Клод Фаррер - СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1

• Название: СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1
• Автор: Клод Фаррер
• Издательство: Издательский центр «ТЕРРА»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1997
• ISBN: ISBN 5-300-01129-0 (т. 1); ISBN 5-300-01128-2

Клод Фаррер (псевдоним, наст, имя Фредерик Шарль Эдуар Баргон, 1876–1957) — один из интереснейших европейских писателей XX века, в Европе его называют «французским Киплингом».

В первый том Сочинений вошли романы «В грезах опиума», «Милые союзницы», «Дом вечно живых», «Человек, который убил».

---

Я помню: мы грызли сладости, купленные ею у Хаджи Бекира, модного турецкого кондитера. Как досадно, что сегодня здесь нельзя поесть сладостей… Четыре долгих взгляда на четыре стены, оживленные яркими красками майолики, и вот я снова на пороге сводчатой двери. Но теперь я колеблюсь…

Я колеблюсь… Чтобы точно следовать по тому пути, надо было бы пройти до Адрианопольских ворот, выйти за городскую стену и посидеть на большом кладбище, где похоронена Азиадэ… Но это позднее — немного позднее. Настанет еще время пойти на это дикое кладбище… В настоящую минуту я думаю о гробнице Хассеки. Я хотел бы пойти туда, мне необходимо пойти туда, чтобы совершить молитву… Но это далеко, больше мили. Который час? Два часа без пяти, уже? О, нет некогда! Нужно торопиться.

Скорей к водоему и домой… Улица безлюдна, как всегда. Ни одна душа не видела, как я открыл свою маленькую дверь из свежего дерева и запер ее за собой.

Ставни из крестообразно плетеного тростника, по-турецки «kefes», защищают меня от нескромных взглядов. Турецкая комната — самое неприкосновенное из всех святилищ… И оно красиво: шелковые брусские занавеси, купленные на днях, висят на окнах, медный мангал сверкает на полу…

А вот, на ивовом манекене, костюм «ханум» — турчанки, таинственно укутанной, неузнаваемой, и на столике маленький дамасский клинок с рукояткой из нефрита и острым лезвием.

Я… я думаю, что усну.

Да. Я сплю.

Сплю… Когда спишь, видишь сны, не правда ли? Я вижу странные сны… Кровавые сны…

Ночь. Темная ночь. Я… я проснулся… от сна и от грез… Я далеко от своего дома в Кара-Гумруке: вот большой мост через Золотой Рог.

На мосту газовые фонари. Я останавливаюсь под его мигающим огнем… Мне кажется, я что-то забыл… да, вот это. Бумагу… эту бумагу… Я развертываю, читаю. Перечитываю. Да, я что-то забыл. Бумага — бесполезная бумага — и надо разорвать… вот так: два, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два, шестьдесят четыре куска… Попутный ветер подхватит их, развеет, унесет и потопит в пучине морской.

Я поднимаюсь назад в Перу, по Топ-Ханэ.

Справа, между двумя домами, несколько могил, слабо белеющих под звездами… Луна — тонкий, тонкий серп…

Какой покой! Разве не единственная радость в конце концов уснуть здесь, среди этих могил, после долгих, суетных, грубых и злых волнений жизни…

XXXVII

Четверг, 1 декабря.

Кажется, сэр Арчибальд Фалклэнд умер. Эту новость сообщила мне госпожа Эризиан, которую я случайно встретил сегодня утром в Пере. Сэр Арчибальд Фалклэнд умер. Третьего дня, говорят, он поехал в Сан-Стефано, где у него были дела. Но он туда не доехал… А вчера его труп нашли на большом турецком кладбище, за стенами Стамбула…

Кажется, сэр Арчибальд Фалклэнд убит, заколот кинжалом. Должно быть, одним из тех бродяг, которые в сумерках шляются у ворот города.

Госпожа Эризиан стоит на углу улицы, опираясь на закрытый зонтик, служащий ей тростью, и сообщает мне еще несколько трагических подробностей. Незаметно, чтобы ее печаль была слишком глубока. Однако пролитая кровь все же волнует ее армянские нервы.

— Это убийство подоспело вовремя: для нашей бедной Марии жизнь стала невыносимой. Этот Фалклэнд, в общем… Но я не стану говорить о нем дурно теперь, когда его нет в живых. Вы его знали хорошо, и, между нами, оплакивать его не приходится. Тем не менее убийство всегда ужасно.

Она вздрагивает. И я вспоминаю турецкую поговорку: «Аллах создал зайца».

Забавно. Вот старая женщина, много видавшая на своем веку и много удержавшая в памяти: старая женщина, происходящая из народа, свободного от многих предрассудков. Эта женщина хорошо знает, что за человек был сэр Арчибальд Фалклэнд: она откровенно радуется тому, что он убит. Но она отвернулась бы от убийцы.

XXXVIII

2 декабря.

Небольшая мечеть Мехмед-Соколи сверкает, как драгоценность под полуденным солнцем, и кладбище окружает его оправой из зеленой эмали.

