Антология - Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского

• Название: Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского
• Автор: Антология
• Жанр: Европейская старинная литература

Евгений Витковский — выдающийся переводчик, писатель, поэт, литературовед. Ученик А. Штейнберга и С. Петрова, Витковский переводил на русский язык Смарта и Мильтона, Саути и Китса, Уайльда и Киплинга, Камоэнса и Пессоа, Рильке и Крамера, Вондела и Хёйгенса, Рембо и Валери, Маклина и Макинтайра. Им были подготовлены и изданы беспрецедентные антологии «Семь веков французской поэзии» и «Семь веков английской поэзии». Созданный Е. Витковский сайт «Век перевода» стал уникальной энциклопедией русского поэтического перевода и насчитывает уже более 1000 имен.

Настоящее издание включает в себя основные переводы Е. Витковского более чем за 40 лет работы, и достаточно полно представляет его творческий спектр.

---

«В расплесканной пучине злата…»

В расплесканной пучине злата,
В предощущенье мертвой мглы,
В непрошеном огне заката
И золоте золы,

В разливе зелени безгласной,
В золотоносной тишине —
Я помню. Ты была прекрасна,
Ты все еще во мне.

Перед разлукой неизбежной
Лицо еще хоть раз яви!
Ты — словно ветерок прибрежный,
Ты — слезы о любви.

Непостижимая утрата,
Где сновиденье вторглось в явь.
Но все небывшее когда-то
На память мне оставь:

Любви не преступлю запрета,
Я знаю, мыслью ни одной —
Но да не снидет час рассвета
К томленью тьмы ночной.

* * *

«Системы, идеалы, мифы, сны…»

Системы, идеалы, мифы, сны…
Щербинки на поверхности волны
Здесь, под причалом, — как клочки бумаги,
Судьбой врученные тяжелой влаге;
Гляжу на них, гляжу со стороны
Глазами равнодушного бродяги.

Я нахожу в них радость и ответ
На множество болезненных сомнений, —
И это я, за столько долгих лет
Обретший только тени, только тени,
Уставший от надежд, и от сует,
И даже от богов, которых нет!

ИЗ СБОРНИКА «35 СОНЕТОВ»

1. «Ни взгляд, ни разговор, ни письмена…»

Ни взгляд, ни разговор, ни письмена
Нас передать не могут. Наша суть
Не может в книгу быть заключена.
Душа к душе найти не в силах путь.

Бессмысленно желанье: без конца
Пытаться о себе сплести рассказ.
Как прежде, связи лишены сердца,
И сущности души не видит глаз.

Меж душами не создадут моста
Ни колкость, ни софизм, ни каламбур,
Передавая мысль, солгут уста,
Рассудок слаб и косен чересчур.

Мы — сновиденья, зримые душой,
И непостижен сон души чужой.

2. «Когда б не плотским оком обозреть…»

Когда б не плотским оком обозреть
Живую долю прелести земной.
Я полагаю, блага жизни впредь
Предстанут только ширмой расписной.

Непреходящих форм в природе нет,
Непостижима Истина извне.
Возможно, мир — всего лишь странный бред,
Глазам закрытым явленный во сне.

Где жизни подтверждение? Нигде,
Все — лишь обманный сумрак бытия,
И ложь сравнения — в ее вреде
Сомнений нет. И ощущаю я

Лишь тело, что погрязло в маете,
И ненависть души к своей мечте.

9. «Бездействие, возвышенный удел!..»

Бездействие, возвышенный удел!
Бездействую, сгорая со стыда.
Сколь сильно бы трудиться ни хотел —
Не приступаю к делу никогда.

Как лютый зверь, забравшийся в нору,
Бездействием томлюсь, оцепенев:
Впадаю в безысходную хандру
И на нее же низвергаю гнев.

Так путнику не выйти из песка,
Из ласковых, предательских зыбей:
Вотще за воздух держится рука,
Она слаба, а мысль еще слабей.

Иной судьбы не знаю искони:
Средь мертвых дел за днями длятся дни.

11. «Людские души — те же корабли…»

Людские души — те же корабли,
Скользящие по вспененным волнам.
Мы тем верней доходим до земли,
Чем больше тягот выпадает нам.

И если шторм в безумье одичал —
Грохочет сердце, наполняя грудь.
Чем с каждым часом далее отчал,
Тем ближе порт, куда нацелен путь.

Мы пожинаем знание с лихвой,
Там, где лишь смерть маячила сперва.
Нам ведомо — за бездной штормовой
Встает небес далеких синева.

Черед за малым: чтоб от слов людских
Меняли путь громады волн морских.

