Елена Георгиевская - Инстербург, до востребования

• Название: Инстербург, до востребования
• Автор: Елена Георгиевская
• Издательство: Franc-tireur USA
• Жанр: Контркультура
• Год: 2009
• ISBN: 9780557070985

Еврейско-германские отношения во взаимоотношениях пары девушек.

---

Это был один из немногих приличных клубов города, куда пускали женщин, носящих мужские джинсы и тяжёлые ботинки. Большинство девушек, как показалось Жанне, были симпатичными и совсем не такими грубыми, какими она раньше представляла лесбиянок и бисексуалок.

Перейдём на «ты», неожиданно предложила она. Ася не успела ответить: мягкие пряди волос на мгновение коснулись её лица, и чьи-то руки сзади обняли её за шею. Это была её знакомая, то ли пьяная, то ли обкуренная.

— А-а, как давно тебя не было!

— Потому что надо делом заниматься, а не по клубам, как восемнадцатилетние, хуйнёй страдать, — хмуро ответила Ася. Начинается. Дальше по сценарию должна идти попытка отбить бабу.

— А где Марина? — поинтересовалась знакомая. — Мне сказали, вы больше не встречаетесь.

— Это сложный вопрос. Где бы она ни была, я желаю ей счастья.

— Ты так сильно любила её, да?

В дверь снаружи стали с воплями ломиться пэтэушные бутчихи, не прошедшие фейс-контроль. К Асе подошла другая знакомая:

— Там тебя просят, чтоб ты провела кого-то из них.

— Кого? — Ася отодвинула бокал с пивом. — Там что, Кристина из Хуегорска с этой жирной сукой? Не пошли бы они?

— Ага, — ответила девица и испарилась. Через несколько минут Кристина с жирной сукой, которых провёл какой-то гей, помахали ей с порога. Пришлось подойти, чтобы не портить репутацию.

— Ты нас не узнаёшь, да? — злобно спросила Кристина. — Ты нас не уважаешь?

— Хочешь устроить здесь скандал, чтобы тебя потом уже никогда сюда не пустили? — спросила Ася. — Детский сад, честное слово.

— Не-е! Я с тобой потом поговорю, сука. На улице, когда мы выйдем. И тебе никакой нож не поможет, у нас у самих в сумке по ножу.

— Потому что одна, и без ножа, и, к тому же, трезвая, ты боишься, — констатировала Ася.

— Ну, всё, сука. Ты нарвалась.

Толстая девка замахнулась, чтобы влепить пощёчину, но Ася не двинулась с места. Она легко и быстро отвела руку, летящую ей в лицо, на секунду сжала и тут же отпустила, словно ей было противно удерживать.

— У тебя рука совершенно не поставлена, — со вздохом сказала она. — Пока ты замахиваешься, тебя всю измолотят. И никакой нож не поможет. Кто же так бьёт, это же сплошные слёзы. Поучись у охранницы, она в армии по контракту служила.

Охранница уже спешила к ним, и Ася пошла обратно, жалея, что вообще на улицу выбралась. Девица, пристававшая к Асе, поняла, что ей сегодня ничего не выгорит и, от греха подальше, направилась к стойке, где не шибко трезвый бармен докопался до неё:

— Вам коктейль с розовой трубочкой?

— Нет! С жёлтой! — возмутилась девица, глубоко оскорблённая неуместной шуткой.

* * *

— Ты такая смелая, — сказала сводная сестра.

— Да ну, я просто привыкла к таким людям… Бля, я терпеть не могу, когда женственные девки бреются наголо и щебечут своими нежными голосками про ножи. Девочка, хочется мне сказать. Носи юбочку. Рожай детишек. Впрочем, нет. Пока не вылечилась у психиатра — никаких детей. Нечего плодить ебанатов.

— Я ненавижу детей. Просто ненавижу.

— А я не то что ненавижу…

— Евреи страшно любят детей, — вспомнила Жанна.

— Это стереотип. Я нормально отношусь к детям, просто они мне сейчас не нужны. У тебя замечательные волосы. А эти жирные тёлки с тифозными стрижками, тьфу!

— Тебе нравится? Хочешь, подарю?

— Ты с ума сошла?

— Некоторые говорят, что да. У меня плохая наследственность, ты же знаешь. Зато такие, как я, хотят изменить мир, и это хорошо.

— Я уже не хочу изменить мир. Ты не знаешь, наверно, эту фразу про Джейн Остин: «Она не хочет изменить мир, который доставляет ей столько удовольствия. Наивысшее удовольствие она получает, отсекая головы своим героям. Мы видим фигуры дураков в лучах красоты».

— Я недавно хотела поцеловать свою знакомую. Просто поцеловать, из благодарности. Она полезла от меня на стену. Думала, я немедленно стану приобщать её к радостям жизни. О чём ты думаешь?

— Жанна, в одном журнале как-то напечатали список вопросов, которые больше всего действуют людям на нервы. «Что мне надеть?», «Что-то случилось?», «О чем ты думаешь?», что-то ещё и «Ты меня любишь?»

