Альманах Российский колокол - Российский колокол, 2015 № 4

• Название: Российский колокол, 2015 № 4
• Автор: Альманах Российский колокол
• Издательство: Литагент «ПЦ Александра Гриценко»f47c46af-b076-11e1-aac2-5924aae99221
• Жанр: Периодические издания
• Год: 2015

Альманах «Российский колокол» является приложением к широко известному в интеллектуальных кругах одноимённому журналу и представляет собой площадку, где мы предоставляем новым авторам уникальную возможность заявить о себе всерьёз и, без преувеличения, на весь мир – ведь, как и журнал, альманах распространяется не только в России, но и в Европе.

Отбор произведений в альманах менее строг, чем в журнал «Российский колокол», но только в плане требований к мастерству, а не к таланту. И потому на страницах альманаха вас ждёт множество интересных произведений начинающих, но при этом по-настоящему ярких авторов.

---

Вот я и говорю: страшнее нет тех времен, когда стар да мал уходит до срока. Тогда-то народ и теряет главную свою силу, тогда-то и забывает, как перед любым врагом устоять и как землю да людей от гибели сберечь…

Есть для этого разные средства. И первые среди всех – вода родниковая, живая, а второе – травы. Слышал небось, растут у нас особые травы.

– Какие?

– Да все разные. Одна, например, травой забвения называется, а другая – разрыв-травой… А есть еще у нас в России сон-трава. Каждую травинку, силой своей особенной наделенную, люди знали. Помнишь, маленький ты совсем был, босиком бегал и ногу порезал? Я тебе тогда к ране травку приложила и травкой обмотала?

– Да! И все зажило!

– А помнишь, как трава та называлась?

– Подорожник!

– Правильно. Так вот, в старые времена, когда и меня еще на свете не было, многие на Руси всё про травы знали. Одни травы раны лечат, другие кровь поправляют, третьи клады указывают, что в земле зарыты. А иные могилы раскрывают…

– Зачем, Ба?

– Я тебе об этом в следующий раз расскажу. А сейчас ко сну готовиться и – спать. А то я тебе про Золотую Ящерку начала рассказывать да не договорила…

…А дело в том, что когда я была такая, как ты – ну, примерно того же возраста, жили мы далеко-далеко от Петербурга. И вообще далеко от всех городов. Настолько, что это трудно здесь сейчас тебе даже представить.

Хотя на самом-то деле, городов на земле не так уж много, как кажется. А в основном земля заселена деревьями, травами, цветами и грибами-ягодами. Да всяким зверьем.

Знала я это и вроде бы всех зверей, в тайге живущих, повидала.

А зимой я очень любила на медвежьей шкуре лежать и в огонь смотреть.

Знаешь, когда в камине дрова уже прогорят, остаются одни чистые угли. Как золото живое. Так и в печке-голландке. Когда синие огоньки на углях затихали, мама открывала дверцу, и мы с ней этим жаром и любовались, сидя на медвежьей шкуре.

– А шкура откуда у вас взялась?

– Подарил кто-то. Нам много неожиданного дарили. Маме однажды оленью шубку. Красоты небывалой!.. Да… Всяких зверей я знала. Охотники ведь вокруг-то жили. И сохатого, и русаков, и соболей, и белок повидала. Ну, и букашек всяких.

– Божью коровку, например.

– А чего смеешься? Да, божьи коровки там тоже водились. Но я больше слоников любила. Они обычно сидели на теплой стороне лиственниц. И сами были теплые от солнца. И шершавенькие. Цепкие они были, не нравилось им, когда их со ствола-то снимали. И хоботок у них был. За это и звали их слониками.

Слоников мы любили.

Но букашки – это птичье хозяйство, и я ими не очень-то интересовалась. Всё мне хотелось Золотую Ящерку найти.

Говорили, что живет она на склоне Первой Горы, в траве вокруг малинника.

И увидеть ее можно только однажды, когда травы на горе от жары пожухнут и малина созреет так, что ее есть уже можно…

Но вот ведь беда-то!

Детям строго-настрого запрещалось за поселок выходить. И кольцо запрета начиналось с Первой Горы.

А что в поселке интересного? Только рудник – на руду золотую поглазеть. Да еще ручейки весной.

Представляешь, когда снега в горах начинали таять, то от них ручейки растекались по всему поселку, как шитье драгоценное.

Потому что у каждого на дне столько красивых горящих каменьев высвечивалось, что часами можно было стоять и смотреть, как струи плетутся, кружевами щепочку иную выкрутят и помчат вниз, к Аллаху.

– Куда помчат?

– К Аллаху. Река так у нас в Аллах-Юне называлась. И шла она от самых вершин золотых гор Джугджура до Алдана. Потому – «Аллах» по-якутски. Верхняя, то есть.

Вода в ручьях чистая, прозрачная, а на дне такие камешки красивые – не передать.

Видишь, вода вещь особая. Она и кусочек кирпича так обкатает и обмоет, что он как яшма смотрится.

Пока в воде-то, под струями всё – драгоценность.

Нет, конечно же, были там и камни драгоценные, и золота много, да нас это не интересовало. А вот Ящерка всех интересовала.

С ней легенда была связана. А может, и просто небылица.

Но говорили, кто Золотую Ящерку в рыжей траве увидит, тот уж половину счастья своего узнает. И оно ему никогда не изменит. Полжизни будет с ним.

