Франсуаза Саган - В ловушке любви

• Название: В ловушке любви
• Автор: Франсуаза Саган
• Издательство: «РИТМ»
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-900202-19-4

Женщина, о которой мечтают, женщина, по которой сходят с ума, женщина, которую богато содержат и заботливо опекают, находит вдруг свою любовь. Настоящую любовь, дающую ей смысл, счастье и уверенность, как будто из-под серой пыли и грязи на свет пробился прекрасный цветок.

---

— Завтра я пойду навещу Алана, — сказала я. — Как мы договорились. А за своими вещами пришлю кого-нибудь из «Пьера». Так или иначе мой адвокат из Парижа свяжется с вашим. Они обговорят все вопросы, касающиеся развода. А сейчас, к сожалению, я должна вас оставить, — добавила я машинально. Даже в самые ненужные моменты во мне всплывала вдолбленная с детства вежливость. — Мне еще нужно позвонить в Париж. Друзьям и на работу — пока не поздно.

Я протянула ей руку, и она растерянно пожала ее. По всей видимости, она спрашивала себя, не перегнула ли палку, не пожалуюсь ли я на нее завтра Алану и не обидится ли он смертельно на нее за это. На какую-то секунду она превратилась в старую, одинокую и эгоистичную женщину, которая вдруг увидела себя со стороны такой, какой была, и ужаснулась.

— Этот разговор останется между нами, — сказала я, проклиная себя за жалость. Затем повернулась и пошла.

Она громко окликнула меня по имени. Я остановилась. Неужели я наконец услышу человеческий голос.

— Что касается вашего чемодана, — бросила она, — то можете не беспокоиться. Мой шофер завезет его в «Пьер» через час.

11

Увидев меня, администратор «Пьера» испытал явное облегчение. Он ждал меня еще утром и теперь боялся, что цветы в номере начали увядать. Господин Юлиус А. Крам уже звонил два раза и просил передать, что позвонит еще в 8 часов вечера по нью-йоркскому времени, что означало 2 часа ночи по парижскому. Апартаменты Юлиуса состояли из двух комнат, разделенных гостиной, обставленной в стиле Чиппендейла. Было семь часов вечера, когда я подошла к окну и неожиданно ощутила то старое очарование, которое считала навсегда уже утерянным. Нью-Йорк был залит морем огней. К ночи город превращался в сверкающее, фантастическое зрелище. Я долго стояла и смотрела на него. Мне чудом удалось открыть форточку, и свежий вечерний ветер ударил мне в лицо. В воздухе запахло морем, пылью и бензином. Эти запахи были неотъемлемы от Нью-Йорка как и его непрекращавшийся гул. Они всегда преследовали меня. Я села на диван, включила телевизор и оказалась в мире вестерна, насыщенного стрельбой из благородных побуждений. Но, если я чего и хотела в этот час, после мрачной больницы и беседы со свекровью, так это развеяться. Но странное дело, если падала лошадь, то я падала вместе с ней, если злодей получал пулю в сердце, то это сердце было и моим тоже. А когда наступило время любовной сцены между чистой и невинной девушкой и крутым ковбоем, то я восприняла ее как личное оскорбление. Я переключила программу и попала на полицейский фильм. Это была чисто садистская картина. Я выключила телевизор и стала ждать восьми часов. Наверное, я выглядела смешно, вот так без дела сидя на диване, совершенно одна в огромной гостиной дорогого отеля. По всей видимости, в тот момент я здорово смахивала на богатую эмигрантку. Принесли мой чемодан, но у меня уже не было ни сил, ни желания открывать его. Я чувствовала, как в висках стучит кровь. Стучит по-дурацки, ненужно… В восемь часов пять минут зазвонил телефон, и я сняла трубку. Голос Юлиуса звучал очень ясно и близко. В тот момент мне показалось, что эта трубка и провод, пролегший, несмотря на бури и шторма, под океаном, были единственными вещами, еще связывавшими меня с миром живых.

— Я волновался, — сказал Юлиус. — Что вы делали?

— Я приехала к своей свекрови очень рано или, точнее сказать, очень поздно и проспала всю первую половину дня. Затем пошла навестить Алана.

— Как он себя чувствует?

— Не очень хорошо.

— Когда вы собираетесь вернуться?

Я колебалась, не зная, что ответить.

— Дело в том, что я могу приехать в Нью-Йорк завтра, — сказал он. — Я улажу там кое-какие дела и тут же отправлюсь в Нассо, тоже по делам. Если хотите, можете поехать вместе со мной и моей секретаршей. Думаю, неделя у моря пойдет вам на пользу.

Неделя на море. Я представила себе белый пляж, индиговое море и раскаленное солнце. Такое раскаленное, что смогло бы отогреть мои старые кости. Меня уже тошнило от городов.

— А как же Дюкре? — спросила я. — Мой начальник?

