Журнал Российский колокол - Российский колокол, 2015 № 1-2

• Название: Российский колокол, 2015 № 1-2
• Автор: Журнал Российский колокол
• Издательство: Литагент «ПЦ Александра Гриценко»f47c46af-b076-11e1-aac2-5924aae99221
• Жанр: Периодические издания
• Год: 2015

Вот и вышел первый в этом году журнал «Российский колокол» № 1–2 2015 года. По сложившейся традиции, вас ждет увлекательное чтение.

Быть современным писателем нелегко! И это вовсе не из-за каких-то политических разногласий, конфликтов или других немаловажных, казалось бы, причин, а потому что быть современником своим читателям всегда сложно. Ведь у каждого свой взгляд, отличный, возможно, от мнения автора. И угодить ох как трудно! И даже очень талантливый современник, не пройдя испытания общественным мнением, может кануть в Лету.

Но эти слова не о наших авторах. Вы найдете продолжения уже полюбившихся вам произведений, а также встретитесь со знакомыми вам авторами.

Алексей Морозов подарит вам чудеснейшую безысходность, а Саша Кругосветов поразит своим мастерством литератора. Порадуют дебютанты. В разделе «Литература молодых» вы встретитесь с начинающим, но очень перспективным автором Оксаной Оса, которая мастерски плетет кружево слов и поражает своими тонкими, как острие иглы, финалами.

Есть у нас и сюрприз: признанный поэт современности Владимир Андреевич Костров – доцент Литературного института имени А.М. Горького, а в прошлом заместитель главного редактора «Нового мира».

Если даже вы не прочитаете журнал на одном дыхании, то непременно будете возвращаться к нему снова и снова.

Современным автором быть нелегко, но не быть им еще сложнее.

Приятного чтения!

---

Потом мы разбрелись по парам. Мне достался профессор Перчатников, а Агнешка отхватила Антипа, и он сторожил ее на террасе, пока она курила, и, видно, рассказывал все это время о вреде курения. Во всяком случае, вид она имела несколько озабоченный, и улыбка ее была фальшивой – я определил это по скованности лица.

Перчатников тоже наезжал на меня, требуя положить конец нездоровому образу жизни. Примечательно, что говорил он это, держа в одной руке бокал с виски, а в другой – очередной кусок уже давно несчастного «Эльфа», точнее, того, что от него осталось.

Уходя, они задержались в прихожей еще на полчаса и тем самым напомнили мне старые добрые времена, когда стояние в прихожей вовсе не означало, что гости действительно собрались откланяться. Я уже почти любил их и совсем не хотел, чтобы они покидали нас. Видимо, и мы вызывали у них похожие чувства. Антип, выйдя в коридор, остановился, оглядел нас грустным взглядом, будто уж и не надеялся больше увидеть, и отвесил вдруг низкий поклон, а затем залихватски передернул ногами, выбив ими чечетку, и пропел: «Эх, жизнь-жестянка!» И было в этом столько русской удали и бесшабашности, что я захотел тоже выкинуть коленце, да вместо этого чуть не отдавил ногу Агнешке. А тут еще выскочил карлик, которого вроде бы Аги уже утолкла, и отчаянно забрехал, недовольный тем, что его разбудили…

Перекурив, мы начали неспешно убираться. Я носил посуду со стола, Агнешка ее мыла и ставила в сушку. В этой картине не было ничего особенного, но именно она умилила меня более всего.

Аги уже переоделась, и в своей коротенькой юбочке выглядела совершенной девчонкой. Всякий раз, сближаясь с ней, я старался выказать какое-то внимание – то прикосновением, то мимолетным поцелуем, и она отвечала мне с готовностью и нежностью. И вдруг непонятно с чего в меня вошло какое-то гадкое чувство страха. Все, что я приобрел в последний месяц в лице этой восхитительной молодой женщины, стоявшей ко мне спиной, прикрытой чудесными волосами цвета льна, показалось мне таким хрупким и беззащитным, что я непроизвольно сжал руку, державшую фужер, и раздавил его с противным треском. Кровь медленно расползалась по ладони, а я стоял и смотрел на нее и на осколки стекла, вонзившиеся в плоть.

В чувство меня привела Агнешка. Она услышала звон разбившегося о каменный пол фужера, обернулась на звук и увидела мою окровавленную руку. После того как ладонь была освобождена от кусочков стекла, я промыл ее под струей воды и прикурил сигарету. Пока Аги суетливо искала то, чего у нас не было, я продезинфицировал ранки сговорчивым шотландцем по имени Джонни и присыпал пеплом, который остановил кровотечение.

Мы выпили, и я сказал:

– Кто бы знал, до чего мне хорошо сейчас!

– Правда, Тим? – спросила Агнешка и потерлась щекой о мое плечо. – А почему тогда ты раздавил фужер?

– Просто мне показалось, что ты такой цыпленок… Ну, что тебя очень легко обидеть и вообще…

Она обняла меня, провела кончиком язычка по моим губам и произнесла убежденно:

– Но ведь ты же со мной. И ты не цыпленок. И обидеть тебя очень даже сложно, да, Тим?

– Конечно, – подтвердил я. – Это так, минутная слабость. Ты же знаешь, какой я сильный.

– Да, Тим, ты очень сильный. И еще умный. И еще красивый. И еще… и еще… – приговаривала она, целуя меня.

Я хотел поднять ее к себе на колени, но снова закровила рука, и пришлось идти в ванную, а потом закуривать сигарету.

Эта вынужденная пауза как-то притупила наши чувства, готовые было внеурочно воспламениться. Мы сделали себе чайный стол и проводили в последний путь некогда счастливого «Эльфа», который пожертвовал собой для людей. Я смотрел, как Агнешка облизывает губы, азартно поглядывая на мою тарелку, и отдал ей свою порцию под шквал славословий в свой адрес.

