Рудольф Штайнер - Мой жизненный путь

• Название: Мой жизненный путь
• Автор: Рудольф Штайнер
• Жанр: Религия

---

Практическим обучением в этом направлении является то, когда видишь себя перенесенным в некое бытие, которое богатую внешними событиями жизнь делает внутренне столь же близкой, как собственные суждения и ощущения. В Веймаре подобное происходило со мной часто. Мне кажется, что с концом столетия этому тоже пришел конец. Раньше еще повсюду витал дух Гете и Шиллера. Милый старый Великий герцог, который так важно прохаживался по Веймару и его паркам, мальчиком еще застал Гете. Он очень сильно ощущал свое "благородство", но всегда отмечал, что благодаря "делам Гете, совершенным для Веймара", он чувствует себя как бы вдвойне облагороженным.

Дух Гете действовал в Веймаре так сильно, что некоторые мои сопереживания веймарских событий стали для меня практическим душевным упражнением для верного изображения сверхчувственных миров.

Глава двадцатая

Прекрасные дружеские отношения сложились у меня с семьей архивариуса Гете-Шиллеровского архива Эдуарда фон дер Хеллена[122]. Среди сотрудников архива эта личность занимала особое положение. В кругах специалистов-филологов фон дер Хеллен пользовался большим авторитетом благодаря своей первой, чрезвычайно удачной работе — "Участие Гете в Лафатеровских физиогномических фрагментах". В этой работе он достиг результатов, которые его коллеги-специалисты посчитали за "абсолютные". Но сам автор так не думал. Он воспринимал свое исследование как методическое, принципы которого можно "изучать", между тем как сам он стремился к внутреннему душевному осуществлению, исполненному духовного содержания.

Если не было посетителей, мы втроем собирались в старой комнате для сотрудников архива, когда он еще находился во дворце: фон дер Хеллен готовил к изданию письма Гете, Элиус Вале — дневники, я же работал над изданием естественнонаучных трудов Гете. В промежутках между работой мы беседовали о самых разных областях духовной и общественной жизни. Импульс к этим беседам всегда исходил из духовных запросов Эдуарда фон дер Хеллена. Чаще всего затрагивались проблемы, непосредственно связанные с Гете. Из дневниковых записей, из писем Гете, раскрывавших порой столь глубокие концепции и свидетельствовавших о его широком кругозоре, вытекали наблюдения, которые вели в глубины бытия и просторы жизни.

Эдуард фон дер Хеллен был так любезен, что ввел меня в круг своей семьи, и таким образом продолжились отношения, возникшие благодаря нашему столь интересному общению в архиве. Семья фон дер Хеллена вращалась в тех кругах, которые я описывал в связи с супругами Ольден и Габриэль Рейтер, и благодаря этому круг моих знакомых также значительно расширился.

Особенно яркий след оставила в моей памяти жена фон дер Хеллена, вызывавшая во мне глубокую симпатию. Это была поистине художественная натура, которая могла бы многого добиться в искусстве, если бы ее не отвлекали другие жизненные обязанности. Однако судьба ее, насколько я знаю, сложилась так, что ее артистические способности проявились лишь на первых порах. Но когда мы беседовали об искусстве, каждое ее слово оказывало благотворное действие. Основной чертой ее была некоторая сдержанность, осторожность в суждении и, вместе с тем, чистая глубокая человечность. После каждой беседы с фрау фон дер Хеллен душа моя еще долго была занята тем, о чем она говорила или, вернее, лишь касалась этого.

Исключительной любезностью отличались также отец фрау фон дер Хеллен, генерал-лейтенант, который, еще будучи майором, участвовал в войне семидесятого года, и его вторая дочь. В кругу этих людей оживали лучшие стороны немецкой духовности, той духовности, религиозные, эстетические, популярно-научные импульсы которой, так долго составлявшие истинную духовную сущность немцев, проникали во все области социальной жизни.

Интересы Эдуарда фон дер Хеллена на некоторое время приблизили ко мне политическую жизнь того времени. Неудовлетворенность филологией привела фон дер Хеллена к активной политической жизни Веймара. Ему казалось, что именно здесь открывается для него более широкая жизненная перспектива. Дружеский интерес к этой личности заставил и меня проявить интерес к движениям общественной жизни, но без деятельного участия в политике.

