Виталий Гладкий - Копье милосердия

• Название: Копье милосердия
• Автор: Виталий Гладкий
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-4556-9

Известному «черному археологу» Глебу Тихомирову поступает предложение, от которого трудно отказаться: заняться поисками подлинного Копья Милосердия — одной из главных реликвий христианства. Многие сильные мира сего пытались заполучить его в свои руки, потому что древнее пророчество гласит: «Владеющий этим Копьем и разумеющий, каким силам оно служит, держит судьбу мира в своих руках — добрых или злых». Тихомиров берется за дело, но чем больше погружается в историю Копья и его розысков, тем больше убеждается, что ввязался в самую настоящую авантюру с непредсказуемыми последствиями…

---

Купцы у Трифона собирались знатные. Один Василий Позняков чего стоил! В 1558 году вместе с архидиаконом новгородской Софийской церкви Геннадием, Дорофеем Смольнянином, Кузьмой Салтановым и своим сыном он был послан царем Иоанном Васильевичем в Александрию, Иерусалим, Царьград и на Синай. Трифон сильно завидовал Василию; он многое отдал бы за возможность поклониться святым местам.

А еще оказали честь Трифону купцы Степан Твердиков и Федот Погорелов. В 1568 году государь послал их в Англию, к королеве Елизавете, чтобы установить торговые отношения с европейскими странами. Степан и Федот поручение исполнили успешно, о чем свидетельствовало письмо королевы Елизаветы к Иоанну Васильевичу, где она писала, что из дружбы к царю дозволит русским купцам свободно поправлять свои торговые дела в Англии.

Поспел к Рождеству и Юрий Грек, которого Трифон очень привечал. Купец еще был молод, но у него умерла при первых родах жена, поэтому Коробейниковы питали небезосновательную надежду, что Юрий предложит руку и сердце их старшей дочери. Грек недавно привел обоз из Астрахани, где завязал деловые отношения с персидскими купцами. Юрий имел склонность к иноземным языками и знал их даже больше, чем Трифон, — семь, в том числе турецкий и арабский.

Но главной фигурой среди честного общества, конечно же, являлся «гость»* Иван Михайлович Мишенин, убеленный сединами, но еще крепкий жилистый старик. Он прибыл отмечать Рождество не только с детьми, но и с внуками. (Остальные приглашенные купцы — кроме еще одного уважаемого «гостя», Василия Познякова, были представителями «гостиной» и «суконной» сотен.) Мишенин побывал даже в Китае, чем очень гордился, и уж неизвестно в какой раз повторял свои бесконечные сказки о стране шелка и огнедышащих драконов.

* * *

Задолго до праздника жена Трифона нанесла визиты всем родным, близким и купцам, приглашая молодых и старых мужчин и женщин. Каждого будущего гостя, согласно традиции, она называла по имени и обращалась к нему с почтительной речью; эти слова передавались из поколения в поколение. На следующий день те же дома посетила бабка-позыватка: она уже приглашала молодых девушек — «красных девиц».

Первый праздничный вечер в доме Трифона Коробейникова посвящался, согласно старинному обычаю, приему красных девиц. В дом гостеприимных хозяев каждую девушку сопровождал длинный санный поезд. В первых санях обычно располагались мать и дочь, а в ногах у барышни сидела любимая компаньонка — бедная девушка низшего сословия. Вторые сани предназначались для горничных; они везли ларцы с драгоценностями, всяческие сладости, пирожки и подарки для прислуги хозяев. За ними ехали друзья, родственники и слуги.

Может, Трифон и его супруга так и не суетились бы с приглашением гостей, но они имели двух дочерей на выданье, а когда же и где искать для них суженых, как не на праздновании Рождества Христова. Московское купечество для пользы дела старалось не только дружить семьями, но и родниться.

Утром в доме Трифона царили бестолковая суета и переполох. Нянюшки встали с петухами, чтобы приготовить красным девицам утренний напиток — смесь вина, пива и меда с пряностями. А поскольку остальные слуги тоже прикладываются к нему без ограничений, — в этот день разрешается пить вволю — им уже было непросто должным образом исполнять поручения, которые в изобилии давала им хозяйка. Но самих красных девиц никто не беспокоил, пока колокол не зазвонил к обедне. Заслышав его, жена Трифона (опять-таки согласно традиции) громко провозгласила: «Пора, пора, красные девицы, вставать! Ваши суженые давным-давно встали, три овина обмолотили, на двух базарах побывали, трех свиней продали, на вороных конях проезжали, своих суженых искали. Вставайте, вставайте! Расскажите, что снилось, что во сне виделось?»

К вечеру следующего дня собрались остальные гости. Трифон встречал их у ворот, жена ожидала в дверях, а девицы — в сенях. После приветствий и поклонов гостей рассадили в большой зале, которая вмещала двести человек. Место каждому гостю Трифон выбирал весьма тщательно. Тех, к кому был особый почет, он посадил в красном углу. Богатым старым холостякам определил место у правой стены вместе с пожилыми дамами не из самых видных семей. Молодых замужних женщин разместил у левой стены; они должны были соблюдать строгое молчание. Чем степеннее они держались, тем больше восхищения вызывали; матери и свекрови, мужья и братья — все гордились их благовоспитанностью.

