Валентин Овечкин - Том 2

• Название: Том 2
• Автор: Валентин Овечкин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00797-8

Во второй собрания сочинений вошли «Районные будни» и пьесы: «Бабье лето», «Настя Колосова», «Навстречу ветру».

---

Мартынов повел глазами по сторонам, осматривая кабинет первого секретаря обкома, в котором ему не так уж часто приходилось бывать — за время работы в Троицке всего лишь третий раз сидел он здесь. Полуспущенные голубые шелковые шторы задерживали бьющие прямо в окна солнечные лучи, мягко рассеивали свет. Огромный, чуть не на весь кабинет, толстый ковер приятно пружинил под ногами — будто почва на старом высохшем торфянике. В углу медленно, с чуть слышным тиканьем ворочался под стеклом футляра-шкафа бронзовый маятник больших часов. Тихо журчали два вентилятора: один на сейфе, другой на столе. Но кроме них, видимо, еще какие-то электрические приборы охлаждали воздух — в кабинете было прохладно, как в мраморных подземных залах московского метро… И Мартынову вдруг вспомнилось, как однажды на фронте его, командира стрелковой роты, вызвали с передовой, чуть ли не прямо из боя, в штаб дивизии для нового назначения. Он побрился, почистил сапоги, подшил свежий подворотничок, но стираной гимнастерки в запасе не оказалось, и он пришел в штаб с белой от соленого пота спиной, с бурыми пятнами на рукавах от крови похороненного вчера, скончавшегося на его руках замполита. Штаб дивизии расположился в поросшей молодым дубняком балке в блиндажах, вырытых на косогоре. И тут была война, жужжали зуммеры телефонных аппаратов, офицеры с озабоченными лицами перебегали из блиндажа в блиндаж с какими-то пакетами и картами, и сюда изредка долетали снаряды тяжелой немецкой артиллерии, и несколько раз за день слышалась предупреждающая команда наблюдателей: «Во-озду-ух!» — но все же здесь было куда тише и не пахло так солдатским потом, гарью стреляных гильз, испражнениями и еще чем-то гниющим там впереди, за проволочными заграждениями, откуда подувал ветер, как пахло всем этим в окопах передовой стрелковой линии. Начальник штаба пил чай не из алюминиевой кружки или консервной банки, а из настоящего стакана с серебряным подстаканником. В блиндаже начальника связи Мартынов даже заметил под койкой прикрытую газетой эмалированную посудину специального назначения. И из наивных расспросов некоторых молодых офицеров, о том, что делается там, понял он, что кое-кто из этих щеголеватых, с безукоризненной выправкой военных имеет смутное представление о настоящем бое, настоящей войне… Этого нельзя было сказать о командире дивизии. Когда Мартынов предстал перед генералом, с первых же его слов он почувствовал, что разговаривает с человеком, который съел с солдатами не один пуд соли и видел смерть в глаза, вероятно, тысячу раз. И не мудрено. Этот генерал начинал свою армейскую службу с должности рядового стрелка на турецком фронте в первую мировую войну, был ефрейтором, унтер-офицером, командиром эскадрона в гражданскую войну, командиром полка в финскую и, наконец, на тридцатом году службы дотянул до генерала. Но и в этом чине он ежедневно не меньше трехчетырех часов проводил в частях, в окопах на передовой, чтобы не забывать солдатскую жизнь и не отрываться от нее; слышал перед собою близкие пулеметные очереди и обонял весь букет запахов обжитого в долговременной обороне бойцами переднего края — все то же, что слышал и обонял он, будучи еще ефрейтором. Видимо, генерал был не только храбрым солдатом, но и мудрым человеком и знал, что отрыв на длительное время от трудностей, которые несет на переднем крае народ, иной раз притупляет у начальника способности чутко улавливать настроение людей, обрывает те душевные нити, что незримо связывают его волю, чувства, устремления с чувствами и волей подчиненных ему рядовых бойцов.

Крылов говорил:

— Все дано нам, что мы просили и чего не просили. Теперь надо работать! Меньше разговоров, больше дела! Ваш район как-то странно лихорадит. То вы в первой пятерке по полевым работам и молоку, то вдруг окажетесь где-то на десятом или двенадцатом месте. А у вас есть все данные к тому, чтобы прочно занять первое или одно из первых мест в области. Секретарь райкома молодой, энергичный, хорошие кадры председателей колхозов — что вам, не под силу такая задача? Прости, я забываю, что ты последние месяцы не работал… Ну, как сейчас твое здоровье? С костылем все же не расстаешься?

— Здоровье ничего. Скоро и костыль брошу… А не кажется вам, Алексей Петрович, что у нас осталось еще много нерешенных вопросов по сельскому хозяйству? Я написал вот что-то вроде «Писем из деревни». Начал писать еще в больнице, а кончил вчера дома. Посмотрите. — Мартынов положил на стол перед Крыловым довольно толстую папку.

