Рене Маори - Никогда не смотри через левое плечо

• Название: Никогда не смотри через левое плечо
• Автор: Рене Маори
• Жанр: Ужасы и Мистика

Читателю предлагается история древнего вампира Иштвана Беркеши, который знает больше других вампиров и имеет другие качества вследствие... ммм... одного средневекового эксперимента. В книге проходит и линия Влада Цепеша и "кровавой герцогини". Первая часть посвящена современности, вторая (Дневник вампира) историческая.

Научный консультант автора: кандидат исторических наук Павел Ремнев.

Дизайн обложки и электронная версия: EasternArt Studio by Rafael Espiro, 2016.

---

Когда Анна в растроенных чувствах вернулась из больницы, то сразу же прошла в спальню хозяев. Подобная бесцеремонность объяснялась нетривиальной ситуацией. То, что она узнала в больнице, привело ее в неописуемый ужас.

– Подумать только, – начала она, встав за спиной Алекс, – подумать только! Наша красавица больна и больна давно. Не ровен час – помрет.

Алекс, снимавшая у зеркала макияж, обернулась и в недоумении уставилась на домоправительницу.

– Как это – помрет? – спросила она удивленно.

– А как все помирают? Белокровие у нее. Последняя стадия, так врач сказал. Понятно, что в нашей больнице никаких записей о ней нет. Она ведь нездешняя. Но Арчи простучал по компьютеру. И что же вы думаете? Нас всех просто Бог спас!

– Что такое? – Удивилась Алекс? – О чем вы, Анна?

– Я сто раз говорила госпоже Елизавете, что слуг нужно проверять. Да разве она слушала… Мало ли кого я нахожу по объявлениям, необходимо ведь и справки навести. Вы же знаете, что местных мы не нанимали – такое было правило. Местные все связаны, все друг друга знают и любят посплетничать. Нет-нет, слуги должны быть издалека. Но проверять их положено тщательно. Про своих мы и так все знаем. А это – чужие.

– Так что же узнал Арчи? – перебила Алекс. – Она убийца или воровка?

– Хуже, – ответила Анна. – Она сумасшедшая. И всю жизнь лечилась. И работу она получила впервые в жизни у нас. Да только потому, что госпожа Елизавета не навела справки.

– Сумасшествие – понятие растяжимое, – заметил Ленни, отрываясь от книги. – Можно поподробнее?

Анна извлекла из кармана обрывок тетрадного листа.

– Вот тут я все записала. Ши-зо-фре-ния, – прочитала она по слогам, – навязчивые состояния. Погодите, тут еще слово… а вот – вялотекущая шизофрения. Арчи сказал, что с таким диагнозом и работать нельзя. Мало ли что взбредет в такую голову. А я-то думала, чего это она все шепчет? Уставится на что-то и шепчет, шепчет. А то и громко разговаривает, хотя в комнате и нет никого.

– И что в этом страшного? – поинтересовался Ленни. – С работой она справлялась? Подумаешь, пошептала немного. Кто из нас без странностей…

– Сначала справлялась за двоих. А вот в последнее время ничего не желала делать.

– В последнее время, если верить вам, у нее обострилась другая болезнь.

– Да, можно сказать, что она вышла на прямую дорогу к смерти, – поджала губы Анна. – На прямую дорогу…. Соберу-ка я ее вещи. Хотя, что ей может понадобиться? Как подумаю, что и убить бы могла, прямо вся холодею.

Алекс только пожала плечами.

– Жалко девушку, – сказала она. – Думаю, что у нее была очень тяжелая жизнь.

Элен умерла через неделю в городской больнице на серых простынях, не приходя в сознание. Никто не сомневался, что обморок был вызван болезнью, а если и чем-то другим, этого никто уже никогда не узнает. Свою тайну она унесла с собой.

Глава 4

Фил целую неделю наслаждался званием собственника. По нескольку раз в день он поднимался наверх и заглядывал в собственную комнату или важно бродил по помещениям нижнего этажа, открывая дверцы шкафов. Каждый шкаф, каждый ящик таил в себе груды неисследованных материалов, и мальчик все никак не мог решить, с чего бы начать. Хотя в доме был сделан ремонт, вся мебель была оставлена на прежних местах. По идее, следовало все привести в порядок и выкинуть ненужный хлам. Но отец в срочном порядке начал учиться вождению, Алекс до сих пор не разобрала вещи в собственной спальне, деля все время между заботой о Магги и обсуждением меню с Анной. Она твердо решила отложить все «раскопки» до тех пор, пока не наймет няньку и хотя бы горничную. Анна теперь все больше времени проводила вне дома, а когда появлялась, то вела себя с хозяевами как ровня. Потому что тоже теперь была домовладелицей. Не то чтобы она предъявляла какие-то права, но и надрываться не собиралась. Все чаще в доме появлялись обеды из концентратов, а на полированных поверхностях копилась пыль. Было ясно, что так жить больше нельзя. Но слуги все не появлялись, хотя кое-кто и прислал письма с рекомендациями. По правилам дома, которые до сих пор трепетно исполнялись, Анна нанимала людей издалека, и для того чтобы добраться до места работы, людям требовалось время.

