Эван Ознос - Век амбиций. Богатство, истина и вера в новом Китае

• Название: Век амбиций. Богатство, истина и вера в новом Китае
• Автор: Эван Ознос
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-085454-7

Китай со стороны выглядит почти карикатурой: коммунисты-прагматики, “колосс на глиняных ногах”, роботообразные студенты, “мастерская мира”, бесстрашные коррупционеры и диссиденты, “желтая угроза”… Настоящий котел противоречий под прыгающей крышкой. Корреспондент журнала “Нью-Йоркер” делится впечатлениями о культуре, политике и экономике, но главное – о людях стремительно меняющейся КНР, где он прожил восемь лет. Эта книга в 2015 году вошла в шорт-лист Пулитцеровской премии в номинации “Документальная литература”.

---

Когда государство отказалось от практики распределения, ему пришлось готовить выпускников институтов к непривычному опыту выбора места работы. Новый рынок труда (и брачный рынок) породил потребность в новой одежде, фитнес-клубах, косметике, бритвах и креме для бритья. В 2005 году на китайском телевидении появилась программа в духе American Idol[3] – “Конкурс “Супергерл монгольского сливочного йогурта’”. Успех этой передачи породил новый жанр – “шоу выбора”, где участники могли выбирать или быть выбранными другими участниками или зрителями.

Покупки (по крайней мере прогулки по магазинам) стали главным хобби. Средний китаец посвящал шопингу почти десять часов в неделю (средний американец – меньше четырех) – отчасти из-за популярности этого нового развлечения, отчасти из-за неразвитых транспортных сетей и цен. Исследования показали, что средний житель Шанхая видит в три раза больше рекламы в день, чем житель Лондона. На китайский рынок пришло множество брендов, которые прилагали отчаянные усилия, чтобы их заметили. Потребители не возражали. Рекламы стало столько, что модные журналы пухли на глазах. Редакторы китайского “Космополитен” решили выпускать номер в двух частях: журнал получался слишком толстым.

Сотовый захлебывался от спама. “Внимание начинающим наездникам!” – так зазывала меня к себе “самая большая крытая арена” в Пекине. Однажды утром мне сообщили о существовании “огромного столетнего здания, возведенного с английским мастерством” и “барочной виллы с парком площадью 54000 м2”. Большая часть сообщений касалась фальшивых бумаг, помогающих скрыть от налоговой службы свои доходы. Мне нравилось представлять китайца, просыпающегося в огромном английском здании и седлающего лошадь, чтобы поскакать по парку за поддельными документами.

Западные компании наперебой предлагали товары, которые, как они надеялись, придутся китайцам по вкусу. “Ригли” выпустила жвачку со вкусом мяты и огурца. “Хаген – Дас” начала продавать “лунное печенье” (юэбин). Однако не все идеи были успешны: “Крафт” потерпел неудачу, когда попытался изготовить крекеры со вкусом рыбы, сваренной в масле из сычуаньского перца, фирма “Маттел”, открывшая шестиэтажный магазин Барби в центре Шанхая (со спа и коктейль-баром), столкнулась с тем, что китайские родители не одобряют взгляд Барби на учебу, а компания “Хоум депо” обнаружила, что последнее, о чем мечтают сыновья и дочери рабочих и крестьян, – это товары “Сделай сам”.

Некоторые предпочтения китайских потребителей иностранцам понять нелегко. Когда в магазинах появилась марка модных оправ для очков “Хелен Келлер”, журналисты интересовались, почему для рекламы очков выбрали самого известного в мире слепого человека. Компания ответила, что в китайских школах историю Келлер подают в первую очередь как образец стойкости и, скорее всего, продажи будут отличными. Очки “Хелен Келлер” рекламировали так: “Ты видишь мир. Мир видит тебя”.

Деньги и любовь в Китае всегда были связаны откровеннее, чем на Западе, однако когда почти ни у кого не было ни гроша, считать было проще. Согласно традиции, родители невесты заботились о ее приданом, а родители жениха выплачивали родителям невесты сумму, несколько превышавшую стоимость приданого. Во времена Мао обычно менялись зерном. В 80-х годах молодожены стали рассчитывать на “три круга и звук”: велосипед, наручные часы, швейную машинку и радио. Или на “тридцать ножек”: кровать, стол и набор стульев. В большинстве провинций Китая обычай обмена сохранился (в наличных), но ставки выросли.

В 1997 году по брачным традициям был нанесен удар: Госсовет вернул людям право покупать и продавать недвижимость. При социализме работодатели селили рабочих в неразличимых бетонных коробках общежитий. Когда правительство восстановило рынок, делопроизводство не знало даже официального перевода слова “ипотека”. Вскоре началось мощнейшее в мире накопление богатства, сколоченного на недвижимости.

