Орхан Памук - Мои странные мысли

• Название: Мои странные мысли
• Автор: Орхан Памук
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-11143-1

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.

Впервые на русском!

---

Сулейман. Мой брат нашел мне работу в фирме по продаже строительных материалов Хаджи Хамита Вурала. Теперь я единственный на фирме, кто водит пикап нашей фирмы марки «форд». Позавчера утром, примерно в десять часов утра, я вышел купить пачку сигарет в бакалейной лавке в Меджидиекёе, которая принадлежит одному человеку из Малатьи (у нас в лавке сигареты я не покупаю, потому что отец не одобряет моего курения), и уже садился в машину, как вдруг услышал, что кто-то тихонько стучит в правое стекло. Мевлют! Бедный парень! Он тащил на спине йогурт на шесте, нес торговать в город. «Прыгай!» – сказал я ему. Он сложил шест с мисками в кузов и сел. Я протянул ему сигарету, дал зажигалку прикурить; Мевлют первый раз видел меня за рулем – он не верил своим глазам. Мы промчались по той самой улице, которая идет то вверх, то вниз и по которой он обычно ходит со скоростью четыре километра в час, да еще в мисках тридцать килограммов йогурта тащит. Поговорили о том о сем. Потом он спросил об Абдуррахмане-эфенди и его дочерях.

– Они вернулись в деревню, – сказал я.

– Как звали сестер Ведихи?

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто так…

– Ведиха теперь моя невестка. И ее сестры – невестки моему брату… Теперь мы – одна семья…

– А я разве не из вашей семьи?

– Конечно из нашей… И поэтому ты не должен ничего от меня скрывать.

– Я и не собираюсь… Но поклянись, что никому не скажешь.

– Клянусь перед Аллахом, нашей нацией и флагом, что сохраню твою тайну!

– Я влюбился в Райиху, – сказал Мевлют. – Самая младшая, с черными глазами, – ее ведь Райиха зовут? Мы с ней чуть не столкнулись в зале, когда она шла к столу отца. Ты не видел? Я заглянул ей прямо в глаза. Сначала я подумал, что забуду обо всем. Но не смог.

– Что ты не смог забыть?

– Ее глаза… То, как она смотрела на меня… Ты не видел, как наши пути пересеклись во время свадьбы?

– Видел.

– Как думаешь, это случайность или нет?

– Ты, дружок, влюбился в Райиху. Так что лучше я ничего не буду знать об этом.

– Она очень красивая, правда?.. Если я напишу ей письмо, ты ей передашь?

– Но они уехали с Дуттепе. Я же сказал, что они вернулись к себе в деревню… – сказал было я, но Мевлют так грустно посмотрел на меня, что я не выдержал: – Хорошо, я постараюсь ради тебя.

В Харбийе он, веселый, вышел из пикапа, забрал свой шест и миски из кузова. Поверьте, мне очень больно, что кто-то в нашей семье до сих пор торгует йогуртом на улицах.

15. Мевлют уходит из дома Если ты встретишь ее завтра на улице, ты узнаешь ее?

Мустафа-эфенди. Я не поверил, когда услышал, что Мевлют ходил на свадьбу Коркута в Стамбуле. Новость эта огорошила меня. Сейчас я еду в Стамбул на автобусе, он покачивается, а моя голова то и дело ударяется о холодное стекло. Хоть бы мне совсем не ездить в Стамбул, думаю я, хоть бы шагу не делать никуда из деревни.

Вечером в начале октября 1978 года, незадолго до того, как наступили холода и начался сезон торговли бузой, Мевлют пришел домой и обнаружил, что дома в полной темноте сидит отец. В большинстве окрестных домов горел свет, так что Мевлюту и в голову не пришло, что у них может кто-то быть. В первую минуту он испугался, решив, что в доме вор. Затем он испугался отца, который, должно быть, уже узнал о том, что он ходил на свадьбу. Скрыть это от Мустафы-эфенди было совершенно невозможно, все, кто ездил из деревни на свадьбу – на самом деле почти вся деревня, – доводились друг другу родственниками. Наверняка отца злило еще больше то, что Мевлют отправился на свадьбу, понимая, что Мустафа-эфенди сразу же узнает об этом.

Они не виделись два месяца. На такой долгий срок отец с сыном еще никогда не расставались с того момента, как Мевлют впервые приехал в Стамбул девять лет назад. Мевлют знал, что, несмотря на все прихоти и придирки отца, несмотря на все их бесконечные легкие раздоры, они с отцом являются друзьями и напарниками. Однако он уже был сыт по горло устанавливавшимся чуть что грозным молчанием отца и взрывами гнева.

– Ну-ка, поди сюда!

Мевлют подошел, ожидая, что отец ударит его. Но тот не ударил. Вместо этого он указал ему на стол. И только тогда Мевлют разглядел в полутьме пачки с купюрами по двадцать немецких марок. Интересно, как это отец нашел их в матрасе?

– Кто дал тебе это?

– Я сам заработал.