Между тем подошел сентябрь, и Фил отправился в школу. Каждое утро школьный автобус забирал его и отвозил на другой конец города к старинному зданию «Школы Гигантов», где учились отпрыски самых богатых семейств. Городская школа была ничуть не хуже и даже куда ближе. Но в нынешнем положении нечего было и думать, чтобы Фил учился на государственные деньги.

Здание школы стояло посреди огромного парка, в котором кое-где сохранились мраморные статуи и белые беседки в стиле ампир. Говорили, что здание завещал для школы какой-то восточный хан, случайно осевший в городке. Но это были, конечно же, всего лишь слухи. Почти два века назад власти города специально построили эту школу, но потом были вынуждены передать ее в частные руки, так как у города не хватало средств для ее содержания. Сейчас школой управлял некий таинственный совет, каждый год присылавший комиссию для проверки. Свое название «Школа Гигантов» или просто «Гиганты» заведение получило из-за того, что у главного входа были установлены две мужские полуобнаженные фигуры, доходящие почти до второго этажа. В мускулистых руках они держали развернутый свиток, на котором было написано: «Расти, умножая знания!»

Ученики этой школы, одетые в синие форменные костюмы, сковывавшие движения, были вежливы до кончиков волос и чопорны до невозможности. Воспитанный человек одним взглядом может дать понять, что считает тебя ничтожеством. Эти результаты хорошего воспитания Фил в полной мере ощутил на своей шкуре в первый же день.

Вначале ему пришлось высидеть двухчасовую беседу с директором, который долго и нудно перечислял правила школы. Запомнить такое количество запретов было бы не под силу даже Эйнштейну. Поэтому примерно на третьей минуте Фил переключил свое внимание на осмотр просторного директорского кабинета, в то время, как голос директора, отскакивая от его ушей, как горох от стены, продолжал заунывно журчать где-то на периферии сознания. Он твердо знал, что какого бы пай-мальчика он из себя не состроил, ошибок было не избежать, и поэтому стоически принимал будущие возможные и невозможные наказания. Можно сказать, что двенадцатилетний мальчик Филипп был философом. Он имел некое врожденное качество – в любой ситуации находить все самое важное, а прочую ерунду отметать. Сейчас речь директора была ерундой, а главным было понимание того, что в новой школе придется несладко.

Он ощутил это сразу же, едва только его ввели в класс. Дружно спаянный коллектив скользнул по нему десятком равнодушных взглядов и вернулся к своим делам. Чужаков здесь не любили, как не любили и внезапно разбогатевших выскочек.

«Да и плевать», – решил про себя Фил. Рано или поздно к нему привыкнут, а там уж и друзья появятся. Тем более от безделья он не страдал – впереди была уйма дел. Но делать эти дела Фил предпочитал в одиночестве, без посторонних взглядов и комментариев. После того памятного вечера, когда Элен упала в обморок в столовой, он стал частым гостем Иштвана, в доме которого, казалось, были собраны редкости со всего мира. Привыкший с самого детства делить людей на «своих и чужих» Фил безоговорочно отнес Иштвана к «своим» и страшно гордился своим новым, таким интересным и взрослым другом. Впервые в жизни к нему относились как к равному. На любой вопрос у друга был готов пространный и понятный ответ. И Фил уже предвкушал долгие беседы о своих «археологических раскопках» дома. Хотя пока он держал это в тайне даже от Иштвана.

Прошли первые дожди, и в саду появился восхитительный запах сырости, столь любезный сердцу каждого мистика. Мрак, сырость, холод, низкие облака и таинственный сад заставляли сердце Фила биться в предвкушении небывалых открытий и мрачных тайн. Собственно, сад, раскинувшийся за домом, и не был садом. Несколько яблонь, почти задевающих ветвями окна, в счет не шли, а все остальное пространство занимали не плодовые деревья, а вязы, ясени, клены и дубы, окруженные кустами. Из-за долгого отсутствия садовника этот участок сада напоминал девственный лес, хотя, судя по всему, и здесь когда-то росли яблони и сливовые деревья, но впоследствии было почему-то решено от них избавиться. И теперь лишь редкие искривленные дички напоминали о некогда цветущем саде. Может быть, Елизавета Карми не любила фрукты? Или терпеть не могла фруктовые деревья? Пройти в этих зарослях можно было только по узеньким протоптанным тропинкам, которые давно уже не расчищали. Весной было решено найти садовника и привести все это безобразие в порядок, превратив эту часть сада в ухоженный парк.

Фил проводил в саду все свое свободное время, словно запасаясь свежим воздухом в ожидании зимы. Он досконально изучил полусгнившую беседку, бывшую когда-то белой, а теперь покрытую лишь островками потрескавшейся краски. С восторгом обнаружил в зарослях летний домик с витражными стеклами. Скорее всего, когда-то это была часовня, но, несмотря на то, что он родился у матери-католички, Фил от рождения был атеистом. Никто не вел с ним религиозных ббесед, никто не водил его в церковь по воскресеньям. Поэтому бог представлялся ему достоянием каких-то странных людей, к которым сам он не относился. Сказать проще, он никогда даже и не думал о боге.