Я подъехал верхом и привязал коня к воротам дворика. Добрый имам сейчас же вышел мне навстречу, и мы обменялись самыми любезными приветствиями. Девочек нет. Я спрашиваю о них — это разрешается законом, так как они еще не женщины, — и меня благодарят за мою любезность.

Имам предлагает мне мечеть. Я соглашаюсь. Белый храм из резного с золотом мрамора все так же прекрасен. Но мне кажется, в тот раз я не так полно наслаждался мягкостью света, проникающего сквозь стекла окон. Точно теплый дождь падает на душу, дождь покоя, забвения…

Я нарочно спотыкаюсь на дырявом ковре. Имам смущенно извиняется. Но я приехал именно за этим. Со времени последнего посещения мечети мне на голову свалилось наследство, на которое я, в сущности, не имею права, но не могу от него и отказаться. Впрочем, сумма незначительная, несколько золотых монет; по совести, я считаю своей обязанностью вернуть Аллаху то, что принадлежит Аллаху. Как раз кстати, новый ковер еще не куплен… Значит…

Значит… Имам совершенно смущен, но я ссылаюсь на авторитет Мехмед-паши. Я пускаю в ход мои лучшие турецкие обороты, самые убедительные. В конце концов монеты приняты.

Я их вынимаю одну за другой из бумажника. Их семь больших и две маленьких. В общем, восемь турецких ливров: немножко больше девяти луи.

Дело сделано. В путь!

— Аллах исмарладык! Прощайте.

…От этих золотых монет я мог избавиться как-нибудь иначе, мог просто бросить их… Но так все-таки лучше.

XXXIX

От Мехмед-Соколи я проехал рысью до Мраморного моря. Здесь я пустил лошадь галопом. Вдоль древней стены, бывшей морским оплотом Византии, идет теперь железная дорога в Сан-Стефано и параллельно ей — хорошее шоссе, очень удобное для верховой езды. И шоссе и железнодорожное полотно тянутся до конца Стамбула, до Мраморной Башни и до великой стены, где начинается кладбище Азиадэ.

Фантазия: мне вздумалось доехать до кладбища; я хочу видеть место, где убили сэра Арчибальда Фалклэнда — убили, как видно, с целью грабежа, потому что на убитом ничего не нашли. Это происшествие наделало, конечно, в Пере много шуму. Убийство директора Финансового контроля принимает размеры государственного преступления. И газеты говорят о нем с большой осторожностью.

От Мехмед-Соколи до Мраморной Башни почти две мили. Я люблю эту длинную дорогу, лежащую за городом, где в каждой долине, между каждыми двумя из семи холмов, открываешь новый квартал Стамбула, всегда непохожий на другие, всегда своеобразный, хотя он и окружен, как другие, венцом темных кипарисов и белых минаретов.

…Кум-Капу — Иени-Капу — Ак-Сераль — Даут-Паша — Псамматия.

А вот и Иеди-Кулэ и ее маленький вокзал, самый близкий к башне. Я… Я здесь не проеду… Есть другой путь, более прямой…

Я пришпориваю лошадь, чтобы промчаться в единственные имеющиеся здесь ворота, ворота Семи Башен, чтобы перемахнуть через круговую дорогу, ров и насыпь…

Начинается большое кладбище, перерезанное там и сям полями, огородами и песчаниками. Все это удивительно безлюдно и мрачно.

Место преступления здесь неподалеку. Газеты весьма точно описали его. А я читал все газеты. Я могу разыскать это место. Я найду его.

…Вот здесь…

— Здравствуйте, господин полковник…

Я сильно вздрагиваю… Почему? Это не кто иной, как Мехмед-Джаледдин-паша, верхом, посреди кипарисов.

— Господин маршал…

— А! Любопытство? Вы приехали взглянуть на знаменитое место? Вы как раз угадали. Это именно здесь…

Он указывает пальцем на опрокинутый камень. Высокая трава здесь сильно примята.

— А вы-то сами, что вы здесь делаете? Или тоже, как я, удовлетворяете свое любопытство?

— Да, профессиональное. Его императорское величество поручил мне специально расследовать это дело. Вы понимаете, насколько это серьезно: убийство директора Европейского финансового контроля, черт возьми!

— И вы производите здесь следствие?.. Один… Верхом на лошади, посреди кладбища?..

— Да… Мне пришла в голову одна мысль, господин полковник: я уверен, что убийца вернется на место убийства.

— Вот как? На каком же основании?

— Они все возвращаются.

— Неврастеники, европейские убийцы, испорченные литературой. Но обыкновенный грабитель, какой-нибудь серб, болгарин или курд…

— А, я вижу, вы читали газеты. Но это официальная версия и временная: между нами, я уверен, что обыкновенные-то грабители здесь ни при чем.

— В самом деле?

— В самом деле.

Я гляжу на него, не скрывая своего удивления.

— О, я вполне могу вас посвятить в эту тайну. Я знаю, что вы умеете молчать, господин полковник… И право, эту историю стоит выслушать, с какого конца ее ни начнешь…