Ирина Белояр - Уайтбол

• Название: Уайтбол
• Автор: Ирина Белояр
• Жанр: Научная Фантастика

…Чужие.

Не карикатурные страшилища, пожирающие все на своем пути. И не надменные полубоги, жаждущие поработить нашу маленькую, но очень гордую Землю. Если вас прикалывают только такие сюжеты, лучше читайте комиксы. Там все это есть.

Не космические благодетели, добрые и мудрые, готовые решить все наши ясельные проблемы. Кому нужны сопли в сиропе, лучше смотрите мелодраматические сериалы. Там и сопли, и сироп, и мозгами шевелить не нужно (больше того, противопоказано).

Не равнодушные к человечеству и абсолютно непостижимые сущности — на эту тему уже АБС сказали все возможное, добавить нечего.

А также не хрупкие трогательные создания с пушистыми мордочками и не дикие аборигены, поклоняющиеся своим непонятным идолам. Дело вообще не в этом. И Чужие для нас, и мы для них — нечто вроде лакмусовой бумажки. Как они там у себя оценили то, что на бумажке проявилось — черт их знает, по гамбургскому счету. А у нас, ясен пень, ничего хорошего. Поскольку спички детям не игрушка.

Для кого «человек» звучит гордо — срочно покиньте эту страницу.

Социальная фантастика + н/ф + мистика.

---

Потом были поминки. Я честно пару часов высидел за столом, затем под шумок сбежал на улицу.

За дверями кафешки — небольшой скверик. Я прошел его насквозь и оказался на пустынной набережной, в давние времена отгороженной от реки каменным бордюром. Бордюр местами разрушился, в провалах разрослись молодые березы.

Погода изменилась, заметно похолодало. Ветер гулял по верхушкам кустов скверика, гнал волны по реке, раскачивал тонкие березовые стволы.

У парапета — женщина в светлом плаще.

Я подошел ближе.

Саша. Тоже сбежала из кафе.

— Здорово иногда возвращаться домой, — тихо сказала звездная леди.

— Трудно все время жить в космосе?

— Не знаю. Привыкла. Когда пришло добро на участие в контактно-исследовательской группе Леты, мне еще не было двадцати пяти. В таком возрасте привыкать легко.

— Как вам удалось попасть в состав группы?

— Конкурс был, но не очень большой. У нас человек тридцать на место. У технарей и естественников — человек пятьдесят, что ли… Не так много народу рвется в дальний космос. Три мира — не родной Ганимед. Если нашим партнерам-светлячкам вдруг надоест работать извозчиками, колонии окажутся отрезанными от Земли. Они, разумеется, автономны, но тем не менее. Не погибнуть страшно — знали, на что шли. Страшно потерять родину. Навсегда. К этому невозможно быть готовым. На Эребе и Лете сейчас всего три человека старше сорока пяти. Кстати, одному из них я обязана приглашением академика Венского… ладно, не важно. На молодежь делали упор при комплектации групп. Но люди за тридцать особо и не стремились к нам попасть.

— Скажите, как специалист: велика вероятность, что светлячки бросят проект «Три мира»?

— Ну… общую установку на этот счет вы, наверно, знаете: светлячки заинтересованы в людях постольку, поскольку мы снабжаем их расчетными данными о планетарных системах. Мотаясь по одним и тем же маршрутам, они не получают новой информации.

— Можно я не поверю в эту установку? — улыбнулся я.

— Можно, — ответила Саша. — В нее никто не верит… По сути, конечно, светлячки могут выйти из проекта в любую минуту. Их ничего не останавливает. Эреб, Аркадия и Гиперборей — жизнеспособные отстрелившиеся колонии. Самостоятельные Города. За своих отстрелков светлячки не слишком переживают, с какой стати им беспокоиться о наших. Детки выросли и разлетелись в разные стороны. Естественно и разумно.

…Какой-то морок: на секунду показалось, что разговариваю не с человеком. То ли из-за чужих интонаций Саши, то ли… Должно быть, все мы ксенофобы — где-то на глубоко запрятанном бессознательном уровне. Отсюда и ужастики наши: непостижимый аморфный монстр с нечеловеческой логикой и этикой вселяется в хрупкое тело земной женщины…

Я мотнул головой — наваждение исчезло. О чем это мы говорили? Ах, ну да.

— Тогда совсем непонятно, почему партнерство до сих пор не прекратилось.

— То, что я сейчас скажу — всего лишь версия, — ответила Саша. — Хотя на Лете она, пожалуй, самая популярная… Светлячков интересуют люди. Именно люди. Мы для соседей — нечто более серьезное, чем они для нас.

— Почему?

— Человек в своих прогнозах исходит из видового многообразия, присущего его родному миру. Для нас Чужие — не такое уж потрясение, что-то подобное ожидалось давно… А в представлениях светлячков никакого видового многообразия не существует. До недавнего времени они ощущали себя вообще единственной формой жизни во Вселенной. Даже этот мох, который светлячки сеют, они считают частью своего организма — ну, приблизительно как мы воспринимаем собственные ногти и волосы. В понятийной базе наших друзей категории «другой», «чужой» отсутствуют как класс. Только сейчас у них начинают приживаться эти понятия, и чем больше приживаются — тем больше светлячки осознают, что открыли для себя совершенно новый мир. Революция в представлениях.

