Яков Айзенберг - Ракеты. Жизнь. Судьба

• Название: Ракеты. Жизнь. Судьба
• Автор: Яков Айзенберг
• Издательство: Инвестор
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8371-30-1

Перед Вами книга воспоминаний выдающегося ученого советской эпохи Якова Ейновича Айзенберга, бывшего Генерального директора харьковского НПО «Хартрон», бывшего Генерального конструктора систем управления ракет и космических аппаратов Украины. Воспоминания охватывают практически весь жизненный период — от школьных лет до отъезда на лечение в Израиль, и в основном посвящены его любимому делу, которому он отдал свою огромную творческую энергию. Семья ученого глубоко признательна и благодарна всем людям, которые сделали возможным издание книги воспоминаний и берегут память о Якове Ейновиче.

Об авторе

Яков Ейнович Айзенберг (1934–2004), один из видных специалистов в современной космонавтике. Через некоторое время после ухода со своего поста Главного конструктора систем управления В. Г. Сергеева Я. Е. Айзенберг становится Главным конструктором и в течение ряда лет успешно руководит созданием систем управления в составе современных ракетно-космических комплексов.

---

Это — сделанная сравнительно «малой кровью» неплохая ракета-носитель, изредка летающая и сейчас с плесецкого полигона.

Последней разработкой этого периода стала 8К99 (SS-15), первая советская попытка создать твердотопливную МБР, используя частично (на одной из ступеней) не жидкое, а твердое топливо. США применяли только такие топлива на своих МБР — «Минитмен-2», «Минитмен-3» и M-X, как экологически чистые. И, как всегда, их пример был заразителен для нашего Минобороны.

Беда состояла в том, что требуемых твердых топлив в СССР не было. Даже в качестве ускорителей первой ступени «Бурана», спустя более чем через 20 лет после описываемых событий, были использованы самые мощные в мире ЖРД В. П. Глушко, несмотря на то, что на «Шаттле» уже много лет стояли твердотопливные ускорители.

Только на последней российской МБР уже сейчас используются твердые топлива. Тем не менее, попытка создать МБР, использующую два вида топлива, была сделана, и мы довели эту ракету до этапа ЛКИ. Основная трудность для нас, разработчиков СУ, состояла в том, что из-за огромных разбросов параметров твердого топлива при полном отсутствии возможности регулировать тягу порохового двигателя, разбросы параметров движения ракеты во времени оказывались настолько значительными, что выбрать параметры системы стабилизации, привязав их, как обычно, ко времени полета, не представлялось возможным.

Выход нашел один из моих самых талантливых сотрудников Виктор Александрович Батаев. Как ни странно, это — классический пример советского Ломоносова (если, конечно, правда то, что о том пишут).

Родом из глухого мордовского села, Виктор не мог получить хорошего школьного образования и привез в Харьков только умение кататься на лыжах. Окончил Харьковский авиационный институт, получил назначение к нам на фирму, и на его и мое счастье, в мою лабораторию.

Человек больших способностей и невероятного трудолюбия, он быстро освоил совершенно новую для него тематику. Поняв, что его знаний по математике не хватает, не прекращая работы, он закончил механико-математический факультет университета. Батаеву я поручал наиболее трудные системы стабилизации, и не было случая, чтобы он подвел. В конце всей нашей деятельности он возглавил разработку самой сложной в мире системы стабилизации — советского шаттла — «Энергии» и блестяще с первого же пуска справился и с этим.

Так что ничего удивительного, что он взялся и решил проблему устойчивого полета ракеты 8К99. Мы с ним пришли к выводу, что устойчивость ракеты в полете нужно обеспечивать, «привязывая» параметры ее системы стабилизации не ко времени, а к фактическим характеристикам движения, в частности, к частоте колебаний вокруг центра масс. Если не считать нормальной административной поддержки и твердой уверенности, что в случае неудачи отвечать «по полной катушке» перед министерством придется мне, а не ему, дальнейшего участия в конкретной разработке я уже принимать не мог. Времена 8К64 давно закончились, и на высоком уровне отвечать положено большому начальнику, ведь речь каждый раз идет о пуске дорогой ракеты, а не руководителю группы, так как его начальники отвечать не хотят и боятся. Да и не мог бы я позволить, чтобы спрос был с Батаева, а не с меня, это было бы совсем нечестно, как в принципе «Ты (т.е. — я) будешь кричать о первой самонастраивающейся системе, а ты (т.е. — Батаев), будешь за нее отвечать, если она не получится». Так что создание первой, как я понимаю, и единственной до сих пор, самонастраивающейся, т.е. меняющей свои характеристики в полете в зависимости от фактических характеристик данной ракеты, системы стабилизации — в основном заслуга В. А. Батаева.

Выдающееся достижение!!! И все же после нескольких пусков, в том числе и неудачных (не по нашей вине), в 1968 году работы по 8К99 были прекращены, конечно, из-за отсутствия требуемых порохов.

