Рейнальдо Аренас - Щвейцар

• Название: Щвейцар
• Автор: Рейнальдо Аренас
• Издательство: ИД «Флюид»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98358-130-2

Рейнальдо Аренас (1943–1990) — один из наиболее ярких кубинских писателей второй половины XX в.

Роман «Швейцар» написан в 1984–1986 гг. В центре повествования судьба кубинского эмигранта Хуана, обосновавшегося в США. После долгих мытарств герой романа становится швейцаром в одном из небоскребов Манхэттена. Новая работа коренным образом меняет жизнь Хуана и его представления о «благодатной американской земле». Перед швейцаром проходит целая галерея жителей престижного нью-йоркского района. Все они весьма странные люди, часто связанные между собой запутанными отношениями и стремящиеся втянуть кубинца в свои интриги. Хуан наблюдает за ними с недоумением и часто с ужасом. Мир огромного американского города остается для него чужим.

Роман Рейнальдо Аренаса интересен не только увлекательным сюжетом и блестящими наблюдениями автора. Писатель стремится видеть в обычной жизни неординарные, драматические черты. Он создает художественный мир, основанный на острых переживаниях, активно включает в сферу литературы немыслимые в ней прежде вещи, поэтизирует насилие и страдания. Стиль романа отличают изысканный литературный язык, восходящий к кубинской поэтической традиции, и достаточно злая ирония.

---

Простояв восемь часов перед главным входом в здание, — открывая и закрывая дверь, кланяясь, здороваясь и расточая комплименты уму животных, принадлежащих жильцам, — Хуан испытывал необходимость сесть в поезд и отправиться передохнуть в свою комнату в одном из домов в Вест Сайде, на противоположном конце острова. Но как он может обидеть мистера Локпеса, который всегда так приветливо с ним обходится? И потом разве полученное приглашение не дает ему шанс установить общение с этим человеком и даже домочадцами и друзьями? Вместо того чтобы выступать в роли обращаемого, он, швейцар, сам попытается привлечь их к своему таинственному делу, неясному поиску самой главной двери. С такими мыслями Хуан оставил свою униформу в помещении, специально отведенном для этого, и, переодевшись в темный костюм, поднялся в квартиру сеньора Локпеса.

— Добро пожаловать в сей храм, который есть твой дом и мой! — возгласил мистер Локпес, пожимая ему обе руки. Затем, легонько похлопав его по шее и ушам, повел знакомить с членами своей семьи. Жена поприветствовала вновь прибывшего, ощупав двумя пальцами его щеки; старшие дети покрутились хороводом, дотрагиваясь до его головы; младшие же, которые не вышли ростом, безостановочно лупили его по коленкам, словно те были деревяшкой, и им хотелось проверить их на прочность. Хотя остальные верующие еще не пришли, господин Джон Локпес начал свою проповедь или общее наставление, изложив его приблизительно следующими словами:

— Посредством растираний и самопроизвольных ласковых касаний, свободных от любых нечистых земных помыслов, возникает и распространяется световая любовь, и это неистощимое молекулярное тепло есть источник постоянной, божественной и человеческой радости, поскольку посредством непрерывных контактов мы получаем и отдаем чистое излучение, которое соединяет нас с высшими силами. Наша тоска, наше одиночество, наша грусть и наше отчаяние не могут развиваться дальше, если чья-то душа постоянно соприкасается с другой позитивно настроенной душой, а та — с третьей и так далее, по цепочке, пока благотворные и бесконечные энергии не сольются в единую преграду на пути Зла.

Пока мистер Локпес произносил свою пламенную речь, не забывая дотрагиваться до своих домашних и до швейцара, приходили все новые и новые прихожане, которые тоже ощупывали окружающих и в свою очередь сами подвергались ощупыванию. Несмотря на непрерывные похлопывания, которые (надо заметить) никогда не распространялись на эротические зоны, Хуан исхитрился-таки осмотреть комнату. В углу стояла клетка, в которой два голубя-вяхиря, привязанных друг к другу крылом к крылу, порхали не иначе, как только вместе. Поодаль в аквариуме кружилась не переставая парочка золотых рыбок со сцепленными плавниками. В гигантской бутылке летало несколько мух, судя по всему, склеенных по две каким-нибудь чудо-клеем. Рядом с ними в сосуде размером побольше суетились ящерицы и прочие мелкие рептилии, все тоже соединенные попарно. К потолку был подвешен обруч, по которому, не умолкая ни на минуту, беспрерывно расхаживала чета попугаев, крылья которых, так же как у голубей, скреплялись друг с другом. Домашние голуби, опять-таки в связке, кружили под потолком вместе с прочими птицами, которых нашему швейцару пока не удалось распознать. Хуан обнаружил, что находившиеся здесь в большом количестве собаки и кошки, тоже связаны попарно; даже у передвигающихся с трудом черепах, похоже, были спаяны панцири. Тараканов и мышей бегала тьма-тьмущая, и все сдвоены. Вплоть до того, что у стоящих рядом растений, которые украшали подоконники, лист цеплялся за лист, образовывая небольшие, но густые заросли, по которым крадучись пробирались две крысы, вне сомнения, соединенные в пару. Очевидно, идея физического соприкосновения как неиссякаемого источника мира и любви распространялась здесь на любое живое существо.