…Что-то на эту тему я читал — кажется, уже после амнезии. А может, и до нее читал.

Самых первых встреченных землян циклопы восприняли как… собственных искалеченных сородичей. Чудовищным образом искалеченных: тела деформированы до неузнаваемости, поведение неадекватное, речевые способности утеряны… Обычно соседи добивают своих инвалидов и безнадежно раненых. Единственное, почему земляне избежали этой участи — они явно принадлежали другому Городу. Чужое. Нельзя. Табу.

Позже циклопы заподозрили, что все не так просто. Поспособствовала озарению, видимо, земная техника: вездеходы, планетарные челноки. Это хозяйство никак не вписывалось в концепцию изуродованного «отстрелка». Оно вообще ни в какую концепцию не вписывалось, а таинственные «инвалиды» продолжали хранить молчание…

— Жуть, если задуматься, — я облокотился на парапет, глянул вниз — туда, где река мелкой рябью убегала в какое-то свое неизвестное будущее. — Нет, правда — жуть. Человек бы свихнулся, столкнувшись с таким испытанием для интеллекта.

— Все рано или поздно эволюционирует, сознание в том числе. Один свихнулся, второй, а третий принял. Светлячкам, разумеется, проще: понятие невозможного у них отсутствует, и вряд ли когда-нибудь приживется. Все, что происходит — происходит потому, что возможно. Огромный потенциал приятия. Они и соображают из-за этого лучше, чем мы. Опять же: нет почвы для внутреннего конфликта, а значит — для безумия.

…В речке колыхалось что-то темное, временами казалось — живое. Лишь когда течение прибило эту штуку к берегу прямо под нашей площадкой, стало видно — кусок автомобильной покрышки…

— Саша, можно задать бестактный вопрос?

— Я уже не помню, какие вопросы на Земле считаются бестактными. Спрашивайте.

— Что у вас со щекой?

— Это, — она потрогала ожог. — Приключение.

— Расскажите, если не секрет.

— Да нечего особо рассказывать. Перед отбытием сюда летала на Эреб. Когда выходили с посадочного поля, там приключилась авария. Рванул топливный бак вездехода. Я отделалась легко. А мой товарищ… он рядом с той машиной был.

— Погиб?

— Да. Мы вместе должны были отправляться на Землю. Я — к Венскому, он… ну, теперь уже неважно.

— Мне очень жаль.

— В колонии смерть — обычное дело.

Ни черта не поймешь по лицу. Они что, действительно не умеют переживать из-за таких вещей? Ладно — чужой человек, но — «товарищ»…

— Разведочные экспедиции редко обходятся без жертв, — продолжила Саша. — И на буровых станциях люди часто гибнут. За границей расчищенной зоны хищные рептилии бродят… и это — далеко не единственная прелесть нашей экзотики.

Да нет, все-таки переживает.

— Не вспомните, в какой день это произошло?

— Зачем?

— Не знаю.

— На Эребе календарь считают не по Земле, но я попробую соотнести. По-вашему это было… — Саша остановилась, потом продолжила:

— Тринадцатое июля. Старое доброе тринадцатое число.

…Так и есть. Лес, гроза, дурь, птица в огненном потоке.

А там, на Эребе — полыхнувшая машина…

Вдруг в башке мелькнула бредовая мысль: если б я не упал тогда мордой в костер — не забрала бы оранжевая река две жизни вместо одной? Может, я часть того пожара на себя оттянул?..

Охренеешь с этим уайтболом, блин!

— Да, еще одно… — некоторое время я мучился, пытаясь сформулировать вопрос корректно, поскольку не вышло — бухнул напрямую:

— Саша, где я мог видеть вас раньше? Никак не отделаюсь от ощущения, что мы знакомы.

Женщина посмотрела на меня, будто ожидая продолжения. Я не купился: эту особенность мимики Чужих уже получилось вычислить. Она ждет, но не продолжения, а когда к ней самой придет мысль. Думает, если по-нашему.

— Нет. У меня хорошая зрительная память. Я вас совершенно точно раньше не встречала.

Врет — не врет? Опять ничего не прочтешь по лицу. Ладно, не все сразу.

* * *

Микроавтобус долго одолевал тягучий подъем, и, наконец, выкатил на самую высокую точку дороги. Открылась широкая панорама: мощные дебри по обеим сторонам от шоссе резко оборвались, впереди до самого горизонта — поля с редким, мелким подлеском. А вдали, справа от дороги — белое что-то… уайтбол.

Без вариантов.

— Вик, ты когда-нибудь обращал внимание, на что похожа эта штука издали? — поинтересовался я.

Все дружно посмотрели в окно.

— Надо же, и правда — белый мяч, — без интонаций произнесла Саша.

Мяч или шар, довольно четко обрисован и слегка движется. Будто подпрыгивает, отталкиваясь от горизонта.

— Виден целиком. С чего бы? Обычно краешек торчит, ну — полусфера, — задумчиво проговорил Вик. — Не иначе — горку под собой вырастил и теперь по вершине катается. Серж, это по твоей части.

Геолог неохотно выплыл из своих мыслей:

— Это не горы. Орогенез[5] — процесс крайне медленный, там счет на геологические эпохи идет, никак не на дни. В нашем случае можно говорить только о сейсмической активности. Уайтбол, судя по всему, зона мощнейших землетрясений. Одни блоки проваливаются вниз, другие выталкиваются наверх.