— Хорошо, почитаю на свободе. — Крылов открыл панку, полистал странички. — Много стали нам писать в последнее время. Пишут и доярки, и свинарки, и учителя, и железнодорожники, и водопроводчики. У каждого какие-то государственные предложения, советы.

— Я думаю, это хорошо, что много пишут. Одна дельная мысль в письме — и то уже ценность.

— Конечно, неплохо, что пишут. Но надо же и практическим делом заниматься… Вот у тебя — сколько это отняло рабочего времени?

— Я в больнице лежал… — напомнил Мартынов.

— Прости, забываю… Сорок восемь страниц. Это все, по-твоему, нерешенные вопросы?

Крылов захлопнул папку, отложил ее на край стола.

— Егозишь ты что-то, товарищ Мартынов. Ну чем ты недоволен? Чего тебе еще надо?.. Меньше уже надо заниматься всякими прожектами, а на той реальной основе, что создалась у нас, бороться за крутой подъем сельского хозяйства. Тот будет из нас лучшим мыслителем-философом и радетелем государства, кто сумеет получить больше молока, больше мяса, больше зерна! Вот что нам нужно сейчас для благосостояния народа! Конкретное практическое дело, а не маниловские мечты вслух о красивой жизни!

Мартынов слушал Крылова, угрюмо нагнув голову, и чувствовал, как кровь приливает к его щекам и он краснеет, но не от стыда.

— Я не отрываю человеческие вопросы от производства зерна и молока. Это все для подъема колхозов! Не сам райком ведь пашет землю и доит коров…

— С чем приехал, кроме этой папки? — резко спросил Крылов, так что Мартынов невольно вздернул голову. — Ты писал, что хочешь поговорить о положении в районе. Что за положение там у вас?

«И вот с этим самым Алексеем Петровичем, в этом же кабинете у нас однажды был совсем другой разговор! — подумалось Мартынову. — Как он меня тогда поддержал, когда Голубков донес на меня, будто я сорвал собрание партактива! Как он меня понял с полуслова, с каким гневом говорил о своих областных «гроссмейстерах» пустозвонства! Помог мне додумать до конца то, о чем я лишь догадывался… Что сделалось с ним? Хотя его, конечно, можно по-человечески понять. Больше десятка лет работает уже секретарем обкома, в других областях и у нас, и все в трудных условиях. Ему уже хочется поскорее бы увидеть полный порядок всюду и сплошное довольство. Хочется нового «Кавалера Золотой Звезды» почитать, только получше написанного и уже про наши дни. А тут опять о недоработках, неполадках, неурядицах. Надоело ему уже это все хуже горькой редьки!.. Устал? Укатали сивку крутые горки?..»

— Я приехал, Алексей Петрович, — начал Мартынов, — во-первых, просить вас поскорее решить вопрос о нашем втором секретаре. Вы слышали, какой у нас был пленум райкома?

— Слышал. Докладывали мне. Странный пленум.

— Да. То же самое и я сказал, когда узнал о решении пленума. У членов райкома не хватило духу освободить товарища Медведева от обязанностей секретаря.

— А твое мнение — надо освободить?

— Конечно. Вообще не надо было и выдвигать его на партийную работу.

— Еще один, не угодивший тебе?..

— Ну нет! — тряхнул головой Мартынов. — Теперь я этого не буду бояться. Думайте что хотите о моем характере, а мне положено все-таки заботиться о районе, поскольку я там секретарь райкома. Перетерплю личные неприятности ради интересов дела. Был раньше кисейной барышней, стеснялся говорить о Медведеве, чтоб не подумали нелестно обо мне, но больше ею не буду!

Крылов пересел из-за стола на широкий кожаный диван и Мартынова пригласил сесть рядом.

— Иди сюда, садись. Неудобно разговаривать через стол. Ты тихо говоришь, я плохо тебя слышу. Я, брат, тоже тут болел. Пичкали меня врачи всякой дрянью. А сейчас постоянно шум в ушах, будто только что из самолета вышел… Так в чем же дело? Чем, собственно, Медведев там провинился? За что на него обрушился пленум? Что за человек? Как работает?

Мартынов рассказал, как работал Медведев при нем, еще в роли второго секретаря, и как работал после — по рассказам коммунистов, — какой сделал доклад на пленуме и какую дали ему отповедь председатели колхозов.

— У этого образованного учителя и лектора с того дня, как он стал секретарем райкома, вдруг все слова вылетели из памяти, кроме: «Не допущу!», «Не потерплю!», «Разгоню!» Согласитесь сами, что такого лексикона маловато для руководства районом.