Фиолетовая ночь опустилась уже на террасу, где спал карлик, и Агнешка накрыла его небольшим полотенчиком. Я вновь вспомнил о нашем будущем малыше и спросил ее:

– Аги, любимая, ты хотела что-то сказать мне вечером, так вечер уже наступил. Если это то, о чем я думаю…

Она вздохнула, хитренько улыбнулась, вновь прихватив нижней губой верхнюю, и ответила, глядя мне прямо в глаза:

– Это т о, милый. У нас с тобой, наверное, будет ребенок, Тим! Задержка пока небольшая, всего восемь дней, но у меня… ну, тогда, раньше, этого ни разу не было. Так что вот так…

И пожала плечами.

Как бы ни готов я был к этой новости, а все же она меня пришибла. Я не вскочил со стула, не стал кричать, как первобытный воин, победивший соперника, не принялся обнимать и целовать Агнешку – я просто смотрел на нее, точно мы присели с ней на дорожку перед долгим расставанием, и все хотел получше запомнить ее божественный лик, а потом, когда она уже удивленно подняла свои брови, любовно выписанные одним росчерком пера, я обнял ее и уткнулся ей в грудь, чтобы она не видела моих слез.

Я был слишком стар для такой новости, чтобы отвечать на нее правильно. Половина моей жизни прошла в давящем ощущении вины перед девочкой, которую, как мне представлялось, именно я загубил своими убийственными ласками, и вот она возродилась и принесла с собой новую жизнь. Все, что я мог теперь делать, – это шептать, целуя ее грудь: «Спасибо тебе, Господи!»

В эту ночь мы почти не спали. Говорили о том, как будем воспитывать малыша, как его назовем… Я сразу выторговал себе право на имя для девочки и даже понял, почему получил его без особых усилий: кое-кто догадывался, как я назову эту девочку. А имя для мальчика выберет Агнешка.

Мы сидели, обнявшись, на террасе (Аги, само собой, в своей любимой позе у меня на коленях) и смотрели на ход луны. Внизу сопел карлик, и это сопение не могли заглушить ни шум прибоя, ни даже цикады. Я держал одну руку на Агнешкином животе, который, как мне казалось, уже слегка вырос, и гладил его, шепча ей на ухо какие-то глупости. Она временами вздыхала, будто ей не всегда хватало воздуха, и смешно целовала меня в нос, покуда еще не обросший волосами.

Часа в три мы захотели есть и принялись опустошать холодильник. Аги ела с двух рук, и я приписал это тому, что у нее внутри сидит теперь маленький троглодитик, который с каждым днем будет все ненасытнее. Она вдруг перестала есть и сказала обиженно, как мне не стыдно называть эту малявочку в виде шарика троглодитиком, и я поклялся, что больше так не буду. Тогда Аги снова взяла вилку с ножом и стала говорить по-фламандски, нахваливая последний на земле карбонад.

Близость наша была на сей раз совсем иной, чем прежде. Я дольше обычного ласкал Агнешку, а потом старался избегать резких движений, но не тут-то было: она сама разошлась так, что мне пришлось сдерживать ее, пока все не закончилось…

Позднее, лежа головой на моей груди, она вдруг спросила:

– Тим, а ты бы мог убить человека?

– За тебя – да, – ответил я вяло, даже не удивившись от усталости столь странному вопросу.

– Убей этого… Антипа. Он недобрый человек, – сказала Аги кому-то впереди себя.

– Хорошо, – согласился я. – Только, если можно, после обеда. А лучше – к вечеру.

– Я пошутила, – сказала она и потерлась макушкой о мой подбородок.

– Ия тоже пошутил. Может быть, поспим?

Однако, проворочавшись какое-то время, мы снова пошли к столу, решив напиться. Идея эта принадлежала Агнешке, и я с ней в принципе солидаризировался, сделав небольшую поправку: напиваюсь я, а молодая мамочка потом ухаживает за мной.

Мы сидели на террасе, укрывшись пледом, – я в кресле, Аги – на мне, – и любовались рассветом. Я лениво отдавал должное очередному джонниному сородичу, Агнешка вертелась у меня на коленях, желая устроиться поудобнее, а карлик уже похрапывал, порой злобно ощериваясь во сне.

– Чем тебе не угодил Антип? – спросил я, вдыхая аромат Агнешкиных волос.

– Не знаю, – вяло ответила она. – Какой-то он ненастоящий. Про эту твою леди Памелу зачем-то рассказал мне…

– Так мы его убиваем или нет?

– Пусть живет, – сказала Аги. – Мне так хорошо сейчас с тобой, Тим, что я бы вот так и сидела на твоих коленях всю жизнь. Я не хочу, чтобы это когда-нибудь закончилось. Мы всех обманем, Тим. Мы заберемся под одеяло и будем там жить. В мире столько зла… Зачем он рассказал мне про леди Памелу? Она герцогиня, а я…

– А ты «Девушка с волосами цвета льна», – продолжил за нее я. – Клод Дебюсси знал, кому посвящать свой шедевр. Я когда-то слушал ее в Одессе в исполнении самого Дэвида Ойстраха. Но это было до тебя, когда я еще не знал, что есть такая необыкновенная девушка. И тогда я начал искать ее. И нашел. И потерял. И вот мы снова вместе…

Я перешел постепенно на шепот, потому что Агнешка задремала в моих объятьях. Она перестала ворочаться, дыхание ее стало ровным, лицо расслабилось, и в уголках притихшего рта затаилась сонная улыбка.

За двумя кипарисами слева уже проглядывало нарождающееся солнце, одаряя живыми, звонкими красками все вокруг себя.