Игорь Смирнов - Философский комментарий. Статьи, рецензии, публицистика 1997 - 2015

• Название: Философский комментарий. Статьи, рецензии, публицистика 1997 - 2015
• Автор: Игорь Смирнов
• Жанр: Культурология
• Год: 2015

Подборка около 60 статей написанных с 1997 по 2015 гг

Игорь Павлович Смирнов (р. 1941) — филолог, писатель, автор многочисленных работ по истории и теории литературы, культурной антропологии, политической философии. Закончил филологический факультет ЛГУ, с 1966 по 1979 год — научный сотрудник Института русской литературы АН СССР, в 1981 году переехал в ФРГ, с 1982 года — профессор Констанцского университета (Германия). Живет в Констанце (Германия) и Санкт-Петербурге.

---

Кончина Бога была подготовлена до Ницше, и потому в «Так говорил Заратустра» она оказалась не затянутой, совершилась, можно сказать, скоропостижно. На момен-таль-ности этой смерти стоит задержаться особо. Уже Майстер Экхарт писал в «Кни-жи-це Божественного утешения» (начало XIV в .) о том, что Бог страдает (в сострадании всякой твари), не ведая, в отличие от людей, физических мучений. У Ницше Он и уми-ра-ет в одночасье, без аго-нии. Паскалева философия болезни, свидетельствующей о хру-п-ко-сти мира се-го, христологична . Ницше издевается над ней, называя человека «боль-ным животным». Медленное (развернутое в систему умозаключений) уме-рщвление Бо-га воспроизвело бы страсти Христовы. Пытка унижает, но и субли-ми-ру-ет, воз-вышает того, кто ей подвергается (дыба — извращенное Вознесение). Чем ме-нее тело тож-дест-венно себе, тем менее у него также возможностей служить надежным ук-рытием для Духа и души, выходящих наружу из-за соматической завесы, пробалты-ва-ющихся о намерени-ях в ничем более не сдерживаемой искренности, — таков a , видимо, ло-гика за-пле-чных дел ма-стеров. Чтобы уничтожить саму сублимацию, нужно избавить Бо-га от ощуще-ния бо-ли, от страстн o го ухода из жизни, от пытки, которой предназна-че-но вы-ры-вать у плоти правду, ими-ти-рующую Откровение свыше. У диагноза, установ-лен-ного Ницше, есть еще одна мотивировка. Кириллов (ницшеанец avant la lettre ) заяв-ля-ет: «Бог есть боль стра-ха смерти».[2]Гибель Бога «вдруг» служила разыгравшему ее фи-ло-софу своего рода анест e зирующим средством, фармаконом , который защищал его от ве-ры-через-боль , питающейся надеждой на бесплотное продолжение земного сущест-во-ва-ния.

Для атеистов 1840-х гг. Бог был фантомом. Если Фейербах хотел, чтобы умственная энер-гия, впустую потраченная на создание религиозных химер, была использована на бла-го людей, то Макс Штирнер , отмежевавшийся от «Сущности христианства» в «Еди-н-ственном и его достоянии» (1845), считал сознание вообще не способным порождать ни-чего, кроме «призраков», к которым он относил наряду с Богом семью, государство и прочие представления, отвлеченные от индивидуально-исключительного. К критике Мак-с a Штирнерa , направленной против сакрализации, что таковой бы ни затрагива-лось, прим-к-нул его современник Бакунин, определивший в позднем сочинении « Gott und der Staat » (1871) Бога как « salto mortale » человеческой креативности . Устранение Бо-га из интел-лек-туального обращения означало для всех этих мыслителей исправление ошиб-ки, сде-лан-ной мировой историей, излечивание людского сообщества от патоло-гии, от-прав-ку не-бытного в небытие — в положенное место. Иной умственный маневр предпри-ни-мает Ницше: Бог не иллюзорен, Он и впрямь был, теперь Его больше нет. Эта страте-гия необ-хо-дима, дабы нарождение сверхчеловека не воспринималось в качестве такой же фик-ции, какой явился Творец для постгегельянцев . Конечно же, и они водру-жали на ме-сто, за-нятое, под их углом зрения, мнимо-стью, двойника низвергаемого Бо-га, пропо-ве-дуя ес-ли не антропотеизм , как Фейербах, то эготеизм , отстаивавшийся Мак-сом Шти-р-нером , или прославляя восстание низко-материального, земного, элементар-но-го, подо-б-но Ба-ку-ни-ну. Вразрез с этими богами позитивистского образца, извлекае-мы-ми из данного в действительности, сверхчеловек н e более чем вероятен — он был бы не-доста-то-чно кон-ди-ционирован, не будь смерть Бога выдана за фактичную.