Позволим себе заметить, что подобная философия (надо же как-то ее назвать) и здесь, в Нью-Йорке, причинила немало проблем сеньору Локпесу. Безобидная, но страстная приверженность учению толкала его на то, чтобы прикасаться к людям в поездах, в кино, а то и вовсе посреди улицы, что обернулось для него — и еще обернется — многочисленными оскорблениями, арестами, уплатой штрафов, которые до сегодняшнего дня достигали от двадцати пяти долларов до двух тысяч. Впрочем, сеньор Локпес, равно как и его последователи, воспринимают подобные невзгоды как «испытания», которым их подвергает вера и которые они должны стойко выдержать, чтобы выйти из них укрепившимися и сплоченными. Однажды во время судебного заседания Джон Локпес дотронулся до носа судьи, что стоило ему нового разбирательства по обвинению в «неуважении к суду» и уплаты тысячи долларов наличными. Во время слушания дела мистер Локпес ограничился заявлением о том, что «признает рискованность своей миссии, но вместе с тем и масштаб ее значимости».

Ближе к утру религиозное рвение верующих, вдохновляемых сеньором Локпесом, не поддавалось описанию. Квартира, битком набитая людьми разных рас и возрастов, гудела от истово кружившихся присутствующих, которые не забывали касаться своих соседей. К концу ритм движений ускорился, а среди дотрагивающихся послышалось что-то вроде гимна, напеваемого с закрытым ртом, похожего то ли на стон, то ли на бормотание, напоминающее колыбельную, под звуки которой и под раскачивание и взаимные прикосновения всем хотелось убаюкать друг друга. Прошло три часа, а действо не только не прерывалось, но с каждым разом становилось все более напряженным и умопомрачительным. Каждый дотрагивался до остальных головой, кончиками пальцев, ладонями, плечами, ступнями, коленями, ногтями, шеями и даже волосами. И в середине толпы, не в силах выбраться оттуда, юлой вертелся наш швейцар; не пивши не евши да к тому же падая от усталости после напряженного рабочего дня, он находился на грани обморока. Внезапно вяхирей, голубей и других птиц, сидевших в клетках, выпустили на свободу в пределах комнаты вместе со всеми прочими животными-пленниками. Помещение превратилось в хаотический Ноев ковчег, где собака была принуждена лизать ящерицу, а коту приходилось целовать (или по крайней мере дружелюбно обнюхивать) попугая. Одновременно над головами присутствующих кричали, выводили трели и щебетали самые разные птицы, связанные за лапки или за перья. Верующие, воздев руки, тоже старались их коснуться в знак любви. Хуан воспользовался суматохой и, притворившись, что собирается потрогать черепах, медленно и с трудом подползавших к входной двери, ухитрился сбежать.

Было шесть часов утра. Он не спал всю ночь и не выполнил своей миссии — ему ни полслова не удалось сказать сеньору Локпесу.

6

На следующий день Хуан вошел в здание в час дня, то есть за два часа до начала работы, так как обещал помыть окна своей, как он считал, невесте, — сеньорите Мэри Авилес, которая жила одна где-то на последних этажах.

Хотя по происхождению Мэри Авилес (Мария Авилес, как значилось в свидетельстве о рождении) была кубинкой, родители еще в младенческом возрасте увезли ее в Венесуэлу. Оттуда она со всей семьей перебралась в Майами, подростком сбежала из дома и больше уже не возвращалась. Когда речь заходила о родителях, Мэри Авилес говорила, что не желает их видеть даже на похоронах, имея в виду свои собственные, причем ожидаемые ею со дня на день. Дело в том, что, хотя Мэри Авилес и получала в зоопарке Бронкса как специалист весьма приличное жалованье, есть все основания полагать, что она работала вовсе не затем, чтобы жить, а чтобы умереть, ибо принадлежала к числу тех, кто не горит большим желанием продлить свое пребывание на земле. Подтверждением тому являются шесть попыток самоубийства, — у нас имеются соответствующие records.[8] Вся ее жизнь протекала на грани смерти.

В тринадцать лет Мэри стащила пистолет у отца, человека влиятельного в политических кругах Майами, и выстрелила себе в грудь, однако пуля не повредила ни одного жизненно важного органа, и две недели спустя она вернулась домой под укоризненные взгляды семьи. В четырнадцать лет она проглотила полный пузырек снотворного, которым пользовалась ее мать, и оно возымело свое действие: Мэри Авилес проспала трое суток кряду. Когда ей исполнилось пятнадцать, семья в надежде, что приобщение к светской жизни отвлечет ее от столь мрачных намерений, устроила праздник в буквальном смысле «на высшем уровне» — на террасе самого высокого в то время здания Майами. Мэри не упустила такой возможности. И в своем потрясающем белом кружевном платье до полу прыгнула вниз. Казалось, уж на этот раз ее замысел не сорвется. Однако «очаровательная сеньорита», как ее назвали в разделе светской хроники «Диарио де лас Америкас», угодила в кузов машины, перевозившей цыплят и несушек, пробила металлическую сетку и произвела страшный переполох среди кур, многие из которых воспользовались случаем и пустились наутек… Когда Мэри Авилес очухалась, надеясь увидеть себя в мире ином, в который она, кстати говоря, не верила, то обнаружила, что едет в птицевозке, битком набитой курами, и та успела добраться аж до Северной Каролины. Вот так она очутилась в Нью-Йорке.