Елена Георгиевская - Инстербург, до востребования

• Название: Инстербург, до востребования
• Автор: Елена Георгиевская
• Издательство: Franc-tireur USA
• Жанр: Контркультура
• Год: 2009
• ISBN: 9780557070985

Еврейско-германские отношения во взаимоотношениях пары девушек.

---

Ася мрачно отложила пресс-релиз и переключилась на правку чужого рассказа:

«Чёрный цвет усиливал на тревожно-задумчивом лице какой-то особый отпечаток глубоких душевных переживаний. От него веяло романтической молодостью».

Ох, ёбаный же в рот…

«Надоело играть эту жизнь в ля-миноре. Надоело играть в эту жизнь», — сказал как-то её знакомый музыкант.

Альтернатива, конечно, всегда есть. Можно справочник корректировать, только потом верстальщик всё равно всё сделает через жопу, и придётся править отступы заново. Зато в процессе можно полюбоваться названиями людей: Теуважуков, Капустене, Алина Винцо, Рипомельникова, Алхименкова, Галина Ивановна Вольтер, Алексей Вацлавович Понимаш. Потом приходишь в типографию, ждёшь, значит, этого верстальщика — ведёт он себя, как в старой песне Цоя — «на столе моём завтрак стоит, от него не уйти, и, наверное, я к десяти не смогу подойти», — ловишь обрывки разговора под окном: «Если ты ни разу не умер… тьфу, если ты умер и ни разу не получил пенсионные эти…» А потом приходит начальница, женщина, к которой невозможно остаться равнодушным. О ней всегда думаешь что-то вроде: «Климактерической суке шлея под хвост попала». Впрочем, нет, шлея попадает преимущественно лошадям. Купила бы себе какую-нибудь возрастную пакость в аптеке на углу, кобыла, если уж тебе спортом заниматься настолько впадлу. Как же это называется? Климактерол? Климактерин? Один хрен — американский наркотик, но само сознание того, что этот яд должен помочь, превращает его в панацею. Тут старая вешалка вмешивается в Асины мысли и шипит — представляете себе шипящую вешалку, такую, из красного дерева, облезлую слегка: «Мало того, что вы не убрали в прошлый раз пробелы и ответили мне в грубой форме, вы ещё и не слушаете меня. Витаете неизвестно где, пока я распинаюсь перед вами, как Христос в Гефсиманском саду. Не понимаю, как взяла вас на работу».

Чокнулась, что ли, окончательно, старая треснувшая бадья с помоями, думает Ася, а вслух интересуется: «Почему это в грубой форме?» — «Этот ваш тон!» — «У меня обычный тон, просто у меня сильный голос, я не могу пищать, как полураздавленная мышь, извините, конечно», — жёстко отвечает Ася, понимая, что, скорее всего, её на следующей неделе уволят, а значит, не нужно больше следить за тоном. Где уж ей постичь все нюансы общения с интеллигентной вешалкой. Она, Ася, идиотка: окончила всего лишь бакалавриат МГУ, а не заочное отделение тмутараканского училища вкупе с балтийскими курсами повышения сволочизма.

«Вам нельзя работать с людьми, вы не находите общий язык с нашим верстальщиком», — шипит начальница, листая скорпионий гороскоп на текущий год. Ужаль себя и умри, ядовитая гадина.

«Я бы с радостью согласилась на вакансию кладбищенского работника, — честно говорит Ася, — там зарплата выше и общаться надо только с трупами, но туда благодаря нашему КЗоТу берут только мужчин». — «После этого я с вами сегодня разговаривать вообще не буду», — говорит скорпиониха, захлопывая брошюру с хвостатой сине-чёрной гадостью на обложке. «Странно, — отвечает Ася, — не удивилась бы, если бы вы были мужчиной, но должна же у вас быть женская солидарность, откуда такое равнодушие к дискриминации?»

Ха! У скорпионов не бывает даже скорпионьей солидарности. Они даже с собой солидаризоваться не в состоянии, поэтому и кусают себя за хвост, как гностический змей. Моя мистическая начальница, прощай. Скоро я заберу трудовую книжку — судя по её виду, залитую пивом; я могла бы забрать её сегодня, но тогда у начальницы не появилось бы повода хвататься за валокордин, а это такое удовольствие — лицезреть пьющего валокордин скорпиона!

Итак, проклятый пресс-релиз. Ася отложила папку в сторону: деньги ей были нужны, но сочинять бред было выше сил человеческих. Блядь, до каких же пор всё это будет продолжаться? У матери, бюджетницы, привыкшей жить на полторы копейки, совета было спрашивать нельзя; знакомые, чуть что, заводили старую песню «займись бизнесом», не понимая, кто бизнесом могут заниматься далеко не все, и, разумеется, не зная, что Ася — бывшая анархистка, привыкшая организовывать беспорядки, а не вечеринки. Человеку, мечтающему в один замечательный день прийти на корпоративную вечеринку с огнемётом, нечего делать в бизнесе. С горя Ася попыталась заснуть, но в это мгновение из коридора донёсся звон разбитого стекла и матерные вопли.

* * *

Некоторые считают, что женщина, живущая одна, должна вызывать жалость. Видимо, если она живёт одна, это означает, что она:

a) ни с кем не спит;

b) у неё нет ни сил, ни желания постоять за себя;

c) она не может выполнять мужскую домашнюю работу (ха-ха-ха! почти вся домашняя работа давно перешла в разряд женской, а трубы большинство мужиков чинить не умеет, так или иначе приходится вызывать сантехника).

