Валентин Стариков - На грани жизни и смерти

• Название: На грани жизни и смерти
• Автор: Валентин Стариков
• Издательство: Удмуртия
• Жанр: О войне
• Год: 1985

Герой Советского Союза вице-адмирал В. Г. Стариков в годы Великой Отечественной войны — от начала ее до победы — был на действующем флоте. В первые годы войны он командовал подводной лодкой на Северном флоте, прошел с нею славный боевой путь, не раз экипаж лодки был на грани гибели, но всегда с честью выходил из сложных испытаний.

О боевых эпизодах, о товарищах — отважных моряках Северного флота — рассказывает автор в своей документальной повести.

---

Через неделю после начала войны мы, приняв запасы, отошли от мастерской и стали на якорь, готовясь к выходу в море.

Обстановка на Северном фронте к этому времени стала уже не такой напряженной, как в первые дни войны. Эвакуации базы не предполагалось, и мы решили кое-что отремонтировать на корабле, используя его стоянку на якоре. Осмотрели цилиндры главного двигателя, занялись центровкой линии гребного вала: мы не успели сделать ее у плавмастерской. Это была очень сложная работа. Обычно ее производят в доке. Когда корабль находится на плаву, правильно выполнить ее почти невозможно. И все же мы сделали попытку.

Но у нас не было опытного центровщика. Взялись за это дело Морозов и Тюренков с помощью не очень опытного представителя завода. И центровка линии валов была выполнена, но далеко не с той точностью, которая требовалась. Состояние ее меня, как впрочем и весь экипаж, серьезно беспокоило. К сожалению, впоследствии наши опасения оправдались. Не раз неисправность линии вала являлась причиной наших затруднений в море, и только самоотверженность людей и мастерство их помогали нам благополучно выходить из трудного положения. Мы закончили самые сложные работы и продолжали стоять в бухте, занимаясь мелким ремонтом и ожидая дальнейших указаний.

Противник с трудом, но продолжал продвигаться к Мурманску. Наши войска уже значительно измотали гитлеровцев, ожидался решающий перелом. Всем не терпелось поскорее принять участие в общей борьбе. Но пока мы оставались вне дела и с щемящим чувством наблюдали, как большие группы немецких бомбардировщиков пролетали над нами в сторону Мурманска.

В такие дни на лодке и на других кораблях, стоящих рядом с нами, объявлялась воздушная тревога. Но самолеты пока нас не трогали. Их интересовал порт.

Однако ждать нам пришлось недолго. Однажды, в конце июля, в отсеках лодки пронзительно загремел электрический колокол Громкого боя.

«Опять налет!» — подумал я и, прервав разговор с инженером-механиком, поспешил из кормового отсека в центральный пост. Одновременно с сигналом в переговорных трубах, соединяющих центральный пост со всеми отсеками, раздался громкий торопливый голос вахтенного:

— Боевая тревога!.. Боевая тревога!

— А, черт… работать не дают! — в сердцах сквозь зубы выругался старшина 2-й статьи Морозов. Упершись обеими руками в огромную чугунную отливку, висевшую на талях, он сердито крикнул помогавшим ему матросам:

— Что рты разинули? Трави тали, клади крышку на доски!

Крышка медленно опустилась на толстую сосновую доску, лежащую сверху цилиндра двигателя.

Морозов быстро выхватил клок загрязненной ветоши и, на ходу вытирая масленые руки, приказал мотористам:

— По местам, живо!..

Его помощники сразу исчезли, и он сам тут же схватил противогаз, перекинул его через плечо, надел на голову железную каску и вслед за ними нырнул в переборочный люк машинного отсека.

В центральном посту стало тесно. Матросы, старшины и офицеры, на ходу поправляя противогазы и каски, один за другим быстро взбегали по вертикальному железному трапу на верхнюю палубу.

Я стоял и смотрел на секундомер, проверяя быстроту действий личного состава по подготовке корабля к бою. Повседневная тренировка на подводной лодке вырабатывает у людей способность удивительно быстрого движения по кораблю в авральные минуты. Люди привыкают к своему кораблю, и он, как бы ни был мал, никогда не кажется им тесным. Человек, не привычный к такой тесноте, разбил бы себе голову, если бы вздумал двигаться в лодке с такой же скоростью, с какой матросы экипажа подводной лодки занимают свои места по боевой тревоге.

Подымаясь последним, я слышал, как уже хлопали зенитки расположенных поблизости от нас береговых батарей и где-то за холмами гулко рвались авиационные бомбы.

— Где бомбят? — спросил я у Щекина, который стоял на посту управления артиллерийским огнем. В одной руке у него были таблицы стрельбы, другой он держал бинокль, всматриваясь в синеву безоблачного неба.

— Трудно сказать, сопки мешают определить направление взрывной волны, — ответил он, не отрываясь от бинокля.

— Самолеты от солнца летят на нас! — вдруг крикнул Федосов.