Философская литература множество раз обращалась к формуле « Gott ist tot ». В тол-ко-вании Хайдеггера (« Holzwege », 1950), эта констатация отрицает сверхчувственный мир и вместе с ним метафизику. Нигилизм Ницше, отвечающий ходу истории в ее за-пад-ноевропейском варианте, выхолащивает содержание потустороннего, сохраняя, од-на-ко, запредельность как позицию, которая может быть заново заполнена. Такой ниги-лизм несовершенен, поскольку он переоценивает ценности и подразумевает тем самым, что у бытующего есть инобытие (или, в терминах самого Ницше, «воля к власти»). С ме-тафизикой нельзя расстаться полностью, пока не будет признан примат бытия над бы-тующим, над раздатчиком оценок. Трансгуманизм Ницше сменяется у Хайдеггера де-гуманизированным сущим — Богом, воскресшим к обезжизненности , к бессубъек-т-но-сти .

Хайдеггер постарался финализовать историзм, в свете которого он трактовал фило-со-фию Ницше. Рене Жирар отправился из этого конечного пункта в обратный путь — к другой крайней точке социокультуры , к архаиче-скому обряду. Ницше выступает у Жи-ра-ра (в докладе « Le meurtre fondateur dans la pensée de Nietzsche », 1985)[3]аналогом жреца, со-вершающего жертво-приношение, которое сосредоточивает в себе человеческую агрес-сивность, освобождая от нее коллектив и позволяя обществу быть ритуально вос-про-из-водимым. Философ «вечного возвращения», Ницше, жертвует Богом ради рас-ши-рен-ного репродукционизма — ради возрождения попавшего в кризис ритуального про-цес-са, организуемого отныне в честь сверхчеловека. Какие бы формы ни принимала ис-то-рия, она постоянно отбрасывает нас, как думает Жирар , к ритуальным первоистокам , где жертвоприношение канализовало «войну всех против всех». Нет сакрализации без на-силия, и оно для Жирара всевечно . Нужно ли добавлять: как Бог?

Формирование постмодернизма ( постисторизма ) ознаменовалось самоснятием ин-тер-пре-та-ций, добывавшихся философией из сообщения Ницше о смерти Бога. В двух статьях, опубликованных в 1966 г. (« Préface a la transgression » и « La pensée du dehors »), Ми-шель Фуко касается этого некролога с тем, чтобы помыслить в экс-тре-мальном виде пе-реход границ. Трансгрессивность в своем максимуме дает сознанию возможность на-хо-диться вовне относительно чего бы то ни было. Попав туда, оно перестает только от-ри-цать и только утверждать, отчего суждения делаются, по едва ли расшифровы-ва-е-мо-му выражению Фуко, «не-позитивно аффирмативными ». Рационалисты картезианс-кой выучки были бы озадачены, столкнувшись с contradictio in adjecto в такой, броса-ю-щей вызов разумению, форме, но для Фуко здесь нет логического изъяна: ведь из-за края дискурсивности , ограничивающей мышление, и должно доноситься одно невнят-ное «бормотание». Согласно Фуко, мы имеем дело после смерти Бога не с бытием, как ре-шил Хайдеггер, а с неопределенностью, которая требует от нас прибавлять «нет» вся-кий раз, когда мы произносим «да». Интеллект, покорявший пониманием действитель-ность, обрекается на автонегативность . В остатке — свобода наслаждающегося тела: «онтологическая пустота», возникающая вследствие смерти Бога, результируется в от-ме-не сексуальных запретов. Весьма вероятно, что этот тезис Фуко восходит не только к «Фи-лософии в будуаре» (что очевидно), но и к одиннадцатому семинару Жака Лакана («Че-тыре основных понятия психоанализа», 1964), где принесение Высшего существа на заклание было объяснено как «защита от кастрационной угрозы». Впрочем, для Ла-ка-на , представителя сюрреалистического, а не постмодернистского поколения, возве-щен-ное философией Ницше не стоит принимать всерьез: Бог неистребим, потому что Он есть бес-соз-нательное. Интерпретативный подход к «Веселой науке» и «Так говорил Зара-ту-ст-ра» еще не испытывает у Лакана кризиса, еще отрицает (ницшеанство) и ут-вер-ждает (фрей-дизм) по раздельности, не смешивая взаимоисключающие операции ума.