Суженых, напротив, Трифон рассадил кучками по углам; они беседовали весело, но полушепотом, поскольку шумная радость считалась нарушением приличий и неуважением к старшим. Последние, в свою очередь, не мешали молодежи забавляться и не прерывали их разговоры.

Королевой вечера избрали жену Федота, русоволосую Варвару. Она была на пятнадцать лет моложе мужа, пышная, белолицая, с румянцем во всю щеку и с губами, как созревшая малина. Мишенин лишь только тоскливо крякнул, когда Варвару с массой церемоний провели мимо него на почетное место, и бросил косой взгляд на свою старуху, затянутую в бесценные китайские шелка, которая была засушена, как вяленая тарань. Выпив лишку, Иван Михайлович жаловался приятелям: «Кормлю ее, как царицу. И все впустую. Залазит на полати — костями гремит. Знать, не в коня корм…».

Праздничный стол ломился от изобилия яств. Обязательный студень, которым всегда начинался пир, соседствовал с окороком, копченое сало — с запеченным бараньим боком, гусь с яблоками глядел на утку с капустой, рядом на серебряных блюдах мирно уживались жареные на угольях куры, тетерева, куропатки и рябчики, лежали солонина с чесноком и пряностями, гусиные потроха, вяленая свинина, говядина и лосятина, молочный поросенок, запеченный на вертеле…

А уж рыбы-то было, рыбы! И соленой, и копченой, и заливной, и запеченной в печи. Рыба не только с Волги-матушки, которая стоила дороже дичи, но и с самых отдаленных мест государства Российского. Трифон расстарался купить рыбу просто громадных размеров, потому как считалось, что чем она крупнее и чем больше ее на столе, тем выше почет гостям. Астраханский балык, кольская семга, сибирская нельма и белорыбица, кавказская шемая, байкальский омуль, а еще на закуску черная уральская икра — паюсная и зернистая…

Но царицей рыбьего царства, конечно же, считалась приготовленная по-особому «троя-рыба». Она готовилась только для праздничного стола и несла особую символическую нагрузку. Блюдо из осетра, судака и щуки символизировало триединого Бога — Отца, Сына и Святого Духа. Тельное (рыба без костей) из судака укладывалось в тельное из щуки, а уже оно — в тельное из осетра.

«Троя-рыба» была так называемым «опричным блюдом» и лежала на золотом подносе перед главой семейства. Трифон лично разрезал ее на кусочки, раскладывал по серебряным тарелкам и передавал главным гостям — отцам семейств — как знак большого к ним уважения. Ставя перед купцами тарелки с «троя-рыбой», слуга низко кланялся и говорил: «Чтоб тебе, милостивый сударь, кушать на здоровье».

Далее шли пироги с разнообразной начинкой, сочиво, кутья, блины, сладкие коврижки, цукаты, коломенская яблочная пастила, пряники, медовики, разнообразные варенья, притом не только из ягод, но и из некоторых овощей (морковь с медом и имбирем, редька в патоке), леденцы с пряностями, левишники, приготовленные из тщательно протертых ягод брусники, черники и земляники и высушенные на солнце, свежие фрукты — виноград, яблоки, инжир, урюк, заморские лимоны, орехи лесные, кедровые и волошские.

Что касается напитков, то в этом вопросе Трифон Коробейников перещеголял самого Мишенина, у которого праздновали прошлое Рождество. А уж старый «гость» знал толк в заморских винах, да и домашние напитки у него были выше всяких похвал. На узорочной скатерти стояли бутылки романеи*, бастры*, алкана* ренского*, фряжского*; братины с мёдами* ставлеными, хмельными и вареными: с медами красными — вишневым, малиновым и смородиновым мёдом, боярским малиновым; с белыми — мёдом паточным, сваренным с гвоздикой, и мёдом с кардамоном. Кроме того, гостям предлагались водка анисовая, водка с корицей, водка боярская, квас, сидр и пиво.

Праздничное застолье катило неторопливо, степенно, по давно заведенному порядку: сначала подали пироги, затем блюда из мяса, птицы и рыбы — жаркое, а уж потом, в конце обеда — супы (ушное). Из супов на стол поставили три разновидности ухи — белую (с луком), желтую (с шафраном) и черную (с корицей, гвоздикой и перцем). Была уха куриная, мясная, мневая (налимья), стерляжья и тройная «царская». Она варилась на курином бульоне, из разных рыб. Пескарь варился для клейкости, щука — для крепости, а карась и карп — для сладости навара. Затем все это вынималось и закладывалась рыба благородная — стерлядь или белуга.

После супов шел десерт, но перед ним полагалось часок-другой отдохнуть. Женщины со своими тайнами уединились на женской половине, а мужчины облюбовали просторную горницу, которую, в принципе, можно было считать кабинетом, потому что в ней стояли шкафы с книгами — Трифон Коробейников слыл известным книгочеем. Книгами и рукописями торговали на мосту, перекинутом через ров от Спасских ворот Кремля, и Трифон хаживал туда часто. Кроме того, он привозил книги из своих поездок, а также заказывал купцам, которые ходили в Европу.