Другая сторона шаблона: «одинокая» женщина устраивает у себя дома, типа, салон, который регулярно перерастает в шалман. При этом она должна спать со всеми подряд, как же иначе? Несчастная оправдана, если у неё есть ребенок, и она, типа, берёт у мужиков деньги на его содержание.

Будь «одинокая» женщина шлюхой или святой (все мы знаем, что женщина, согласно отечественным стереотипам, не может быть нормальным человеком, а только воплощением этих двух художественных образов), она ежесекундно подвергается опасности. Каждый может ее изнасиловать, ограбить и убить одновременно. Хотя, если женщина от природы обладает сверхъестественной интуицией, почему она не в состоянии почувствовать, от кого ей стоит держаться подальше? Мужская шовинистическая логика с её причудливыми построениями вновь заводит меня в тупик, любезный читатель. На этот вопрос может быть два ответа:

а) женщины очень глупы и не прислушиваются к своей интуиции (странно: обычно считается, что к ней не прислушиваются мужчины);

b) женщины специально отключают интуицию в опасные моменты, так как мечтают то ли быть убитыми, ограбленными и изнасилованными одновременно, то ли предоставляют благородным героям возможность спасти их от негодяев.

Итак, на самом деле девушкам, которые живут одни, неважно, в общежитских комнатах или отдельных квартирах, дико завидуют. «Живёшь, как барыня», — злобно говорил Асе пьющий сосед-грузчик, которому жена и две взрослые дочери, разделяющие с ним двадцать пять квадратных метров общей площади, мешали бухать. «Водишь, кого хочешь», — злобно говорила сумасшедшая старуха из квартиры напротив. (Ну, а молодые люди, которые жили одни, не вызывали ни жалости, ни особого интереса. С ними и так всё было ясно: сидят по уши в грязи и напиваются.)

Поэтому никто из соседей не вышел в коридор, когда какой-то алкаш расхерачил прямо перед Асиной дверью здоровенный кусок стекла. Откуда он взял его, откуда он сам взялся и зачем это сделал, не смогли выяснить даже менты.

У Аси подобная ерунда никогда не вызывала обморочного желания спрятаться в шкафу, под кроватью, в своём внутреннем мире. Всё-таки дочь военного. Она выматерилась сквозь зубы и решительно вышла в коридор.

Грязное пьяное убожище, стоявшее там, способно было вызвать только одно желание — пристрелить из жалости. Григорович бы плакал.

— Я сейчас вызову милицию, — сообщила Ася. Мужик сделал неуверенный шаг ей навстречу и ступил прямо на осколки.

— Кто убирать за тобой будет, блядь, уже десять вечера, люди спят? До утра, блядь, любоваться на это?

Мужик сделал ещё один шаг по стеклу.

— Звоню, — холодно сказала Ася и достала из кармана мобильник. Бить животное было противно, пусть милиция руки марает. — Ты из какой квартиры?

— А чё, бля… а… э, бля… На хуй! На хуй!! — в бешенстве повторил мужик, не решаясь-таки подойти к ней поближе.

Добрейшей души человек — а мог бы подойти и осколком порезать. Ася захлопнула дверь перед его мордой и стала общаться с ментами. Заодно помянула и алкаша, живущего с женой и дочерьми, который включал шансон на полную громкость в четыре утра. Через несколько минут она снова вышла — проследить, куда нарушитель её спокойствия пойдёт: нажравшись, русский пролетариат полностью утрачивает чувство самосохранения и, как следствие, способность к конспирации.

Мужик не ушёл, он на лестничной площадке пытался драться с алкашом, тем самым, который включал шансон в четыре утра. Площадка тоже была усыпана битым стеклом. С ближайшей двери — наполовину срезана обивка, нижние ступени лестницы залиты вином и завалены мятыми рекламными листовками.

— Я здесь всё подожгу! — орал мужик. Сосед сбил его с ног, и он грохнулся, башкой прямо на стекло.

— Слышь, Ася, — обернулся к ней сосед, — у тебя можно, на хуй, телефон подзарядить?

Скоро подзарядишь, падаль, в мусорской, подумала она, и пусть тебя там вдобавок отхерачат по почкам, отобьют мозги окончательно, а заодно — и слух, чтоб больше не слушал свою хуетень, когда нормальные люди спят или работают; ну да, в общежитиях было хуже, но бомжам на вокзале ещё хуже, так что, теперь на них равняться? Если я не могу это слушать, блядь, я не могу это слушать дни и ночи; возьмите личность аудиального мировосприятия, наделите околотворческими амбициями и поместите в условия, в каких вынужден выживать среднестатистический лимитчик: вот вам готовый тип мученика; а если и не лимитчик, если у себя дома, это немногим лучше: представьте, что испытывает такой человек, ежедневно проходя по улице, украшенной киосками, из которых орёт всякая попсово-блатная мура, и никакой плеер не спасает, мура орёт громче. А вокзал? Где рядом расположено дикое количество музыкальных киосков, из которых несутся звуки музыки, принадлежащей к противоположным направлениям, и перекрывает всё это лишь ругань бомжей и пронзительный голос дежурной: «Уважаемые пассажиры! Поезд „Москва — Фигня“ опаздывает на четверо суток. В зале ожидания вы можете посмотреть фильм „Убитые в полночь“», — а между тем далеко не полночь, но поезда «Москва — Фигня» нет как нет, а музыка и бомжи всё орут, и хочется бросить надоевшую сумку на рельсы и пойти отсюда к чёрту, по дороге разряжая в ментов автомат Калашникова, которого, как всегда, при себе нет.