пять тысяч долларов долгу, Коля радовался и говорил, что «трактор даром заберу». Я улыбался: посмотрим, как заберёшь.

Марфа звонила Вере и рассказывала, что с нами творят. Она сказала, чтобы позвонили через неделю. Через неделю Марфа снова звонит, Вера спрашивает:

– Ну, как дела?

Марфа отвечает:

– Так же.

– Хорошо, ишо позвоните через неделю.

Я обратился к Хулио Дупонту и говорю:

– Хулио, помоги. Я за каки́-то месяцы у Кириченкиных заработал, квоту в банок заплатил, бакчу на ето вырастил, посев сделал, а Коля уже второй год доржит и не хочет платить, а у нас в банке нагорело уже пять тысяч долларов.

– Дак так он может поступить. Даниель, подай в суд, мы свидетели.

– Хулио, сам советовал: «Пагале кон индиференсия»[168].

Смеётся:

– Даниель, те пасасте[169]. И что ты хошь?

– Что я хочу? Очень просто. Найди мне человека, пускай берёт наш трактор, диски и весь наш долг, шесть тысяч уходит ему в подарок, но найди порядошного человека.

Хулио:

– Дак так я восхищаюсь тобой, такой трактор вообче трудно найти, да я чичас тебе кандидата найду, у меня уже есть человек, именно ищет такой трактор, и он богатый. – Взял трубку, набрал его номер, рассказал ему наш предлог и добавил: – Тебе повезло, люди надёжны, ты выиграл. – Закрыл трубку и говорит: – Чичас подъедет, ето мой друг, он садит форест – евкалипты. Ай, Даниель-Даниель, сос инкреибле[170].

Подъезжает человек на новым пикапе, я ему всё объясняю, садимся в его машину, едем к нам смотреть. Трактор понравился, диски также, едем в банок, идём к директору, всё объясняем. Тот дал согласие, переводим всё на него. Отдал трактор, диски – теперь пускай Коля забирает.

Я всегда своим детя́м внушал разные примеры: несправедливости, дружбу, любовь, хто как живёт, с кого брать примеры, что опасаться, как поступать, как обходиться с народом. Свата Ивана Чупрова и Филата Зыкова за время сказал ихну смерть, кака́ она у них будет, – так и вышло. Сват Иван жил в деревне, я сказал, что он скоропостижно помрёт, так и случилось. Филат жил в городах, никогда не был в соборе, но пришло время – он похворал, покаялся, причастился и помер. Сват Иван был лицемер, Филат был справедлив.

Проходит неделя. В воскресенье вечером приезжают все: Коля с женой, тесть с тёщай, Немец с женой, Александр с женой. Мы были все дома. Зашли, неудобно, сяли, молчат.

– Зачем пришли?

Тесть:

– Да надо проститься.

– А кака́ вина?

– Дак вот вражда, за ето надо проститься.

– А откуда она началась?

– Дак ты загулял.

– А за чё я загулял?

– Не знаю.

– Как не знаете? Вражда началась раньше. – Молчат. – Какой я вам масон, шпион, предатель?

Коля:

– Дак твои дела показывают.

– А что – как ты, везде как собака? Нет, везде надо быть дипломатом. По-вашему, все послы – масоны, и Александр Невский тоже предатель? – Молчат. – Всё моё старание и труды превратили в предательство. Коля, дай мне свидетельство, что я масон! – Молчат. – Нам быть масонами – у нас ишо жопа не по циркулю. Надо быть достойным. – Молчат. – Коля, на Пасху Христову ты выгнал меня из моленне.

– Я не выгонял.

– Как так ты не выгонял, у меня свидетели – тятя и сестра, хоть и тяти нет в живых, Царьство ему Небесное. Но вот сидят все свидетели, а ты отпираешься. Ты старался нас развести и моих детей закабалить – ето одно. Трактор тебе проработал почти два года, и ты не хочешь платить – ето два. Илюшка проработал тебе пошти два года, а ты ему дал за ето одну шапку – ето три. – Молчат. – Семью мою нанимал молиться, вернулся, не заплатил – ето четыре.

– Я их не нанимал.

– А почему детей и жену разжигали против меня?

– Нихто их не разжигал.

– Как не разжигали, я всё знаю, и оне мне всё рассказали. А в Святым Писании что сказано: легче человека напополам разорвать, нежели мужа с женой развести, а вы что настроили?

