Виталий Закруткин - Дорогами большой войны

• Название: Дорогами большой войны
• Автор: Виталий Закруткин
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1974

Документальные очерки и рассказы о подвигах советских воинов, которые прошли по военным дорогам от Кавказа до Берлина. Автор, участник Великой Отечественной войны, ныне известный писатель, с присущим ему мастерством и талантом показывает своих героев в сложной, огневой обстановке, где выверяются характеры и мужают люди.

Книга рассчитана на самые широкие круги читателей.

---

По знакомой асфальтированной дамбе едем мы из Батайска в Ростов. На шоссе белые пятна свежих заплат, справа и слева аккуратно сложенные камни. И вот как-то сразу, неожиданно скоро заголубел широкий Дон, выплывая навстречу из низины.

Ростов. На реке неуклюжие баржи, лодки, катера. Многого не узнать. Исчез рыбацкий поселок на правом берегу. Нет светлого, похожего на большой пароход, здания речного вокзала.

В городе есть мертвые участки. Два часа бродил я среди развалин между вокзалом и Буденновским, на придонском склоне. Дмитревская, Книжная, Морская, Старопочтовая — в этом районе опустошены пожаром. Под сводами кирпичных руин чернеют груды обломков, скрученные огнем железные балки, изуродованные перекрытия. В пустых глазницах вышибленных окон синеет чистое осеннее небо.

Но ростовчане живут новой, напряженной, как на фронте, жизнью. Мало-помалу очищается город от хлама и мусора. На центральных улицах окна и двери сожженных домов забиты фанерой, на которой пестреют красочные плакаты. По утрам, как в мирное время, дворники поливают тротуары и тщательно подметают мостовые. На людных перекрестках девочки-цветочницы продают пышные хризантемы.

Недавно пошел в Ростове трамвай. Это было трогательное зрелище; ростовчане приветствовали вагоны взмахами рук, а вездесущие мальчишки почетным эскортом провожали трамвай через весь город.

В Ростове работают пекарни, магазины, кинотеатры, школы. Ежедневно выходит любимая горожанами газета «Молот», страницы которой заполнены призывами к восстановлению города и многочисленными сводками о том, что уже сделано. В Ростов возвращаются драматический театр имени Горького, различные учреждения, возвращаются тысячи людей, которые, засучив рукава, берутся за восстановление заводов и фабрик…

В вечерних сумерках Садовая улица освещена алой зарей заката. По улице идут пешеходы, проносятся автомобили. Вот девушка-милиционер регулирует на перекрестке движение. Вот группа солдат подвигает на запад гигантский аэростат воздушного заграждения. Серебристый аэростат плывет между домами, как странное допотопное чудовище, и исчезает за поворотом…

Город позади. Офицер контрольно-пропускного пункта при свете карманного фонаря проверяет наши документы. Автомобиль круто разворачивается влево и, миновав развалины авиагородка, мчится по широкому шоссе Ростов — Таганрог.

На Самбекских высотах

Мы подъезжаем к Самбеку. На протяжении многих месяцев название этого дотоле неизвестного села мелькало на страницах мировой печати. Это был крайний правый фланг немецких войск на советско-германском фронте. Тут, на Самбекских высотах, немцы держали оборону подступов к Таганрогу, тут начиналась разрекламированная фашистской пропагандой линия Миус-фронта. Тут, у Самбека, долго шли упорные, жестокие бои. Тут бойцы прославленного впоследствии генерала Бориса Аршинцева месяцами рыли ходы сообщения и подбирались к укреплениям врага.

Если бы вдохновенный художник вздумал писать большое полотно о войне, ему обязательно нужно было бы посетить Самбек. Тут нет ни одной пяди, ни одного клочка уцелевшей земли — все изрыто снарядами, бомбами, минами, покрыто сизым пеплом, изуродовано обломками орудий, машин, телег.

По узкому шаткому мостику переезжаем мы речку Самбек. И сейчас еще берега этой неглубокой, поросшей камышом речушки, огорожены колючей проволокой — на дне Самбека множество невыловленных мин. На западном берегу реки, на высотах, стоит нечто, когда-то называвшееся селом Самбек.

Это страшное зрелище, какая-то мертвая пустыня. Ни одного целого деревца — все срезано, посечено, искрошено минами и пулями. Ни одной, буквально ни одной хаты — все повалено, сожжено, искромсано. Почти под каждым фундаментом хаты — немецкие доты и дзоты.

И надо сказать, гитлеровские генералы действительно выбрали здесь чрезвычайно удобную позицию: оплетенная проволочными заграждениями речка, минированные поля перед ней, многоярусная система огневых точек на высотах, с которых отлично просматриваются все окрестности. По убеждению немецких генералов, это была неприступная крепость, о которую должны были разбиться любые атаки советских солдат.