И последнее значительное событие в моей жизни в этот период — я стал доктором технических наук. Заслуга в этом принадлежит Борису Николаевичу Петрову, академику АН СССР, знавшему меня с печальных дней аварий ракеты 8К64.

Конечно, при моей загрузке работами по руководству теоркомплексом времени для написания докторской диссертации у меня и быть не могло, что я и сказал Борису Николаевичу, который твердо был уверен, что я давно уже доктор наук. Именно он реально мне помог.

Для больших начальников, которые тоже хотели стать докторами наук, но написать диссертацию и защитить ее в Ученом Совете в принципе не могли из-за отсутствия требуемой квалификации, была придумана специальная процедура, позволявшая обойти самый главный этап — собственно написание докторской диссертации.

Для этого в Высшую аттестационную комиссию (существовал и такой всесоюзный орган, занимавшийся диссертациями на государственном уровне) писалось письмо, как правило, от Министра, которому подчинялся тот или иной претендент, в котором ВАК просили разрешить защиту докторской диссертации по совокупности выполненных соискателем работ, без представления самой диссертации. К письму-ходатайству прилагались обращения уважаемых ученых — действительных членов и членов-корреспондентов АН СССР и республиканских или всесоюзных отраслевых академий типа, сельхознаук с просьбой дать такое разрешение, так как они знают соискателя и считают, что совокупность выполненных им работ (в основном, это коллективные научно-технические отчеты руководимой соискателем организации) вполне заслуживают присуждения ему ученой степени доктора наук. При наличии связей в аппарате ВАКа искомое разрешение получалось, а дальнейшее было, как мы говорили, «делом техники». Конечно, были и исключения из этой процедуры, когда ею пользовались настоящие ученые, для которых она и была создана, но это были исключения. Хочу верить, что я был одним из таких исключений, но без помощи Бориса Николаевича ничего бы не вышло, хотя моя просьба была поддержана действительно самыми серьезными учеными в области теории автоматического управления. Учитывая гриф секретности работ, по совокупности которых я защищался, мне определили Ученый Совет артиллерийской академии им. Дзержинского, считавшийся самым авторитетным в ракетной технике, членов которого «подкупить» или уговорить было невозможно, это была профессура с генеральскими званиями и с чувством собственного достоинства. Защита прошла весьма успешно, тем более, что на нее приехал сам Б. Н. Петров (он считался главным советским специалистом в теории автоматического управления, когда речь шла о закрытых работах). Б.Н. выступил на защите, что само по себе было весьма нестандартно для заседаний Ученого Совета, и сказал, что считает недоразумением отсутствие у меня ученой степени доктора наук, учитывая целый ряд образцов РКТ, уже стоящих на вооружении (т.е. результаты работ были внедрены, что являлось одним из непременных требований ВАК, и, обычно, подтверждалось справками из мест внедрения), в создании СУ которых я принимал непосредственное участие в качестве главного теоретика. Учитывая авторитет Ученого Совета академии им. Дзержинского и выступление Б. Н. Петрова на защите, ВАК достаточно быстро присудил мне степень доктора наук. Пожалуй, это все, что можно рассказать о моей работе в этот период времени.

Существенно более важные для последующей работы события происходили в это время в ракетной технике США, и мы точно понимали, что в самом ближайшем будущем они нас затронут.

США установили на своих МБР БЦВМ, что дало им целый ряд больших достоинств, и, самое главное, позволило создать МБР с несколькими разделяющимися боевыми блоками с индивидуальным наведением на цель. Это действительно было очень здорово, так как позволяло в несколько раз повысить эффективность ракеты, несущей не одну, а несколько боеголовок.

Реализовать эту идею можно было только при наличии на борту ракеты вычислительной машины, хотя безуспешно мы пытались сделать это с аналоговой СУ ракеты 8К67. Американское название таких боеголовок MIRV, так что и они пользовались аббревиатурами, состоящими из первых букв сокращаемых для удобства слов наименования.

Создание СУ для МБР с РГЧ (разделяющиеся головные части) и стало нашей главной задачей на последующие годы. Принципиальная трудность состояла в том, что в США в это время ЦВМ получили очень широкое распространение, а у нас обычная наземная гражданская ЦВМ была большой редкостью, преимущественно только в организациях, занимавшихся военной техникой, располагалась на огромных площадях, требовала постоянного обслуживания и потребляла столько электроэнергии, что об установке их на подвижных военных объектах, даже расположенных на Земле, не могло быть и речи.

Т.е. революция в ракетной технике должна была начаться с создания необходимой для нее микроэлектроники.

И еще одно важное событие прошло в ракетной технике, но отношения к нашей организации оно не имело. Тем не менее, о нем нужно рассказать, так как речь шла о соревновании СССР и США в космосе, носившем в значительной мере так называемый идеологический характер, а именно, чья общественная система более передовая в новейших областях науки и техники.