Сергей Жадан - Красный Элвис

• Название: Красный Элвис
• Автор: Сергей Жадан
• Издательство: Амфора
• Жанр: Контркультура
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-01157-9

Сергей Жадан один из немногих ухватил нашу эпоху, точно тигра за хвост, увидел смешное в ее печалях и трагичное в ее радостях, описал ее уникальность. «Время двигается у тебя под кожей, — говорит Жадан, — и если у тебя тонкая кожа, ты даже можешь его увидеть».

---

После этого он начал охотиться на меня. Он ждал под дверью комнаты, пока я проснусь, он ходил под дверью душа, пока я мылся, он не спал до утра, ожидая, пока я вернусь, а дождавшись, начинал со своего традиционного — кофе? спрашивал он, хербаты? После этого мы шли к нему и пили водку. В баре, что интересно, он меня иногда не узнавал, он вообще был близоруким и на расстоянии узнавал не всех. Он был разведен, у него было две дочки, они раз в неделю навещали его, готовили ему бигос, большую посудину бигоса, Витольд прятал бигос в холодильник и забывал о нем, бигос начинал вонять, и холодильником никто не пользовался, Витольд, что характерно, тоже, наверное, думал, чего я буду пользоваться этим вонючим холодильником? Через неделю дочери возвращались, выбрасывали старый бигос и тут же готовили новый. Витольд гордился своими дочками, знакомил меня с ними, извинялся, что они не говорят по-английски, для него тема семьи была важной, он, когда выпивал, всегда об этом говорил, семью он называл на немецкий манер «фамилией», хотя по-немецки не говорил.

Спустя неделю я переехал от него в другой номер. Но мы и дальше ежедневно виделись в баре. Он ставил wódku, я не отказывался. Иногда он меня и дальше не узнавал.

Приближалась Пасха. Однажды ночью, когда все стихло и уже никто не звонил, я вышел на кухню сделать гренки. Я вот как думал: сейчас выйду на кухню, там никого нет, сделаю себе гренки и буду смотреть телевизор. Потом снова лягу спать, и меня снова никто не достанет. Все получалось продуманно: отель был пуст, большинство студентов и преподавателей, которые его населяли, разъехались праздновать Пасху. Доставать меня было некому. Я вышел на кухню. Курва, только и подумал я. На кухне стоял Витольд. В одних носках. То есть не так — он был одет, все нормально, только на ногах не было обуви, одни белые носки. Его качало из стороны в сторону, он лихо держал руки в карманах светлых парусиновых штанов и не реагировал. Был похож на боцмана, возвращающегося в родной порт с богатым уловом. О, сказал он, Серхий! Ага, подумал я, хорошо, что не Sashka. Хербаты? завел он свое. Нет, говорю, только не сегодня: есть дело, должен еще работать. Ты хороший поэт, сказал он. Я не пью сегодня, ответил я. Оʼкей, сказал он, я понимаю, не пьешь — не пей, но попробуй моей рыбы. Он открыл холодильник и достал оттуда вонючую рыбу. Я не ем рыбу, сказал я. Да? растерянно переспросил он и спрятал рыбу назад. Я попытался готовить гренки, они дымили и подгорали, Витольд нависал над ними и не подпускал меня, не давая ничего сделать. Слушай, сказал он, ко мне завтра приходят мои дочки, у нас будет праздничный обед, Пасха все-таки. Бар, кстати, сказал он, не будет работать четыре дня. Будем мы с дочками, Абдулла… кто? переспросил я, Абдулла, подтвердил Витольд, вот — будет Абдулла, ну и ты приходи. Завтра к четырем. Обязательно буду, согласился я и подобрался к гренкам. Давай по рюмке, снова предложил он, po małoj, делая в слове «малой» ударение на первом слоге. Нет, твердо ответил я. Тогда попробуй моего бигоса, сказал он и полез в холодильник за своим вонючим бигосом. Я схватил гренки и сбежал в свою комнату.

Назавтра днем я вышел на кухню. Дочка Витольда готовила посудину бигоса. Витольд увидел меня, радостно поздоровался. На обед он меня не приглашал и о нашей вчерашней встрече, похоже, не помнил. Я поздравил их с праздником и пошел в парк.

