Александр Штейнберг - Легендарный суперагент. Ирвин Лазар

• Название: Легендарный суперагент. Ирвин Лазар
• Автор: Александр Штейнберг
• Жанр: Биографии и Мемуары

Серия «Наши люди в Голливуде» – это сложные и увлекательные биографии крупных деятелей киноискусства – эмигрантов и выходцев из эмигрантских семей. Это рассказ о людях, которые, несмотря на трудности эмигрантской жизни, достигли вершин в своей творческой деятельности и вписали имена в историю мирового кинематографа. Ирвин Лазар (1907-1993) был известен в кругу друзей под прозвищем Swifty, что означает «проворный», «динамичный», – таким он и был в течение всей жизни, окруженный самыми знаменитыми писателями, кинорежиссерами, звездами Голливуда. Большинству из них он помогал стать такими, ибо без энергичного агента в Голливуде не пробиться. Иллюстрации Александра Штейнберга.

---

Эта корпорация представляла интересы крупнейших музыкантов, актеров, композиторов. Для Ирвина открылось новое поле деятельности, о котором он всегда мечтал. Он принялся за работу с большим энтузиазмом и вскоре о нем заговорили как о способном и надежном агенте, который отстаивает интересы клиентов и вообще «может многое».

Время было сложное – заканчивались бурные тридцатые годы. Страна постепенно оправлялась от шока Великой Депрессии, в больших городах главенствовала мафия, все эти многочисленные итальянские, ирландские и прочие «крестные отцы», звучали выстрелы, на смену подпольной торговле спиртным пришел наркобизнес.

Именно на тридцатые годы приходится расцвет индустрии развлечений, появились талантливые музыканты, многочисленные джазовые коллективы, развивается киноиндустрия.

Ирвину приходилось работать с самыми различными клиентами. Часто это были весьма подозрительные личности, нажившие капитал на буттлегерстве во время действия сухого закона в Америке. Ирвин вспоминает как они «протежировали» хорошеньких хористок и требовали от него сделать их звездами эстрады. Несмотря на все его доводы, что они не умеют двигаться, у них нет голоса, он слышал одно «но ты же агент, значит ты должен это сделать».

Наступивший 41-й год изменил жизнь Ирвина. В газетах появились тревожные заголовки. Люди их читали, качая головами – они не знали что им принесет начавшаяся война. Но в мире развлечений, на знаменитой 52-й улице в Нью-Йорке, этом центре джазовых клубов, все было иначе – там был вечный праздник. Казалось, даже воздух был соткан из звуков, которые доносились из небольших клубов, расположенных один за другим на 52-й улице.

На одном из концертов джаз-ансамбля, которым руководил знаменитый в то время Лэрри Клинтон, присутствовал генерал, занимавший важный пост в генштабе. После окончания концерта он был приглашен на дружеский ужин, где и познакомился с Ирвином. Они разговорились, и генерал предложил Ирвину служить в армии, заниматься организацией концертов для солдат. «Я с удовольствием согласился, – вспоминает Лазар, – я хотел быть полезным стране. Два моих брата уже служили в армии. Отец поддержал меня, он гордился своими сыновьями. Итак, 28 марта 1942 года я надел военную форму. Эту дату было легко запомнить – мне в этот день исполнилось 35 лет».

На складе генштаба Ирвину выдали военную форму. Она была не просто велика – в ней бы поместилось два Ирвина. Рукава доходили до колен, а его голова утонула в форменной фуражке.

Но он не растерялся и заказал униформу у дорогого нью-йоркского портного. Военная служба началась с тренинга. Ирвина отправили в военный лагерь. Он жил в бараке с сорока новобранцами. Для избалованного нью-йоркца, который привык жить в комфорте, в Madison Hotel, с ежедневной сменой простыней, армейский барак был не самым подходящим местом. После первой бессонной ночи, когда он отправился в душ и увидел, что под слабой струей воды моются восемь человек, а туалеты не имеют дверей, он решил поговорить с генералом. Но вдруг оказалось, что генерал, который так был любезен с ним в Нью-Йорке, стал недоступен. Ирвин послал ему письмо, и наконец добился приема.

– Послушайте, генерал, – сказал он, – я не могу спать в бараке и мыться под душем с десятком солдат.

– Вы должны привыкнуть. Не забывайте, – вы на службе в армии. У нас все находятся в одинаковых условиях, нет никаких привилегий.

– Я это хорошо понял, когда во время утренней переклички, сержант спросил: «Кто из вас умеет печатать на машинке?» Я поднял руку. Сержант сказал под общий хохот: «Окей, значит будешь чистить уборные». С тех пор я никогда не был добровольцем», – говорил Ирвин.

Постепенно он привык к новым условиям и прошел полный курс подготовки. В свои 35 лет он, наравне с молодыми новобранцами, выполнял все сложные упражнения. Ростом самый маленький, он всегда был последним в строю. Приходилось маршировать в жару по пять миль с полной амуницией за плечами. Сжалившись над ним, кое-кто из высоких, сильных парней пытались ему помочь нести этот груз, однако сержант запретил – это не полагалось по уставу. Тогда Ирвин нашел, как ему казалось, отличный выход: он нанял черный лимузин, который ехал за ними. После окончания учений он клал тяжелую амуницию в машину, садился рядом с шофером и ехал домой с полным комфортом.

Неделю спустя его вызвал полковник. Когда Ирвин зашел к нему в кабинет, там сидело трое военных. Полковник их представил – все они были из FBI.