— Как мы договорились, я позвонил ему. Он считает, что вы должны воспользоваться случаем и посмотреть в Нью-Йорке две-три выставки. Адреса он дал. Я думаю, что он смирится с вашим отсутствием, если вы привезете ему несколько статей. Если мне не показалось, то он даже сказал, что это большая удача, что вы в Нью-Йорке.

Я почувствовала, что оживаю. Это путешествие, прошедшее на грани абсурда и меланхолии, вдруг стало нужным и интересным. Да еще это удовольствие полежать на горячем песке у моря. Я никогда не была в Нассо. Мы с Аланом больше предпочитали маленькие острова во Флориде или Карибском море. Но, с другой стороны, я знала, что Нассо — рай для налогоплательщиков, и не было ничего удивительного в том, что Юлиус уже воздвиг там один из своих форпостов.

— Это было бы замечательно, — сказала я.

— Уверен, что отдых пойдет вам на пользу, да и мне тоже, — добавил Юлиус. — В Париже отвратительная погода. Она буквально давит на меня.

Я плохо могла представить себя, чтобы что-то давило на Юлиуса и тем более раздавило. Для этой цели скорее понадобился бы бульдозер. Но, конечно, я была несправедлива. Или у меня не доставало воображения? Что в общем-то одно и тоже.

— Я постараюсь приехать как можно скорее, — продолжал он. — Не волнуйтесь за меня. Чем вы собираетесь заняться сегодня вечером?

Я ответила, что сама еще не знаю. Так оно и было. Он засмеялся и посоветовал посмотреть какой-нибудь фильм и лечь спать. Он порекомендовал мне некого господина Мартина — одного из администраторов гостиницы, — к которому я могла обратиться с любыми просьбами, и передал привет от Дидье, который, как ему показалось, уже сильно скучал без меня. Еще он сказал, где в его номере я могу найти несколько забавных книг, и нежно пожелал спокойной ночи. Одним словом, успокоил.

Я заказала по телефону легкий ужин, отыскала в спальне книгу Малепарте и, использовав улучшившееся настроение, открыла чемодан и стала приводить вещи в порядок. А в нескольких кварталах от моего отеля, в ватной тишине комнаты на белых простынях лежал измученный и разбитый молодой человек. Он ждал, когда кончится ночь. Я представила себе на мгновение это долгое и страшное ожидание в ночи, опрокинутый профиль с синевой щетины, лицо, зарывшееся в подушку. Но вскоре я погрузилась в чтение и забыла обо всем, кроме дикого мира «Капута». У меня был действительно тяжелый день.

Утром я сначала отправилась посмотреть выставку Эдварда Хуппера, американского художника, которого любила особой любовью. Около часа я стояла, мечтательно глядя на его меланхолические картины, населенные одинокими героями. Особенно долго я задержалась у «Сторожей моря». На полотне мужчина и женщина сидели совсем рядом друг с другом, но вместе с тем они были бесконечно далеки. Поодаль был дом кубической формы, оба героя смотрели на море. Мне вдруг показалось, что это полотно — безжалостная проекция нашей с Аланом совместной жизни.

Он побрился и даже сумел частично вернуть себе нормальный цвет лица. Глаза уже не были полны безмолвного страха и мольбы. В них светился иной огонь, и я тут же узнала его: это было пламя недоверия и злобы. Он едва дал мне сесть.

— Итак, ты покинула мой дом и снова живешь за счет Юлиуса А. Крама? Он приехал с тобой?

— Нет, — ответила я. — Он одолжил лишь мне свой номер в гостинице, а так как мы с твоей матерью плохо понимаем друг друга… ты же знаешь…

Он перебил меня. Щеки порозовели, а глаза сверкали. В который раз я с грустью отметила, каким красивым становится его лицо, когда он охвачен ненавистью. Существует такая порода людей — и она не так малочисленна, — которая чувствует себя нормально лишь во время сражений.

— А я-то думал, что ты приехала из-за меня. Но он, конечно, не сумасшедший, чтобы оставить тебя одну больше чем на двое суток. Когда он прилетает?

Я была на грани. Шестым чувством он обо всем догадался, и хотя мне не в чем было упрекнуть себя, мне нечего было ответить. Я вновь попала в ту безысходную ситуацию, в которой находилась все время нашего брака. Быть невиновной, но всегда подозреваемой — что может быть обиднее? Я попыталась все свести к шутке и начала рассказывать про Хуппера, про полет на самолете, но он едва слушал. И только я замолчала, как быстро вспомнил, на чем остановился в своих обвинениях при нашей последней встрече, и с вдохновением и злостью продолжил тему. Я сидела, слушала и убеждалась в правоте принятого решения. Нет, его невозможно было изменить. Разрыв был неизбежен, а то, что произошло вчера, было лишь случайностью, виной чему была моя жалость. А я слишком хорошо знала, что никогда любовь не расцветет на почве жалости. Она просто обречена на гибель.

— Так, — сказала я, в последний раз пытаясь его урезонить. — Я в последний раз повторяю тебе, что никогда не была близка с Юлиусом.