Многое, что в настоящее время обнаружило невозможность своего существования или породило в страшных метаморфозах абсурдные социальные формы, находилось тогда на стадии своего возникновения и несло в себе надежды рабочего класса, энергичные, красноречивые вожди которого сумели внушить ему, что человечество вступает в новую эпоху социального устройства. Пролетарские радикальные элементы, отличавшиеся рассудительностью, завоевывали авторитет. Наблюдать все это было весьма интересно, ведь то, что выявилось тогда подобным образом, было как бы кипением общественной жизни где-то в подпочве. Наверху же развивался респектабельный консерватизм, опиравшийся на благородно мыслящий двор, который действовал энергично и настойчиво во имя всего гуманного. В этой атмосфере процветала реакционная партия, воспринимавшая себя как нечто естественное, а также то, что называлось национал-либерализмом.

Разобраться во всей этой путанице и занять роль вождя, эффективно справляющегося со всеми вопросами, — этому посвятил свою жизнь Эдуард фон дер Хеллен. Все, что он переживал в связи с этим, приходилось переживать вместе с ним. Работая над какой-нибудь брошюрой, он обсуждал все ее подробности в кругу друзей. Нужно было проявлять столь же глубокий интерес к материалистическому пониманию истории, классовой борьбе, прибавочной стоимости, как и сам Эдуард фон дер Хеллен, причем понятия эти воспринимались тогда не так, как в настоящее время. Нам не оставалось ничего иного, как посещать многочисленные собрания, на которых он выступал как оратор. Он хотел противопоставить теоретически построенной марксистской программе другую, которая должна была возникнуть из доброй воли всех друзей рабочих из всех партий и стремиться к социальному прогрессу. Он хотел оживить центристские партии через принятие в их программы таких импульсов, благодаря которым можно было бы разрешить социальную проблему.

Деятельность эта не привела к результатам. Я могу сказать лишь то, что, если бы я не принимал участия в устремлениях фон дер Хеллена, общественная жизнь в этот период не переживалась бы мной так сильно.

Эта жизнь открывалась мне и с другой стороны, правда, не столь интенсивно. И здесь обнаружилось, что всякая политика, если она не исходит от фон дер Хеллена, вызывает во мне противодействие.

В Веймаре проживал тогда некий д-р Генрих Френкель[123], свободомыслящий политик, приверженец Ойгена Рихтера. Я познакомился с ним. Это недолгое знакомство закончилось "недоразумением". Но я с удовольствием вспоминаю о нем. Этот в своем роде чрезвычайно достойный человек обладал энергичной политической волей и полагал, что с помощью добрых намерений и разумных взглядов можно вдохновить людей на прогрессивный путь в общественной жизни. Его жизнь состояла из непрерывной цепи разочарований. Я сожалею о том, что и мне пришлось доставить ему разочарование. В момент нашего знакомства он работал над брошюрой и хотел распространить ее в массы. Он считал своим долгом бороться против начинающегося тогда в Германии объединения крупной промышленности с сельским хозяйством, которое позднее, как он думал, привело бы к губительным последствиям. Брошюра эта называлась "Император, будь суров". Он хотел убедить круги, близкие к императору, что такое объединение вредоносно, однако его попытки оказались совершенно безуспешными. Он видел, что из той партии, к которой он принадлежал и для которой работал, невозможно черпать силы, которые могли бы стать основой для задуманного им дела.

В один прекрасный день его осенила мысль возродить венский "Дойче вохеншрифт", который я недолго редактировал в Вене несколько лет тому назад. С помощью этого журнала он собирался создать политическое течение, которое направило бы тогдашний "либерализм" к более национальной и духовно свободной деятельности. Он полагал, что вместе с ним и я мог бы работать в этом направлении, но это было невозможно. В восстановлении журнала я также отказался принимать участие. Форма, в которой я все это ему сообщил, привела к недоразумениям, разрушившим вскоре нашу дружбу.

Однако из этой дружбы возникло и нечто иное. У этого человека были очень милая жена и свояченица. Он ввел меня в свою семью, которая, в свою очередь, познакомила меня с другой семьей. И здесь произошли события, которые были словно отражением той замечательной взаимосвязи человеческих судеб, с которой я уже однажды встретился в Вене. Там я поддерживал близкие отношения с членами одной семьи, глава которой, все время оставаясь незримым, душевно-духовно стал так близок мне, что после его смерти я говорил о нем в надгробной речи как о самом лучшем друге. Благодаря его семье моей душе предстала истинная духовная сущность этого человека.