Конечно, подумала Ася, сейчас я тебе всё скажу, как же. Ни о чём не думаю. Ничего не случилось. Просто я есть. Но то, что мы есть, не значит, что вокруг нет вещей, и оттого, что мы понимаем, что мы есть, вещи никуда не деваются. Помню, я сижу за столом, под левым локтем у меня клавиатура, которую нельзя сдвинуть, потому что за ней стоит монитор, а еще левее находится стена, а справа — я, лампа и системный блок, а другие столы заняты соседскими вещами, отчего наша комната напоминает излишне заставленную вещами тюремную камеру, и разница только в том, что тюремная камера больше. Я не могу закинуть ногу на ногу, потому что мое колено упирается в стол, а отодвинуться нельзя, потому что стул упирается в кровать, а кровать — в тумбочку, а тумбочка — в стену, а стена — в шкаф, а дальше дверь и коридор, выходить в который слишком часто не хочется, потому что там еще теснее; и вся мебель расшатана так, как может быть расшатана мебель, а если бы у меня были расшатаны еще и нервы, я бы давно повесилась, потому что я сменила несколько мест жительства, и в каждом из них мне мешали, и в большинстве случаев формы вмешательства в мою жизнь можно было обозначить словосочетанием «Статья Уголовного Кодекса», и всё это потому, что в начале моей жизни некому было безвозмездно дать мне денег. Но я не скажу тебе ничего, потому что, во-первых, жаловаться на жизнь в ночных клубах — дурной тон, люди приходят сюда отдыхать, это только сильно пьющим мужикам плевать, где жаловаться; а во-вторых, ты же всё равно не дашь мне денег, такие, как ты, деньги не дают, а выпрашивают. А знаешь, я сегодня пошла в магазин нижнего белья и увидела кружевные трусики, которые были новыми, но их уценили: видимо, в этот магазин в последнее время заходило недостаточно много стройных женщин, так что некому было купить. Они висели на видном месте, и к ним был пришпилен кусок картона с надписью: «Руками не трогать!» Я сразу же захотела наклеить на себя такую надпись, потому что в нашей стране вряд ли скоро примут закон о сексуальном домогательстве, но мне пришлось ограничиться покупкой белья. Рассказать тебе об этом? Зачем?

Ты что, думаешь, что если я расскажу, как мне приходилось жить, станет легче жить лично тебе? Наверно, ты просто цепляешься за иллюзию спасения, или как это называется у доморощенных психологов? Забудь обо всём, ты — моя лёгкая добыча, а не исследователь моей жизни и судьбы. (Да, обо всем можно забыть рядом с привлекательной женщиной, но о некоторых вещах просто необходимо вспоминать, потому что иначе все привлекательные женщины от тебя разбегутся.)

* * *

— Гомосексуализм — это, по-моему, тоже своеобразная временная реакция. Женщине внушили, что чувствовать себя сильным человеком в отношениях с мужчиной постыдно, она должна мечтать о том, чтобы её носили на руках, а заодно о том, чтобы стирать чужие носки; о нелогичности такого сочетания никто особо не размышляет, более абсурдным кажется естественное желание быть в отношениях субъектом, а не объектом. Она может позволить себе быть субъектом только в отношениях с другой женщиной, более склонной к компромиссу. То же самое с мужчинами, только наоборот. Нельзя сказать, что желания этих людей совершенно не удовлетворяются при общении с лицами противоположного пола, но людей, которые не боятся быть собой, меньше, чем тех, кто боится не соответствовать стандарту, характерному для определенного временного и пространственного промежутка. В будущем эта проблема, возможно, будет решена, и решить ее сможет только феминистское движение и сочувствующие ему.

Тоже мне феминистка, в двадцать пять лет ни разу не ночевала вне дома. Или всё же не ночевала один раз? Какое достижение. Вслух Ася произнесла:

— Ещё лет пять иль шесть, и всё у тебя будет хорошо. Я в семнадцать была такая депрессивная барышня, вырезала на руке бритвой ругательства типа «анархия», в общем, всё по схеме. Знаю, сейчас в это трудно поверить. Однажды пафосно сказала знакомой, что не доживу до двадцати пяти. Я знала, что, скорее всего, доживу, но у меня всегда и во всем будет полный абзац, ведь независимый человек в этом государстве должен страдать, и этот абзац я себе представляла таким красивым! И эта молодая женщина, которой тогда было двадцать шесть или двадцать семь, почти равнодушно ответила: «Нет, доживешь. И будешь прекрасно жить и бытовать». Через полгода мне двадцать шесть, и я не чувствую себя несчастной. У меня, правда, денег нет, но это ерунда. Вот богатые москвичи создают себе какие-то проблемы, хотя у них всё есть. Они думают, это проблемы сложные, тонкие и с трудом решаемые, а они решаются элементарно. Хочешь общаться с людьми — повернись к ним. Надоели одни люди — повернись к другим. Мне тошно объяснять, как это делать, и я не объясняю. Это должны были сделать родители, но им было не до этого. Надо слушать, и тогда кто-нибудь что-нибудь обязательно скажет.