Сергей Мосияш - Скопин-Шуйский. Похищение престола

• Название: Скопин-Шуйский. Похищение престола
• Автор: Сергей Мосияш
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-006972-3

Новый роман Сергея Мосияша «Похищение престола» — яркое эпическое полотно, достоверно воссоздающее историческую обстановку и политическую атмосферу России в конце XVI — начале XVII вв. В центре повествования — личность молодого талантливого полководца князя М. В. Скопина-Шуйского (1586–1610), мечом отстоявшего единство и независимость Русской земли.

---

— Это верно, — улыбнулся Скопин. — Примите у них коней, а сабли оставьте.

— Но, Михаил Васильевич…

— Исполняйте, — сказал твердо князь. — Не оскорбляйте наших гостей недоверием. Я сам провожу их к государю.

Скопин-Шуйский и своего коня оставил у ворот, привязав к коновязи.

— Идемте, господа.

Идя за Скопиным, Сунбулов спросил осторожно:

— Как вы думаете, князь, государь на нас сердце держит?

— Не знаю, — улыбнулся Скопин. — Но я помогу вам.

— Каким образом?

— Поручусь за вас. Надеюсь, не подведете?

— Что вы, Михаил Васильевич. Как можно?

Они прошли пять дверей дворца, перед каждой стояли два стрельца с алебардами. Наконец Скопин перед шестой дверью молвил:

— Обождите здесь, я замолвлю словцо.

Он скрылся за дверью и, вскоре распахнув их, пригласил:

— Входите, — и подмигнул ободряюще.

Увидев в глубине комнаты царя, рязанцы, сделав несколько шагов в его сторону, пали на колени, ударились лбами в пол:

— Всемилостивейший государь, прости рабов своих, нечаянно согрешивших пред тобой. Вот сабли наши, вот выи — вели казнить иль миловать.

С тем они сняли сабли, положили пред собой, подвинув их в сторону царя.

— Встаньте, дети, — тихо сказал Шуйский.

Рязанцы поднялись.

— Как у нас говорится, повинную голову меч не сечет. Я волею своей отпускаю вам вины ваши. Как далее жить думаете?

— Позволь, всемилостивейший государь, послужить тебе, как было это заповедано нашими пращурами от века.

— Позволяю, дети. Возьмите ваши сабли, целуйте крест не преступать в грядущем через ваше слово.

После крестоцелования царь спросил:

— Что мыслит злодей далее творить?

— Хотел Москву брать до зимы, но после конфузии на Пахре решил укреплять Коломенское и зимовать в нем.

— Ишь ты, — покачал головой Шуйский. — Такой зимовщик нам под боком совсем ни к чему. А, Миша? — взглянул на племянника.

— Я согласен с вами, Василий Иванович, он станет мешать подвозу продуктов в Москву.

— Вот то-то, вздует цены на торжище, взбаламутит черных людей.

— Он уж и так натравливает в своих прелестных листках их на господ, — сказал Сунбулов.

— Читал я их. Знаю. А что ж новый Лжедмитрий? Каков он?

— Мы его не видели, государь.

— Как так?

— А так.

— Но злодей-то его именем все творит.

— Болотников говорит, что-де он есть где-то в Польше, что вот-вот явится. А его все нет, мы уж решили, что он придумал его.

— Для чего?

— Чтоб людей собрать его именем. К нему-то, бывшему холопу, кто бы пристал.

— Эх, — вздохнул Шуйский, — видно, опять король за старое принялся. Никак ему наш Смоленск покоя не дает, вот и заводит смуту, чтоб оттягать.

— Куда прикажешь, государь, вести нашу дружину? — спросил Сунбулов.

— Я пленных поляков по ближним городам развел, уж больно накладно кормить их в Москве. Занимайте их квартиры. Миша, ты покажешь.

— Хорошо, Василий Иванович.

Отпустив рязанцев, Шуйский спросил племянника:

— Как ты думаешь, Миша, не троянского коня[39] мы в Москву впускаем?

— Что вы, дядя Вася. Они ж русские — не поляки. На кресте клялись.

— Владимирцы, псковичи, вяземцы тоже русские, а присягнули этому самозванцу, которого, оказывается, и нет. И что делать, ума не приложу.

— Наперво надо бить этого Болотникова, он ныне главная опасность.

— Придется, Миша, это тебе делать. Ты у нас первую победу над злодеем учинил.

— Там не столь великий отряд был. Главные-то силы у него в Коломенском.

— Вот и поведешь войско на Коломенское.

— Надо бы прибавку полкам сделать, Василий Иванович, москвичи больно ненадежные стали.

— Из-за чего вдруг?

— Кто их знает, возможно, из-за этих прелестных листков. — Лукавил Скопин-Шуйский, не хотел огорчать родного дядю. Знал ведь, что «шатость» в народе идет из-за царя, севшего на престол не по воле всей земли, а по ору ближних клевретов. Об этом везде говорилось открыто, но Скопин щадил дядю, не передавал ему огорчительных разговоров. Может, оттого и любимцем был у царя.