Полжизни!

А если изловчиться да Ящерку за хвост-то поймать, она хвост свой сбросит. И убежит. Новый отращивать. Они это умеют… А ты держи его крепче и домой беги, да за порог спрячь, под нижнюю ступеньку.

И тогда счастье-то ко всем в доме перейдет, никого не бросит. И на всю жизнь.

И очень уж хотелось мне у той Ящерки хвост-то отобрать.

Глупая была, а по глупости чего не бывает?

Вот лежу я однажды у самого склона. Отдыхаю. Устала потому что.

Знаешь, у гор свойство такое есть – от людей бегать. Нет, правда, ты не смейся.

Чем ты ближе подходишь, тем она дальше от тебя. И так долгодолго. И нужно много терпения, чтобы до склона дойти.

Я дошла. Сижу, жду. День тихий. Солнечный. Мягкий. Осень…

Сидела-сидела. Потом прилегла. А сама глаз с травы не спускаю. Она пожухлая уже. За лето-то загорела.

Сколько я так прождала, не знаю. Но вот и день, чувствую, кончается, а Ящерки нет.

И только подумала я уходить – а то мама хватится, а меня нет нигде, – как в это самое время смотрю, словно лучик золотой в траве-то жухлой сверкнул.

Вспыхнул и исчез. А потом снова сверкнуло было что-то и быстро так вверх, прямо к малиннику, словно золотая паутинка протянулась, а по ней – лучик солнечный пробежал.

Удивилась я. Села, чтобы получше рассмотреть, а она возьми и обернись!

Я и замерла.

Смотрит на меня Ящерка, а глаза у нее не то синим, не то зеленым посвечивают, не то золотым…

Я про хвост вообще забыла.

А она помолчала так, посмотрела на меня строго и юркнула себе к малиннику.

Я – кубарем домой. Хочется маме рассказать. А что там рассказывать? Что в траве Ящерку увидела?

Взрослые только посмеются. Вот, мол, невидаль. Лучше б трав пособирала – осенние травы особые…

– А счастье, Ба? Дала Ящерка тебе счастье?

– А как же! Вот оно, моё счастье. Лежит, глазами хлопает и не засыпает! Самое лучшее в мире счастье!

– А травы? Ты про травы расскажешь?

– Обязательно, но не сейчас. Поздно уже. Спи сладко!

– Ручки под щёчку! – смеется.

Дразнится, значит. А я думаю: главное, что настроение хорошее. Как раз для легких снов.

Страхи недетские

День рабочий к концу подходил, когда раздался телефонный звонок и в трубке прозвучало родное:

– Здравствуй, Ба! Это я.

И голосок какой-то странный. Неуверенный, что ли. Я сразу и не поняла.

– Здравствуй, Лёсик! Что-нибудь случилось?

– Да ничего особенного не случилось…

А голосок еще тоньше и дрожит в нем какая-то странная, незнакомая мне прежде струнка. Что-то не так, думаю. Что-то не так.

А он говорит дрогнувшим голосом:

– Вот мама в магазин уехала… За продуктами… Надо же человека чем-то кормить, а тут всё кончилось.

– Мама так сказала?

– Ну, да…

– И ты один в доме?

Отвечает едва слышно:

– Да.

Что-то напугало, думаю, ребенка. Отчего-то ему страшно, раз звонит сам да еще на работу, и, похоже, с трубкой телефонной расставаться не собирается.

Что может испугать человека в три года? Что угодно. С разбега не догадаешься.

– Ты чем занимаешься сейчас? – спрашиваю.

– С тобой разговариваю.

– Понятно.

Значит, для него это сейчас главное занятие.

Я присела в кресло, махнула коллегам: мол, пока!

– Ну, – говорю. – И что там у тебя в доме происходит?

Помолчал немного, потом говорит:

– Некоторые непонятные вещи происходят.

– Какие? – спрашиваю.

– Ну, как тебе сказать… Понимаешь, он такой быстрый!

– Кто – быстрый?

– Ну, этот, он у них главный. Его в ведро бросят, крышкой накроют, а он уже из дымохода выглядывает. И рожицы строит. Ба! Почему он все время рожицы строит?

– Сейчас разберемся, – говорю. – Ты рассказывай, что он там у тебя еще вытворяет?

– Ты понимаешь, я даже не всегда успеваю за ним. Он то на полу, то уже под потолком. То пролетит через всю комнату и снова в ведро. А то из крана вдруг выскакивает!

– Из какого крана?

– С водой. Как он туда попадает, скажи? Это же невозможно?! Ой, бабушка, мама пришла! Ты извини, я потом тебе позвоню.

И только «би-би-би» – занято, значит.

Ну, раз мама пришла, разберутся.

А через несколько дней опять звонок. Такой же. И всё про главного и какую-то дикую команду кривляющихся громил. А вскоре – опять.

– Спрашиваю:

– Мама опять в магазин ушла?

– Да, – говорит. – Сказала, что скоро вернется. Ба, а этот, ну, главный у них…

И примерно час рассказа, от которого мне самой страшно стало. За психику ребенка. Целый час ужаса, за которым следовало счастливое:

– Мама вернулась!

И трубка отключилась.

На этот раз я сама позвонила дочери. Не сразу, конечно. Приехала домой, отдышалась, сварила кофе, звоню:

– Как дела, как сын?

– Да ничего, – говорит. – Нормально. А что?