– Как ты смог заработать столько денег?

Отец клал все скопленные деньги в банк, однако инфляция быстро превратила банковский вклад в ничто. Несмотря на это, отец упрямо отказывался признавать, что его небольшие сбережения растаяли, и продолжал складывать все на банковский счет, не желая хранить деньги в иностранной валюте.

– Здесь не очень много денег, – сказал Мевлют. – Всего тысяча шестьсот восемьдесят марок. Кое-что еще с прошлого года. Я скопил их, продавая йогурт.

– Ты спрятал от меня деньги. Ты лжешь мне? Ты что, замешан в чем-то недостойном? В чем-то запретном?

– Клянусь, я…

– Ты уже как-то поклялся, что не пойдешь на свадьбу.

Мевлют смотрел перед собой и чувствовал, что отец вот-вот его ударит.

– Не смей больше бить меня, – сказал он. – Мне уже двадцать один год!

– С чего это?! – взревел отец и ударил Мевлюта.

Мевлют успел поднять руку, чтобы закрыть лицо, и удар пришелся ему по руке. Отец тоже почувствовал боль от удара, но от этого рассвирепел еще больше и два раза сильно ударил Мевлюта в плечо.

– Вон из моего дома, негодяй! – закричал он.

Сила еще одного удара оттолкнула Мевлюта. Он упал на кровать, а затем свернулся на ней калачиком, как в детстве. Он лежал спиной к отцу, его била дрожь. Отец решил, что Мевлют плачет, а Мевлют решил его в этом не разубеждать.

Мевлюту хотелось немедленно собрать вещи и уйти из дома (представляя эту сцену, он воображал, что отец тут же пожалеет обо всем и будет пытаться его удержать), но в то же время боялся вступить на путь, возврата с которого нет. Если он хочет уйти из этого дома, то уходить нужно не сейчас, в гневе, а утром, успокоившись и хорошенько все обдумав. Теперь Райиха была единственным светлым пятном в его жизни, дарившим надежду. Ему нужно было где-то побыть одному и подумать о письме, которое он собирался написать ей.

Долгое время Мевлют лежал без движения. Он думал, что если встанет, то стычка с отцом может продолжиться. Если это повторится и отец снова его ударит, то оставаться дома будет невозможно.

С кровати Мевлют слышал, как отец вышагивал по комнате, как налил себе сначала стакан воды, потом стаканчик ракы, а затем закурил. За девять лет, которые Мевлют провел здесь, и особенно в школьные годы, он привык слышать легкий шум, связанный с присутствием отца в доме, его тихий разговор с самим собой, его дыхание, кашель и храп по ночам, и это вселяло в него чувство защищенности и покоя. Но теперь он больше таких чувств к отцу не испытывал.

Уснул он прямо в одежде. В детстве он любил засыпать в одежде, если бывал за что-то наказан и побит отцом, если долго торговал на улице и очень уставал, а еще когда долго учил уроки.

Когда утром он проснулся, отца дома не было. Он сложил в свой маленький чемодан, с которым ездил в деревню, свои носки, рубашки, бритвенный станок, пижаму, свитер и тапочки. Он удивился, когда увидел, что чемодан остается наполовину пустым после того, как он сложил туда все свои вещи, которые хотел взять с собой. Он обернул пачки денег, лежавшие с вечера на столе, старой газетой, сложил в полиэтиленовый пакет, на котором было написано «ЖИЗНЬ» и положил в чемодан. Когда он покидал дом, то не испытывал ни страха, ни угрызений совести, а лишь свободу.

Он направился прямо к Ферхату, в квартал Гази. На этот раз, в отличие от неудачной попытки год назад, двое человек сразу указали ему на дом Ферхата.

Ферхат. Мевлют лицея закончить не смог, но я, хвала Аллаху, его в конце концов окончил. Правда, я не сдал вступительные экзамены в университет. После того как мы переехали сюда, я недолгое время работал сторожем на стоянке кондитерской фабрики, в бухгалтерии которой работали некоторые мои родственники, но там был один громила из Орду, который постоянно задирал меня. В какой-то момент я попал в политическую ячейку вместе с некоторыми из моих приятелей по кварталу. Впрочем, с чего вдруг я называю эту организацию «ячейкой», когда это была вполне себе маленькая партия? Но это было не по мне. Я мучился угрызениями совести, потому что продолжал оставаться с ними из чувства уважения к ним и страха. Хорошо, что в это время появился Мевлют со своими деньгами. Оба мы прекрасно понимали, что квартал Гази, совсем как когда-то Кюльтепе, не даст нам ничего хорошего. В декабре 1978-го в анатолийском городе Кахраманмараш был сожжен и разграблен алевитский квартал, и алевитская резня всколыхнула даже квартал Гази и к тому же привела в движение новые силы. Мы решили, что если, перед тем как уйти в армию, мы переедем куда-нибудь в центр Стамбула, например в Каракёй или на площадь Таксим, то сможем больше работать и заработать больше денег и перестанем тратить время на дорогу и автобусы.