Как забежать за неопределенность, которая туманила умозрение Фуко? В статье «Событие: бог мертв. Фуко и Ницше» («Комментарий», 1996, № 10)4 В. А. Подорога ус-матривает в завершении сакральной истории начало иной — секуляризованной, го-ри-зонт которой открыт так, что в ней может произойти все что угодно. Эта перспектива, с одной стороны, так же чужда отчетливости, как и «не-позитивная аффирмативность », а с другой — предполагает ту абсолютную свободу, каковую теология обычно (вплоть до из-ложения догматики протестантским богословом Карлом Бартом в 1930—1950-х гг.) при-писывает Промыслу. По ту сто-рону и Ницше и Фуко Подорогу — против его же-ла-ния — поджидал не кто иной, как Фейербах со своим пресловутым homo divinus .

Как Фуко, так и Подорога игнорируют идею сверхчеловека у Ницше. Между тем в под-становке нового трансцендентного образа на место старого, исчерпавшего свой срок, интуиция Ницше оказывается проникновенной до чрезвычайности. Отходная Гос-по-ду — предпосылка не Д ругого веры, а другой веры. Наступающее, предвидимое бу-ду-щее мифопоэтично , являя собой долженствование, не поддающееся верифицированию. Че-ловеческому сознанию не дано быть только имманентным себе, как бы оно к тому ни стре-милось. Воображение Ницше, запечатленное в «Так говорил Заратустра », бросает свет на предшествующие концепции, упразднявшие Бога. Будь они натуро -, антропо - или эгоманией , они мифогенны потому уже, что таят в себе creatio ex nihilo , совершая пры-жок из Ничто, которым стало божественное В се, в полноту инотворения (которое при-писывается природе, людскому сообществу, уникальному «я»). Ницше переводит в яв-ное то, что было скрытым у де Сада, Фейербаха, Макса Штирнера . Урок, который пре-подает нам Ницше, заключается в том, что демиургический акт нельзя воссоздать, не взяв его назад в каком-либо объеме. Если все уже налично , то повторение этой ом-ни-презентности означает в качестве ее обновления лишь то, что она идет на ущерб, убы-вает. Именно поэтому архаический ритуал не обходится без жертвоприношения — без признания того, что человек не в силах воспроизвести порождение бытия, не при-вне-ся сюда небытное . Sacrificium — вовсе не прагматически нагруженное действие, сгу-ща-ющее в себе якобы безмерную, по Жирару , человеческую агрессивность, но ма-те-ри-а-лизованный логи-чес-кий вывод из соображения, согласно которому все дополняется лишь ничем, тратой. Христи-ан-с-кий Бог-Отец, отдающий Сына на крестную муку, ап-ро-прииру-ет ритуал, быв-ший люд-с-ким делом, Сам сокращает свое могущество, инкарни-ру-ясь , по-вто-ряясь в че-ловеке. Ис-то-рия, в которую перерастает обрядовое время, выступа-ет в христи-анском ва-рианте ре-п e титивной без потери, а, напротив, с нарастанием, нако-плением изменчи-во-сти, пос-коль-ку сущее-в-Боге перестает быть равным себе и распахи-вает-ся для прибавления, поначалу медиирующего между Богом и человеком (Христом), а за-тем обмирщающегося. Сверхчеловек изобличает секуляризованную историю в ка-честве питаемой мифом, необъяснимой без него. Кончина Бога получает у Ницше ста-тус факта помимо прочего также по той причине, что ее признает и христианство, и зачаточный античный историзм (в лице Плутарха, поведавшего о смерти великого Па-на).