– Почему за вами ехал черный кадиллак? – спросили они его.

– Он вез мою амуницию.

– Это неслыханно, в армии мы не позволяем использовать такси для того чтобы перевозить боевое снаряжение. Вскоре вы получите назначение на работу за границей. Что вы там будете делать?

– То же самое, только, может быть кадиллак будет другого цвета.

Как-то Ирвина приехали навестить его друзья по шоу-бизнесу. Слухи о том, что к этому «коротышке», как его называли, приехали звезды джаза, моментально разнеслись по гарнизону. Его вызвал сам генерал и спросил – правда ли, что он знаком со всеми знаменитостями. Скромно потупившись, Ирвин подтвердил.

– Я даю задание организовать для солдат концерт с участием всех звезд шоу-бизнеса, – генерал начал перечислять громкие имена самых известных в то время исполнителей.

Ирвин с радостью согласился. Это было намного интереснее тренировок, лазаний по канату, к которому он питал особую неприязнь.

Началась большая работа по подготовке шоу. Ирвин решил, что в нем, наравне со звездами, будут участвовать и наиболее способные солдаты. Идея всем пришлась по вкусу, начались репетиции. Энтузиазм с обеих сторон был огромный, командование выделило большие суммы денег на декорации, театральные костюмы, музыкальное сопровождение. Ирвин написал сценарий, и 20 ноября 1943 года состоялась премьера музыкального спектакля. Нечего и говорить о том с каким успехом он был принят. Зрители аплодировали, не жалея ладоней, на сцене разворачивалось несложное действие, но все было ярко, динамично, хорошенькие хористки украшали сцену.

Мюзикл имел такой успех, что впоследствии был снят фильм, режиссером был сам Джордж Кьюкор.

Все армейские переживания плохо сказались на здоровии Ирвина. У него была обнаружена язва, и его демобилизовали. Теперь он был предоставлен самому себе, хоть и с язвой.

ГОЛЛИВУД ГЛАЗАМИ АГЕНТА

Буквально на следующий день обретенной и столь долгожданной свободы, Ирвину позвонил сам великий и знаменитый Сэм Голдуин. Да-да, тот самый, из MGM.

– Я слышал, что ты уже свободен и можешь приступить к работе. Так вот, не трать времени зря и соглашайся. Я предлагаю тебе пятилетний контракт и должность директора студии. О тебе очень хорошо отзываются, и ты будешь отличным продюссером. Я тебе предложу очень выгодные условия, – Сэм всегда говорил так, что у собеседника уже не оставалось возможности возражать.

– Звучит отлично, Сэм. Но дай мне время подумать, я еще не решил переезжать в Калифорнию.

– Нечего думать. Ты – тот парень, который мне подходит. Приезжай, и мы обсудим детали, – Голдуин положил трубку.

Однако его боссы из MCA предложили Ирвину еще более выгодные условия, которые он решил принять. Когда Сэм Голдуин узнал, что Ирвин отказывается у него работать, он, по своему обыкновению, впал в ярость.

– Я засужу всех вас, мерзавцы, и прежде всего этот MCA, а потом тебя, Ирвин.

– Но почему же, Сэм?

– За нарушение контракта!

– Но у нас же не было никакого контракта, это был просто телефонный разговор.

– Все равно, всех отдам под суд – он в ярости бросил трубку.

Все, как и ожидалось, закончилось хорошо, и вскоре, осенью 1947 года, Ирвин открыл собственное агентство Irving Paul Lazar Agency.

Он нашел собственную нишу – представлял и защищал творческие авторские права композиторов, сценаристов, хореографов, модельеров-словом, тех кто работал для Голливуда, создавая его славу.

Когда Ирвин прибыл в Голливуд, его познакомили с Джорджем и Айрой Гершвинами. У них было много общего – ведь Гершвины, так же как и Лазар, родились в Brownsville, они тоже были выходцами из иммигрантской среды. Они сразу подружились, и эта дружба длилась до конца жизни. Гершвины сразу взяли Ирвина под свое крыло, он стал завсегдатаем и постоянным участником их приемов. Они устраивали торжественные обеды дважды в месяц, и кто только не бывал в их гостеприимных домах: Джордж Кьюкор и Кэтрин Хепберн, Джуди Гарленд и Винсент Минелли, Анатоль Литвак и Дэвид Селзник с супругой Ирэн. Это были веселые, неистощимые на выдумки люди, за столом звучали шутки, остроты, затем Айра или Джордж Гершвин садились за рояль, играя новые или ставшие любимыми произведения… Расходиться совсем не хотелось, засиживались до рассвета.

Клиенты Ирвина становились его друзьями, его друзья становились его клиентами, Голливуд принял его, раскрывая перед ним свои тайны. Ирвин говорил, что он участвовал в создании многих голливудских фильмов. Так оно и было на самом деле. Ведь фильм начинается со сценария. Продюссеры требовали, чтобы в основе лежала увлекательная, захватывающая история. Однако читать объемные рукописи они не хотели. У каждого была своя манера «прочтения» сценария. Луис Мейер, вечно спешивший по важным делам, не имел возможности, да и не хотел читать рукописи. Это за него делала Лилиан Барнс, театральная актриса. Когда нужно было прочесть сценарий, Луис с полным комфортом садился за свой знаменитый стол, клал ноги на специальную подставку, а Лилиан с выражением читала. Эта маленькая худенькая женщина разыгрывала перед Мейером настоящие спектакли. Она плакала там где полагалось плакать и смеялась в тех сценах, которые предполагали веселье.