И вот в час ночи он стоял у меня под дверью, и улов у него снова был богатым. Серхий, сказал он просто и без выебонов, пойдем по рюмке, ро ma łoj, с удалением на первом слоге. И я покорно пошел за ним. В его комнате и теперь валялась куча одежды, на креслах были развешены его гульфики, очевидно, у него был их целый набор, на каждый день недели. Витольд принес ветчину, достал из шкафа с одеждой «Соплицу» и разлил. Ну, давай, сказал он, с праздником. Я посмотрел на бутылку «Соплицы» и выпил. Главное, не думай о названии, говорил я себе, главное, не думай о названии. У меня странный сосед, сказал Витольд, араб. Его зовут Абдулла. Он очень странный. Что такое? спросил я. Он не пьет хербаты, сказал Витольд, пьет только воду, пьет джус, пьет колу, а хербаты не пьет. Я ему предлагаю каждое утро, говорю, ты, дурак, попробуй хербаты, у меня настоящая китайская хербата, а он говорит — нет, я не пью хербаты. Такой странный… Ты завтра идешь в костел? спросил я. Витольд засмеялся. Знаешь, сказал он, смеясь, я вообще-то католик, но в костел не хожу. Мне нравится, как сказал этот, который в России главный по церквям… Алексий, подсказал я, Алексий, согласился он, он сказал, что католицизм это угроза. Я с ним согласен. Ясно, говорю, извини, что спросил. Он налил еще «Соплицы». Я зажмурился и выпил. Бар, сказал Витольд, третий день не работает. Я им звоню, говорю: вы, курва, почему не работаете? Это ж ненормально, сказал он мне. Зато на ресепшене, вел он дальше, сегодня симпатичная девушка, видел? Видел, ответил я, но там есть еще симпатичнее — такая блондинка, видел? А, сказал он, видел, но ты даже и не думай, предупредил он меня, это моя задница. Да ради бога, только и ответил я. У меня странный сосед, печально сказал Витольд, разлив «Соплицу», он не пьет хербаты, пьет только джусы, я, как дурак, каждое утро пью с ним его джусы, представляешь? А хуже всего то, что он поет. Как поет? не понял я. Поет, подтвердил Витольд, каждое утро. Понимаешь, пояснил мне Витольд, он сошел с ума от одиночества. У него тут никого нет — ни друзей, ни семьи, вот он и поет. У меня, добавил он, хотя бы дочки есть, а у него — совсем никого. Так пойте вместе, посоветовал я, сделайте дуэт. Перед Витольдом на столе лежал раскрытый блокнот, на чистой странице большими буквами было написано: «SOBOTA. SERHIJ. WÓDKA», похоже, он все держал под контролем. Знаешь, внезапно сказал Витольд, ты, кстати, говоришь по-английски? Говорю, подтвердил я. Так вот, вел дальше Витольд по-польски, густо вставляя русские лексемы, у меня во Львове есть девочка. Настоящая красавица… А ты был во Львове? спросил я. Нет, не был, растерянно ответил Витольд. Ну так поезжай к ней, поезжай во Львов, что ты тут делаешь — на Пасху, сказал я. Поеду, согласился Витольд, обязательно поеду. Он дотянул сигарету, посмотрел, куда бы деть бычок, увидел банку «Живица» и бросил бычок туда. Давай еще по одной, предложил он, за праздник. Нет, ответил я, мне еще работать сегодня. Это такой странный сосед, начал он снова, знаешь, — он увидел перед собой банку «Живица», взял ее и жадно отпил, — ты был хорошим соседом, с тобой всегда можно было нормально посидеть, а этот, курва, Абдулла, он постоянно поет, ты понимаешь, Sashka? Ладно, сказал я, пойду я спать.

Я хотел бы встретить старость, как он. Я хотел бы, чтобы мой сын не забывал обо мне, пусть даже без бигоса, чтобы хоть время от времени проведывал меня, хотел бы знакомить его с соседями по отелю и говорить — смотрите, это мой сын, правда, он замечательный? Я хотел бы всегда иметь про запас бутылку водки в шкафу для одежды и несколько выстиранных труханов. Я хотел бы, чтобы моей самой большой проблемой в 60 лет было отчаянное безумное пение моего соседа по коридору, соседа по безумию. Я бы с этим справился. Одинокие мужчины, запертые в своих комнатах с черно-белыми телевизорами и плохой мебелью, каждое утро выкручивают себе мозги в раздумьях о том, чем бы сегодня заняться, как бы пережить еще один праздничный, пустой день, высчитывая часы и секунды, когда к ним снова придут их дети, когда возвратятся из церкви их соседи, когда откроется бар и на ресепшене будет сидеть самая красивая девочка в отеле.

АТЛАС АВТОМОБИЛЬНЫХ ДОРОГ УКРАИНЫ © Перевод З. Баблоян

— Смотри, — сказал водитель, — это мотель. Здесь по вечерам проститутки стоят.

— И куда они потом деваются?

— Домой идут.

— Их тут, наверное, все знают, город небольшой.

— Тут вообще все всех знают. Быть здесь проституткой — это еще не самый худший вариант.

Оʼкей, быть проституткой действительно не самый худший вариант, даже на Донбассе, с его традиционной пролетарской системой моральных ценностей, очевидно, это не лучшие времена для угольной промышленности, молодой украинский капитализм пожирает сам себя, так что приходится идти на компромиссы, поступаться собственной территорией, пуская на нее чужих. Большие промышленные объекты умирают, словно динозавры, оставляя за собой красоту руин и терпкий запах безработицы. Индастриал проходит семь кругов производственного ада и превращается в мертвый индастриал, когда старые цеха, словно католические соборы в туристических центрах, перестают выполнять свою непосредственную функцию, отходя в область истории и шоу-бизнеса. Мертвый индастриал требует фиксации, его нужно сохранять на пленках, снимать портативными видеокамерами, делать подробные описания и вносить в каталоги каждый разбитый корпус и засыпанный рудник, которые попадаются тебе на пути. За мертвым индастриалом прочитываются биографии пролетариата, нанесенные трафаретом на стены бывших рабочих столовых, стоит лишь остановиться и продраться к этим стенам, раздавливая в придорожной траве использованные шприцы и выбеленные собачьи черепа. Все зависит от умения вовремя сделать остановку.