Все, как по команде, повернулись в ту сторону, куда показывал наблюдатель.

С юго-востока на большой высоте, почти не различимая в летнем голубом небе, показалась группа немецких бомбардировщиков.

На палубе прекратилось движение. Люди застыли на своих местах. В тишине знойного дня доносился рокот моторов. Вдруг в небесном мареве появилась едва заметная точка, за ней — вторая, третья… Вскоре мы уже хорошо различали летевшие на нас самолеты.

— Наши истребители! — крикнул наблюдатель.

В воздух поднимались наши самолеты.

«Должно быть, отогнали первую группу и идут в атаку на вторую… Но успеют ли?» — подумал я.

В этот момент от фашистских самолетов отделилась большая группа и, сделав крутой поворот, взяла курс на главную базу флота. Оставшиеся девять «юнкерсов», снижаясь, продолжали быстро приближаться к нам.

Я осмотрел рейд. Кроме нашей подводной лодки. На якорях стояли еще два корабля. Других объектов поблизости не было.

Сомнений не оставалось: «юнкерсы» идут на нас.

— Отражать атаку, — дал я команду.

Послышался резкий голос Щекина:

— Приготовиться к бою! Дистанционная граната… Орудие зарядить!

Команда вывела людей из оцепенения. Каждый член экипажа встал на свое место у орудия. Боцман Хвалов наводил в небо зенитный пулемет, ему помогал матрос Железный, старший торпедист Иванов занял площадку командира орудия, старшина мотористов Морозов — место у рубочного люка, для подачи снарядов из центрального поста.

Ствол орудия, тускло блеснув в лучах солнца, быстро повернулся в сторону самолетов противника.

— Цель поймана! — доложил Федосов, выполняющий обязанности наводчика.

И снова все замерло. Только ствол орудия, послушный наводчику, едва заметно следил за целью. Наступила минута ожидания.

Шум моторов самолетов быстро нарастал. Все отчетливее вырисовывались вражеские пикировщики. Командир орудия потянулся рукой к спусковому рычагу. Боцман Хвалов прильнул к пулемету. Щекин, широко расставив ноги в тяжелых болотных сапогах, точно прирос к месту, его худощавое, тщательно выбритое лицо стало жестким. Он оторвал бинокль от глаз, бросил взгляд на секундомер и, резко взмахнув рукой, скомандовал:

— Огонь!

Разом все пришло в движение. Одновременно с нами открыли огонь и соседние корабли. Бухта наполнилась грохотом. Гулко ухало орудие, трещал пулемет, гильзы патронов и снарядов, дымясь, падали на железную палубу и, гремя, скатывались за борт. В этой мешанине звуков невозможно было различить голосов.

Один за другим, ввинчиваясь в воздух, снаряды летели навстречу самолетам и разрывались, образуя впереди них белые облачка, напоминающие раскрывающиеся в воздухе маленькие парашютики.

Огненные трассы от снарядов с соседних кораблей, пронизывая синеву неба, терялись в его бесконечной глубине. Черные и белые клубящиеся облачка все гуще собирались над рейдом.

Самолеты противника разделились на звенья и направились к своим целям. Одно из них надвигалось на наш корабль.

— Пулеметы! Огонь! — что есть силы закричал я, опасаясь, как бы сильный шум не заглушил мой голос. Но пулеметчики услышали команду, и пунктиры трассирующих пуль потянулись в небо.

Усилили огонь и береговые зенитки. Впереди самолетов образовалась огненная завеса. Но они прорвались через стену зенитного огня и один за другим пошли в пике.

Мне вдруг показалось, что пулемет боцмана Хвалова теряет устойчивость: струя трассирующих пуль, теряющаяся где-то в глубине неба, запрыгала.

«Не ранен ли?» — мелькнула у меня мысль. Это могло случиться: внезапно появившиеся истребители противника на бреющем полете обстреливали берег и наши корабли, стремясь подавить зенитный огонь. Но замешательство Хвалова было недолгим. Он еще плотнее приник к пулемету. Не отрывая глаз от самолетов, которые вот-вот должны были сбросить бомбы, я крикнул:

— Хвалов, держись!

— Держусь! — бодро ответил он.

От «юнкерсов» отделились бомбы, и почти одновременно с этим огромные клубы черного дыма окутали летящий впереди самолет. От прямого попадания снаряда «юнкере» словно подпрыгнул в воздухе и, резко снижаясь, полетел в сопки, оставляя за собой широкий огненно-черный клубящийся след. Где он упал, и упал ли, видно не было, но все понимали, что он погиб, и это вызвало бурный восторг.

— Товарищ командир, один сбит! — стараясь перекричать друг друга, почти в один голос закричали матросы. Но в этот момент в нескольких десятках метров от корабля раздались страшной силы взрывы, и всех, кто был на верхней палубе, с ног до головы окатило поднявшейся от взрыва водой. Это немного уняло восторг. Бомбы были сброшены вторым самолетом.