Ридгуэлл Кэллэм - Ночные всадники. Нарушители закона. Чертово болото

• Название: Ночные всадники. Нарушители закона. Чертово болото
• Автор: Ридгуэлл Кэллэм
• Издательство: Печатное дело, Принт-Ателье
• Жанр: Вестерн
• Год: 1995
• ISBN: 5-88763-061-2, 5-88763-014-5

Очередной сборник «Библиотеки приключений продолжается…» составили увлекательные приключенческие романы-вестерны Ридгуэлла Кэллэма: «Ночные всадники», «Нарушители закона» и «Чертово болото», действие которых происходит в XIX веке на бескрайних просторах канадских прерий.

---

Золотой Орел, после двух лет свободы, сразу присмирел. Он понял, что должен вернуться к плену…

Глава VII В ЛОГОВИЩЕ РАЗБОЙНИКА

Джеки крепко держала лошадь, которая, почувствовав затянутую петлю на своей шее, как-то сразу успокоилась. Беннингфорд тотчас же соскочил с седла и, подбежав к примитивному жилищу, распахнул настежь ветхую дверь, сколоченную из досок. Заржавевшие петли заскрипели, точно жалуясь на то, что их потревожили.

Внутренность жилища была очень характерна для его хозяина — метиса, не предъявляющего больших требований к окружающей обстановке. Одна часть пещеры служила для хранения фуража, другая, далеко сзади, очевидно, предназначалась для конюшни, и только у окна стояла сколоченная из досок кровать.

Беннингфорд укрепил дверь, чтобы она не закрылась опять, и пошел к Джеки. Он хотел освободить ее от усилий, которые она должна была употребить для удерживания горячей лошади. Беннингфорду было уже нетрудно принудить Золотого Орла к покорности, ему не раз случалось укрощать диких жеребцов. Но Золотой Орел не был диким и, скоро поняв, что у него есть теперь господин, опустил свою гордую голову и послушно пошел в свою прежнюю конюшню, куда повел его Беннингфорд.

Джеки спрыгнула с седла, когда Беннингфорд, отведя Золотого Орла, присоединился к ней.

— Все хорошо? — спросила она его, указывая глазами на вход в пещеру.

— Он достаточно присмирел, — отвечал Беннингфорд прежним спокойным тоном и посмотрел на часы. Затем он взглянул на небо и сел на край большого камня, лежащего возле входа в пещеру.

— У нас остается два с половиной часа до наступления темноты, значит, мы имеем в распоряжении час для разговора, — медленно добавил, он и стал спокойно и методически скручивать папироску. Очевидно, он хотел дать Джеки время оправиться, прежде чем она начнет свою исповедь. Но он ошибался, думая, что ее волнует то, что она должна рассказать. Первые же слова, сказанные ею, указали ему на его ошибку.

Она колебалась лишь одно мгновение и затем, со свойственной ей прямотой и решительностью, проговорила:

— Это логовище разбойника, а он… он был мой сводный брат!..

Значит, все толки и сплетни были вздором!.. У Беннингфорда невольно вырвался вздох облегчения. Он понял, что она говорит о Питере Ретифе, но не сказал ни слова и не задал никакого вопроса.

— Мать была вдовой, когда вышла замуж за моего отца. У нее был сын… Моя мать был метиска… — сказала Джеки.

Наступило молчание, полное глубокого значения для обоих. На мгновение какая-то черная тень скользнула по долине. То была стая диких гусей, возвращавшихся на север после того, как весеннее солнце растопило снег, и воды и пищи для них было вдоволь. Крик гусей и кваканье лягушек у берега ручья нарушили тишину.

Через минуту Джеки снова заговорила:

— Мать и Питер поселились в Фосс Ривере в разное время. Они никогда там не встречались, и никто в становище метисов не знал об их родстве. Мать жила отдельно, в своей собственной хижине, а Питер где-то странствовал. Он был брошен на произвол судьбы, и от этого все произошло… Подумайте, ведь я узнала об этом только пять лет тому назад! Он был гораздо старше меня, но он был мой брат! Бедный, бедный Питер!

Она смотрела вдаль своими большими, печальными глазами. Беннингфорд не произносил ни слова, но сердце его было полно нежности. Ему хотелось обнять ее, успокоить, однако он не пошевелился, и она продолжала:

— Не стоит припоминать действия Питера. Вам они и так хорошо известны. Он был очень хитер и ловок, Питер!.. Он был храбрый и мужественный. По-своему он был героем…

Она с каким-то чувством удовлетворения произнесла эти слова. Щеки ее разгорелись и глаза заблестели, когда она стала припоминать подвиги Питера. Ее полуиндейская кровь заговорила в ней.

— Но, разумеется, ему бы не удалось так долго обманывать этих койотов шерифов и избегать цепких лап полицейских без моей помощи. Знаете ли, Билль, я чувствовала, что живу эти три года! Да, я жила тогда!!!

Она порывисто нагнулась к нему и заглянула ему в лицо своими блестящими глазами.