По обычаю, китайские молодожены селились в доме родителей жениха, однако к XXI веку менее половины пар оставалось там надолго. Экономисты Вэй Шанцзинь и Чжан Сяобо установили, что родители, имеющие сыновей, стали строить для них дома побольше и подороже, чтобы привлечь лучших невест (так называемый “синдром свекрови”). Газеты подстегивали эти устремления статьями вроде: “Дом – объект гордости мужчины”. В некоторых деревнях началась настоящая гонка: семьи пытались перещеголять друг друга, надстраивая этажи, остававшиеся пустыми до тех пор, пока не набиралось денег на их меблировку.

В 2003–2011 годах цены на недвижимость в Пекине, Шанхае и других крупных городах выросли на 800 %.

“Век амбиций” разделил людей не по их прошлому, а по будущему. При социализме учитывалась “политическая благонадежность” родителей и предков. В новом Китае мужчины и женщины оценивают потенциал друг друга, особенно в том, что касается заработка. Вскоре стало ясно, что на брачном рынке ожидания и реальность не совпадают. Лишь у io % мужчин, судя по сайту Гун, имелось собственное жилье. В то же время при опросе почти 70 % женщин заявили, что не выйдут замуж за мужчину без жилья. Точные данные о жилищных перспективах стали основным вопросом потенциального брака. На сайте мне предложили следующие варианты:

1. У меня нет жилья.

2. Я могу купить дом или квартиру, если понадобится.

3. У меня уже есть жилье.

4. Я снимаю жилье вместе с другими.

5. Я снимаю жилье в одиночку.

6. Я живу с родителями.

7. Я живу с друзьями и родственниками.

8. Я живу в рабочем общежитии.

“Если вы снимаете жилье или делите его с другими, считайте, что уже выбыли из игры”, – объяснила Гун. Мужчины с хорошими ответами не стеснялись. Для анкет они придумали выражение чэфан цзибэй, “укомплектован машиной и домом”.

Необходимость соответствовать новым требованиям привела к своеобразной “инфляции” языка. Несколькими годами ранее “тройным отсутствием” считался мигрант без жилья, работы и дохода. К тому времени, когда я начал навещать офис Гун Хайянь, “тройным отсутствием” называли уже мужчину без дома, машины и отложенных на черный день денег. Если такой человек женился, это называли “голой свадьбой”. В 2011 году под таким названием вышел мини-сериал о девушке из привилегированного слоя, которая, несмотря на возражения родителей, вышла замуж за пролетария и переехала к его семье. Он стал самым популярным в Китае. Если бы это был роман 30-х годов, его отнесли бы к жанру “о трагической любви”: к концу сериала пара развелась. Не менее популярной стала программа “Если ты тот самый”, где молодые одинокие мужчины и женщины оценивали друг друга. На экране появлялись всплывающие подсказки: является ли кандидат “укомплектованным машиной и домом”. В одном выпуске “тройное отсутствие” предложил женщине покататься на его велосипеде. Она отказалась со словами: “Я лучше буду плакать в БМВ, чем улыбаться на велосипеде”. Это не понравилось цензорам. В шоу ввели почтенную соведущую, проповедующую воздержанность.

Один-два раза в неделю компания Гун устраивала вечера встреч для одиноких. Как-то я побывал на таком в Пекине. В танцевальном зале собралось триста прихорошившихся мужчин и женщин. Им выдали мерцающие фонарики в виде губ, которые следовало прикрепить к одежде. Ведущий поднялся на сцену и начал: “Пожалуйста, положите руку на сердце и повторяйте: клянусь, что пришел сюда не с целью обмануть или причинить вред”.

На сцену с декорациями из телеигры вышли двенадцать женщин. Каждая держала в руках красную палочку с фонариком в виде сердца: включен – заинтересована, выключен – нет.

Один за другим мужчины (инженеры, аспиранты, банковские служащие двадцати-тридцати лет) поднимались на сцену и отвечали на вопросы. Но все шло не слишком гладко. Банковский клерк с широкой грудью, обтянутой хлопковым свитером, вызывал некоторый интерес лишь до тех пор, пока не сказал, что проводит на работе шесть с половиной дней в неделю. Следующим был профессор физики в твидовом пиджаке. “Никаких великих свершений, лишь бы ни о чем не жалеть”, – описал он свои жизненные устремления. Женщины остались недовольны. Последним оказался немногословный адвокат по уголовным делам, любитель пеших прогулок. Он неплохо справлялся, но испортил впечатление о себе, когда сообщил участницам, что рассчитывает на “покорность”. Фонарики погасли. Адвокат покинул сцену в одиночестве.

Новый год неумолимо приближался. Я разговорился с тридцатилетним Ван Цзинбином (лицо в форме иероглифа “нация”), которому предстояла встреча с семьей: “Они давят на меня, и поэтому я здесь”. После колледжа Ван стал работать в торговле. Он экспортировал салфетки и другую бумажную продукцию. Работа оставила отпечаток на его английском. Когда он попытался описать неудачное свидание, то сказал, что его “вернули”. Мероприятия для одиноких не нравились его сельским родственникам: “Сестра не хотела, чтобы я приходил сюда. Она сказала: “Ты никогда не найдешь здесь девушку’… Мне нужно следовать сердцу. У сестры другое образование и жизненный опыт, поэтому у нас разные взгляды”.