— Прибавка войску будет, — сказал Шуйский. — Я разослал сборщиков в самые дальние волости, скоро-скоро приведут пополнение.

5. Большая разница

По набору ратников в войско царя Шуйского прибыл в Пермь сын боярский Василий Тырков. Пермский воевода князь Вяземский, ознакомившись с его бумагами, тяжело вздохнул:

— Эх-хе, тако время тревожное. Как исполнять, ума не приложу.

— Согласен с вами, Семен Юрьевич, время нелегкое. Но когда оно у Руси было хорошее? А?

— Это ты прав, Тырков, хорошего у нас, кажись, от самого Крещения не бывало. Что? Этого лжецаря Дмитрия действительно убили?

— Да, князь, убили его.

— В народе, особенно среди вятских, упорные ходят слухи, что он уцелел.

— Но я сам видел его мертвым.

— А в Вятскую землю тоже послали набирать ратников?

— Да. Туда поехал дьяк Волобуев.

— Ему не позавидуешь. Ну да и у нас не мед грядет.

Вызвав писаря, Вяземский продиктовал ему приказание исправникам во все уезды набирать ратников для отсылки в Москву в войско царя Василия IV Ивановича. Через несколько дней стали прибывать ратники под присмотром десятских. Тырков самолично принимал их, составлял списки, всякий вечер докладывая воеводе о присланных, иногда и жалуясь:

— Ноне из десяти привезенных пришлось троих выбраковать. Один стар, почти без зубов, другой плохо видит, кривоглаз, третий беспалый, чем станет пищаль или алебарду держать.

— Вот сукины дети, — возмущался воевода, — лишь бы отбыть набор. Напишите докладную, из какого уезда присылают калек для зачета, я там исправникам всыплю по первое число.

Тырков знал, что никому воевода не всыплет, однако докладные ему писал, которые писарь подшивал во входящие папки, иной раз и не представляя воеводе.

Наконец было отобрано почти сто человек, в основном молодых парней, и Тырков решил назначить из них сотского, который бы хоть в пути командовал этой оравой. Он приглядел из них 24-летнего мужика Сидора Бабина, к которому большинство новобранцев относились с некоторым уважением, в основном из-за силы его немереной.

Этот в крайнем случае может и кулаком установить порядок в сотне — рассудил так Тырков. И когда он предложил сотне выбрать себе старшого, было названо три имени, в том числе и Сидора. Это понравилось Василию: «Значит, Бабин у них почитаем». И назначил его старшим, самочинно присвоив ему звание «сотский».

Перед самым отъездом Бабин явился к Тыркову, молвил ему вполне пристойно:

— Ах, боярин, мы уж, считай, ратные люди государя, не изволишь ли выдать нам в счет кормовых по десяти копеек на душу. Не можем мы отбыть с родины, как воры неприкаянные, хочется проститься по-человечески.

Решив проверить честность своего сотского, Тырков спросил:

— Сколько у нас душ?

— Девяносто семь, ваша милость, — отвечал Сидор. — Итого это будет девять рублей семьдесят копеек.

И эта точность понравилась Тыркову, и он от щедрот своих отвалил Бабину десять рублей на «проводины». Узнав об этом, князь Вяземский не одобрил поступок Тыркова:

— Зря вы им дали «живые» деньги. Зря.

— Почему?

— Пропьют ведь.

— Но что делать? Попросили в счет кормовых. Как было не уважить?

— Уважат ли они вас, господин Тырков.

Семен Юрьевич знал, что говорил. Забравшись в кабак новобранцы, как и полагал воевода, начали пьянствовать. Сначала пели песни, плясали, потом повздорили и начали драться. Прибежавший воеводский писарь сообщил Тыркову:

— Бегите скорее, ваши ратники дерутся, как бы до ножей не дошло.

Всеобщее побоище шло прямо на улице. Одурев от хмельного, парни дрались уже не кулаками, а всем, что попадало под руку — кольями, дугами, оглоблями, а у одного в руках была даже рогатина, с какой обычно ходят зимой на медведя. Под ногами дерущихся уже валялось несколько человек, обливаясь кровью. Трещали плетни, заборы, из которых добывались орудия для потасовки.

— Стойте? Остановитесь! — кинулся к дерущимся Тырков, понимая, что он может здесь потерять половину ратников, набранных с таким трудом. Но увидев, что его никто не слушает, вспомнил о своем сотнике, уважаемом и сильном: — Бабин! Сидор! — закричал он и в следующее мгновение рухнул наземь, получив удар колом по голове.

Пришел в сознание царский посланец лишь на следующий день. Голова была забинтована, рубаха залита засохшей кровью. Около сидел лекарь, сухонький старичок с бородкой клинышком.

— Ну слава Богу, очухались, — молвил он негромко, перекрестясь.

— Что там случилось? — спросил Тырков и сам не узнал своего голоса, был он тих, скорее похож на шепот.