— Вы понимаете, Билль? Я чувствовала, что в жилах моих бьется кровь. Риск, опасности привлекали меня. Я ничего не боялась… Я научилась тогда управлять стадом быков. В прерии немного найдется мужчин, которые могут соперничать со мной в этом отношении. Вы знаете это, и все это знают! Питер научил меня этому. Бедный, бедный Питер!.. Он научил меня стрелять быстро и метко… Да, я многому научилась в эти три года, и, мне кажется, это было не напрасно. Эти годы научили меня самостоятельности, научили, как надо заботиться о дяде. Я жила изо дня в день раньше, не думая ни о чем. Может быть, то, что я говорю вам, огорчает вас, Билль! Но я не могу изменить этого. Питер был мой брат, а «кровь гуще воды». И ведь в моих жилах течет такая же кровь. Не могла же я допустить, чтобы эти подлые койоты, кровожадные прислужники Закона, охотились бы за ним, как за дичью! Сами-то они были не лучше! Я не хотела, чтобы его тело повисло в петле и служило бы пищей воронам. Ведь мы были детьми одной матери! И вот я помогала Питеру ускользать от рук закона, от казни, и если в конце концов он пал жертвой этого страшного болота, то такова была его судьба! Я не могла спасти его от этого…

Она задумчиво поглядела вдаль и добавила:

— Мне кажется, будь Питер жив, я бы делала для него то же самое!..

Беннингфорд молчал. Глаза у него были полузакрыты, и он выглядел равнодушным, но мысли вихрем кружились у него в голове. История, рассказанная ему девушкой, послужила толчком для дикого плана, который бессознательно зародился в его деятельном мозгу. Когда же он, подняв голову, взглянул на Джеки, его поразило какое-то упрямое выражение, которое он увидал на ее лице. Она почему-то напомнила ему в эту минуту тех женщин в истории, в различные времена, которые своими деяниями расшатывали основы империй. Тлеющий огонь скрывался в глубине ее глаз, и только ее туземная кровь могла объяснить это. Мрачная тень лежала на ее прекрасном лице, точно предвестник душевной трагедии. Джеки была страстной натурой, одинаково способной как сильно любить, так и сильно ненавидеть.

Она уселась на землю, и ее беспечная поза указывала, что она привыкла к такому месту отдохновения. Ее нарядные сапожки для верховой езды выглядывали из-под края юбки из грубой туземной материи. Широкополая мягкая фетровая шляпа съехала у нее на затылок, и кудри ее волос, падая на лоб и спускаясь по бокам, образовали как бы рамку ее прелестного личика, яркие краски которого напоминали рисунки Ван-Дейка.

Беннингфорд встал.

— Скажите мне, знал ваш дядя что-нибудь об этом? — спросил он, глядя на стаю диких уток, с шумом опустившихся в болото, поросшее тростником, и с таким же шумом поднявшихся оттуда и улетевших.

— Ни одна душа на свете ничего не знала! Разве вы то что-нибудь подозревали?

Беннингфорд отрицательно покачал головой.

— Ничего решительно, — отвечал он. — Я знал о Питере только то, что знали все. Иногда только я удивлялся, что ни мое стадо, ни стадо дяди Джона не подвергались опасности. Да и его выбор своих жертв порой изумлял меня. Точно он мстил кому-нибудь… Но я не подозревал правды. Скажите, метисы знали что-нибудь о родстве Питера с вашей матерью?

— Нет, только я одна знала рб этом. Это было тайной.

— А!

Девушка с любопытством взглянула в лицо своего спутника. Тон его восклицания поразил ее. Она не понимала, к чему клонятся его вопросы, но ничего не могла прочесть на его лице, оно было непроницаемо. Беннингфорд молчал, и в душу ее закралась тревога. Она не знала, как он отнесся к ее истории, к ней самой? Она боялась, что он отвернется от нее с презрением. Несмотря на свою смелость, на мужскую твердость характера и независимость, она все же была только женщиной, и при том была способна на сильную привязанность и глубокое чувство. Мужские черты, присущие ее характеру, были лишь результатом окружающих условий ее повседневной жизни и обстановки.

Но Беннингфорд совсем не имел таких мыслей. Может быть, 24 часа тому назад ее рассказ заставил бы его содрогнуться. Теперь было совсем другое. В нем проснулась такая же дикая отвага, какая была у нее. Он уже слишком окунулся в жизнь прерии, чтобы возмущаться поведением мужественной девушки, принявшей такое горячее участие в своем кровном родственнике. При других обстоятельствах, может быть, он и сам бы превратился в такого же злодея, как Ретиф? Во всяком случае, смелость, отвага этого человека, его презрение к опасности невольно привлекали его. Он грабил богатых скотопромышленников, обиравших бедных, невежественных метисов, своих братьев по крови, но при этом он сам рисковал собственною жизнью. А Лаблаш? Лаблаш — грабитель, ростовщик и шулер, но он находится под покровительством законов!..