События довольно долго подтверждали это их убеждение. Несмотря на беспрерывные атаки, Самбек держался. Его брали штурмом в лоб, пытались взять охватом, думали прорвать немецкую оборону на отдельных участках — и все безрезультатно. И однако Самбек пал. Прорвав середину Миус-фронта довольно далеко от Самбека, наши танки и конница вышли в тыл самбекской группировки немцев. Пехота ринулась на штурм, и 30 августа «самбекская твердыня» была взята. Вслед за Самбеком наши войска освободили Таганрог.

И вот, объехав зарастающие бурьяном самбекские укрепления, миновав капризную изломанную линию окопов и гигантских ходов сообщения (по этим ходам сообщения немцы на грузовиках подвозили боеприпасы), мы медленно поднимаемся в гору и, добравшись до широкого грейдера, мчимся к Таганрогу. По обе стороны дороги валяется много немецких грузовиков, тягачей, пушек, телег. Все это брошено фашистами во время бегства из Самбека.

Вечереет. Мы въезжаем в Таганрог. Город пострадал меньше, чем можно было думать. Поспешное отступление из Таганрога лишило немцев возможности со свойственной им педантичностью и тевтонским хладнокровием уничтожить дома. Во всяком случае, Таганрог выглядит несравненно лучше, чем Пятигорск, Армавир или Ростов. Правда, и здесь взорваны большие дома, и здесь сожжено много школ и разрушены заводы, но все-таки город в основном уцелел.

Темнота. По Ленинской улице шагает ночной патруль. В старом парке шумят деревья. Ветер несет крепкий, соленый запах близкого моря.

У моря

Дорога из Таганрога в Мариуполь вьется вдоль моря, и оно, темно-свинцовое от осенних туч на горизонте, горит под крутым берегом, отражая золотые лучи холодного солнца. В море уже вышли рыбачьи баркасы, и, хотя здесь еще много рассыпанных врагом мин, рыбаки, опустив с баркасов якоря, днем ловят рыбу.

Все побережье опутано проволочными заграждениями — фашисты боялись морских десантов, — взрыто окопами и круглыми пулеметными гнездами. Особенно много окопов в тех местах, где высокий берег полого спускается к морю.

Это все исторические места. Тут, в Поляковке, в 1918 году немецкий генерал от кавалерии фон Кнерцер расстреливал участников ейского десанта; тут грабил рыбаков и крестьян генерал фон Арним, один из сподручных палачей фельдмаршала Эйхгорна. Прошло четверть века. Уже сгнили в земле останки фон Кнерцера, и фон Арним, недавно плененный англичанами в Африке, бесславно закончил свой путь. И снова бежали немцы с берегов Азовского моря, а старые русские станицы, опаленные пожарами, разбитые, по-прежнему стоят на высоком морском берегу, неколебимые, как Россия.

В станицах хлопочут люди. Колхозники уже посеяли озимые хлеба, и огромные поля зеленеют, как бархатный ковер. Рыбаки носят в плетеных корзинах трепещущую, отливающую серебром сельдь. Седобородые станичные плотники чинят хаты, скотные дворы, овчарни. Женщины поправляют силосные ямы, босоногие девушки в пестрых платках ровняют дорогу.

Дорога петляет по буграм, по оврагам, по новым мостам через тенистые речки, а когда взбегает на высокий холм, перед нами в синеватой дымке открывается заводской Мариуполь. Но, увы! Трубы мариупольских заводов стоят, как черные стволы сожженного леса, и только из нескольких труб вьется беловатый дым.

Гитлеровцы организованно, планомерно, с дьявольским хладнокровием превосходно натренированных бандитов разрушали индустриальный город. Тысячи факельщиков, распределив город по участкам, в течение нескольких дней жгли несчастный Мариуполь. Некоторые из этих мерзавцев-факельщиков не успели уйти и, судимые грозным и правым судом, были повешены в том самом городе, который они хотели стереть с лица земли.

Далеко за Мариуполем, в мангушских степях, мы увидели рыжие камышовые курени. У входа в крайний курень сидел старик с деревянной ногой. Он колотил молотком по зубилу, насекая глубокие линии на железном диске от грузовика.

Здесь, в этих куренях, жили убежавшие от немцев мариупольские портовые грузчики. Они посеяли в глухой степи кукурузу, посадили баштаны и жили как Робинзоны, прячась от немецких жандармов.

Старик с деревянной ногой рассказал нам о том, как с приходом врага замерла жизнь в порту, как дюжие немецкие моряки с канонерских лодок избивали детей, бросали в море женщин.

— Потом мы ушли, — хмуро закончил старик, — разбрелись по степи. Так и жили, вроде зверей.

— А что это вы делаете с диском? — спросил я.

— Думаю ручную мельничку соорудить, — ответил старик, — намелю на дорогу кукурузы да буду возвращаться в город. Небось эти ироды уже далеко…