14. «Родясь в ночи, до утра гибнем мы…»

Родясь в ночи, до утра гибнем мы,
Один лишь мрак успев познать вполне.
Откуда же у нас, питомцев тьмы,
Берется мысль о лучезарном дне?

Да, это звезд слепые огоньки
Наводят нас на чуть заметный след,
Сквозь маску ночи смотрят их зрачки,
Сказать не в силах, что такое свет.

Зачем такую крохотную весть
Во искушенье небо нам дало?
Зачем всегда должны мы предпочесть
Большому небу — то, что так мало?

Длиннеет ночь, рассудок наш дразня,
И в темноте смутнеет образ дня.

22. «Моя душа — еги́птян череда…»

Моя душа — еги́птян череда,
Блюдущая неведомый устав.
Кто сделал эту роспись и когда,
Сработал склеп, поставил кенотаф[21]?

Но что б ни значил этот ритуал,
Он, несомненно, вдвое старше тех,
Кто на Земле близ Господа стоял,
Кто в знанье видел величайший грех.

Я действо древнее хочу порой
Постичь сквозь вековую немоту —
Но вижу лишь людей застывший строй
И смысла ни на миг не обрету.

И память столь же бесполезна мне,
Как лицезренье фрески на стене.

28. «Шипит волна, в пути меняя цвет…»

Шипит волна, в пути меняя цвет,
Чтоб пеной стать и на песке осесть.
Не может быть, чтоб это не был бред,
Но где-то есть же то, что все же есть!

Лазурь — и в глубине и в вышине, —
Которую в душе боготворим, —
Лишь странный образ, явленный извне:
Он невозможен, потому что зрим.

Хоть жаль почесть реальностью пустой
Весь этот яркий, грубо-вещный сон,
Я пью мечту — магический настой:
Пусть к истине меня приблизит он.

И отметаю, горечь затая,
Всеобщий сон людского бытия.

31. «Я старше времени во много раз…»

Я старше времени во много раз,
Взрослей во много раз, чем мир земной.
Я позабыл о родине сейчас,
Но родина по-прежнему со мной.

Как часто посреди земных забот
И суеты — случайно, на бегу
Передо мною образ предстает
Страны, которой вспомнить не могу.

Мечты ребячьей свет и тяжкий груз,
Его не отмету, покуда жив:
Все обретает струй летейских вкус,
И целый мир становится фальшив.

Надежды нет, меня объемлет мрак —
Но что, как не надежда, мой маяк?

Последнее колдовство

«Истаяло магическое слово,
Развеяно могущество Богини.
Молитва снова прочтена и снова,
Чтоб кануть в пропасть ветреного гула.
Ответа нет ни в небе, ни в пучине,
Ко мне лишь ветер прилетает ныне.
В завороженном мире все устало.

Скудеют мощью древние заклятья,
А ведь когда-то чарой, наговором
Умела без усилья разбивать я
Природной формы косные оковы, —
Я видела немало фей, которым
Повелевала голосом и взором,
И лес в восторге обновлял покровы.

Мой жезл, склонявший столько сил природы,
Был преисполнен истиною вящей,
Неведомою в нынешние годы, —
Я круг черчу, его бессилье зная, —
Мне только ветра слышен стон щемящий,
И вот луна восходит вновь над чащей —
Но для меня враждебна глушь лесная.

Я не владею приворотным даром,
А некогда бывала чудной свитой
Окружена, доверясь тайным чарам;
Ко мне рукам уже не влечься юным;
Не служит солнце больше мне защитой,
Навек угасла власть волшбы забытой,
Свершавшейся в лесах при свете лунном.

Таинственным скипетродержцам ада,
Что спят в безблагодатности великой,
Теперь покорствовать уже не надо
Моим приказам грозным — как доселе.
Мой гимн оставлен звездною музыкой,
Мой звездный гнев стал только злобой дикой,
И бога нет в моем спокойном теле.

Таинственные духи темной бездны,
Любови алча, прежде ждали зова,
Но все мои заклятья бесполезны —
Стал каждый ныне лишь безмолвной тенью, —
Рабов презренных таинства ночного
Теперь, незваных, созерцаю снова
И к гибели готовлюсь, к искупленью.

Ты, солнце, мне лучей дарило злато,
Твоей, луна, я знала пламя страсти, —
Лишаюсь я столь щедро мне когда-то
Распределенной вами благостыни:
Мертвеет мощь моей волшебной власти,
Лишь телу бытие дано отныне!

Но да не тщетной быть моей надежде:
Да обращусь я в статую живую!
Умрет лишь та, что днесь — не та, что прежде, —
Последнему да совершиться чуду!
Избыв любовь и муку вековую,
Я в гибели такой восторжествую:
Не будучи ничем, я все же буду!»

Эрот и Психея