Оне все, как осы, на Марфу да на детей, что всё ето оне натворили, Данила ни в чём не виноват. А тесть хотел Марфу ударить, но я сказал:

– Спробовай задень, тогда я вас всех разнесу! – Все притихли. – Воистинно вы все фарисеи и лицемеры, нет в вас никакой правды, сами не стараетесь в рай зайти и стальным закрываете путь! Христос сошёл на землю не ради праведных, но ради грешных, чтобы привести их к покаянию. Христос сошёл не ради вас, а ради меня – я грешный. Но вы ни раз мне не подали руку, но всегда старались столкнуть во ад. Вы хорошо знаете, что злоя слово доброго делает злым, а доброе слово злого делает добрым. – Молчат. – Иоанн Богослов взял дитя, вырастил, выучил его к доброму и передал епископу и наказал ему: «Я перехожу в другу́ страну на проповедь, поручаю тебе вот етого дитя, сохрани его». Тот обещался, взял его на поруки, стал ро́стить. У епископа работы было много, со временем стал забывать о етим отроке. Отрок стал праздновать, веселился, появились развратныя друзья, он совокупился с ними, стал выпивать, в неподобныя места ходить, потом воровать нача́ли, и дошло до того, что выбрали его разбойникам старейшином. Через много лет Иоанн Богослов вернулся в тот город, приходит к епископу и говорит: «Отдай моё сокровища». Тот выпучил глаза: «Како́ сокровища?» – «То, которо поручил ро́стить». Епископ догадался, заплакал и говорит: «Он погиб». – «Как так погиб? Я же поручил тебе как доброму пастырю, а ты не сберёг его?» Епископ всё рассказал, что с нём случилось, и где он, и что он разбойникам начальником. Иоанн пошёл разыскивать его, дошёл до первой стражи, его арестовали, привели к начальнику. Но начальник увидел, что ето Иоанн Богослов, стал убегать от него. Иоанн побежал за нём и стал упрашивать его: «Остановись, моё милоё дитё, пожалей мою старость, все твои грехи беру на себя, толькя остановись!» Он остановился, пал ему на ноги и стал просить прощение. Иоанн плакал, обнимал и целовал и уговаривал. И всё Святоя Писание всякими приводами[171] убеждает помиловать, защитить, а вы что делаете, гонители, мучители! Христос Петру-апостолу наказывал, чтобы прошшал на каждый день, семьдесят раз по семьдесят, а вы всё наоборот! – Молчат. – А теперь говорите, что я не виноват, а виноваты Марфа да дети. Где ваша совесть? Да оне виноваты, что вас слушали!

Молчат. Удивляюсь, что так притихли, все вины принимают и идут на прощение – что случилось? Я решил проститься, но больше в етим гнезде не жить. Стали прошшаться. Коля спрашивает:

– А вы где собираетесь жить?

– После то́го, что вы с нами сделали, со дня́ будем уезжать отсуда. – Он ничего не ответил, но сразу видать, что он обрадовался. Когда стали прошшаться, я их предупредил:

– Мы отсуда уедем, но знайте, что у вас миру не будет.

Простились. Коля ни за что не заплатил, да и подавись он. Когда оне уехали, говорю семье:

– Оне не простились, всё ето лицемерно. Ну вот, Марфа, всё сбылось, что я вам говорил, а вы злились, что я не иду и не улизываю их, а правда всё равно вышла наверх, и как чижало её слушать.

За всё ето время, что была вражда, и детя́м досталось хорошо. Ихны дети с нашими не хотели праздновать, обзывали, убегали, корили мной – да, обчим, всё было.

В Уругвае наши старообрядцы всегда гордились, что толькя оне святые, толькя оне живут по закону, что все старообрядцы во всех страна́х погибают. Говорю детя́м:

– Рано хвастают, уже началась песенка, увидите, что у их будет.

Дети отвечают:

– Да уже началось, частыя пьянки да шашлыки, девки, ребяты не смотрют, что ро́дство, обнимаются, целуются. Нет то́го воскресенья, чтобы не было гулянки: «А что, мужикам можно, а нам нет?» – вот и весь ответ. Покамесь ты читал поучение и убеждал, все говорили, что охота было молиться, чичас некому читать – нихто не хочет идти молиться.