Виктория Угрюмова - Все волки Канорры

• Название: Все волки Канорры
• Автор: Виктория Угрюмова
• Издательство: Электронный самиздат
• Жанр: Фэнтези
• ISBN: 1230000961110

Наш постоянный читатель привык к тому, что все ладно в герцогстве Кассария, все проблемы в конце концов решаются, все битвы выигрываются, все враги побеждены, все козни разрушены, коварные планы разгаданы — и вокруг разлиты свет и сладость. А теперь подумайте сами, может ли это продолжаться бесконечно? Разумеется, нет.

Итак! Вы думали, нет равных Такангору? Есть, и еще как! Вам говорили, что Кассария одолеет любого врага? А вот и нет! Ее заманили в ловушку. Вы надеялись, что герцог Кассарийский перейдет через Тудасюдамный мостик, чтобы встретить свою любимую Касю, но что, если Кася и будет его злейшим врагом? Вы знаете, что нет в мире силы, способной противостоять мадам Мунемее Топотан? Где она, Мунемея? Что с ней стало? Какая ужасная тайна связана с ее исчезновением? Надеетесь, Зелг сможет управиться со своим Спящим и остаться самим собой? А кто ему даст? Думаете, генерал Галармон выиграет следующую военную кампанию — внимание, на войну во главе армии едет Юлейн, неужели вы правда считаете, что обойдется без проблем? Вы привыкли верить, что Думгар создан для защиты герцогов кассарийских? Кто сказал вам эту чушь? Вы убеждены, что орден Рыцарей Тотиса служит добру и свету? Да, служит. Но это не мешает им дворковать вландишным способом всех, кто не успел спрятаться. Что делают в замке Волки Канорры? Ну, уж точно не то, что вы подумали.

Мы так и не поняли, почему люди любят любую сказку превратить в кошмар, но охотно идем навстречу. Встречайте: зверопусы, косматосы, грызульчики, гухурунды, потомственная предсказательница Балахульда, покушения, похищения, нападения, какофонический экстаз и специально приглашенная звезда — гном-таксидермист Морис — в книге «Все Волки Канорры».

---

Придворный этикет не воспрещал поварам и слугам кассарийского некроманта гонять его же вельмож и соратников вениками, кочергами и ухватами по всей кухне исключительно по той причине, что до сих пор это никому не приходило в голову. Что не запрещено, то, вроде бы, разрешено, а в данной ситуации это соображение выглядело как никогда привлекательным. Но высокая кулинария — не ловкость рук, а, прежде всего, высокий интеллект. Работники сковороды и кастрюли догадывались, что если они сейчас создадут прецедент, то этикет немедленно откликнется категорическим запретом на репрессии и гонения на доблестных героев. Поэтому они прикинулись, что смирились со зверским истреблением хозяйского имущества, и немедленно отправили гонца к домоправителю, свято веря, что он, если придется, сумеет призвать к порядку и Тотиса; и, в отличие от других, эта вера была неоднократно подкреплена фактами.

Делегат от возмущенных кулинаров остановился перед дверью в кабинет голема и несколько раз глубоко выдохнул, стараясь унять волнение. Выдыхать, конечно, было нечего, но при жизни этот способ ему всегда помогал, а старые привычки никуда не деваются после нашей кончины. Затем он проявился по другую сторону дверей и заявил:

— Там безобразы безобразничают.

Взгляд кассарийского дворецкого ясно сказал, что в списках обитателей и гостей замка безобразы сегодня не значатся.

— То есть, я имел в виду, там троглодиты троглодитствуют, — уточнил призрак и принялся сыпать подробностями.

Однако Думгар, широко известный своей нетерпимостью к расхитителям герцогского имущества, повел себя необъяснимо кротко. Выслушав сбивчивый рассказ посланца, он только вздохнул и потянулся за неподъемным фолиантом «Скатерти, салфетки и полотенца», вооружился пером, немного погрустил над графой «приход» и принялся вносить записи в столь нелюбимую им графу «расход».

— А также чайное полотенце в васильки и скелетики, фартук младшего поваренка и половина поварского колпака, — пискнул призрак. — Просто на отдельные ниточки. Может, доктора вызвать?

— Не стоит.

Призрак не сдавался. При жизни он лично вышивал на погибших салфетках виньетки с монограммами, поэтому душа его требовала мести. А поскольку призраки состоят из одной только души без примесей, можете себе представить, каким сердитым он был.

— А бригадного сержанта с бормотайкой?

— И его не беспокойте.

— А кого беспокоить? — настаивал призрак.

— Не нужно никого, — ответил голем. — Это вполне нормальное явление. Надо же. А я за делами и не заметил. То война, то ревизия в оружейной, то всеобщее ликование, то подсчет контрибуций. Голову поднять некогда — не то, что вперить грустный взгляд в стремительно взлетающее небо, когда по осени в нем облака скользят за стаей птиц туда, где никто не был, когда елозит их туманный строй по небу над темнеющей горой…

Призрак подумал было, что ему почудилось, будто Думгар заговорил стихами, но потом подумал, что ему это почудилось, и его душа снова расцвела.

— Ладно, — сказал голем, понимая, что повара тоже имеют право на душевное равновесие. — Попросите ко мне господ Карлюзу и Левалесу. Я сам с ними разберусь.

В конце концов, наши отношения испортились настолько,

что оставалось одно — договориться, что мы

чрезвычайно уважаем друг друга

Дж. Бернард Шоу

Призрак раскланялся и, довольно мерцая, вернулся на кухню. На вопросы, сыпавшиеся со всех сторон, пояснил, что господин Думгар признал разбой и разорение явлением вполне естественным, что дало достойным кулинарам пищу для пересудов на ближайшие дни. Относительно же того, что бормотал славный Карлюза, выдирая у поваренка его фартук, все единодушно сошлись во мнении, что фраза «лезененькие нитеньки, розовые бубочки» представляет собой могущественное заклинание, сравнимое по силе разве что с заклинанием «брысль». А грустного поваренка быстро утешили, объяснив ему, что мало кто в столь юном возрасте уже обзавелся первой приличной легендой, которую не стыдно будет впоследствии рассказывать детям и внукам, сидя у камелька. И поскольку поваренок, как мы уже упоминали, был малый не промах, то день он завершил так же достойно, как и начал — в лавке писчебумажных товаров, где приобрел огромную тетрадь в синем кожаном переплете с листами приятного голубоватого оттенка, куда решил записывать все выдающиеся истории.

Поваренка, кстати, звали Мотиссимус. И в Кассарию он прибыл из отдаленной провинции Муларикания. Правда, тогда это было еще не важно.

Карлюза же с Левалесой, получив приглашение навестить каменного домоправителя, заметно увяли, как цветок, слегка пришибленный морозом. Дело было вовсе не в устроенном ими погроме — в отношении испорченных салфеток троглодитская совесть чувствовала себя совершенно спокойно. Но у троглодитской совести имелась куда более веская причина не встречаться лицом к лицу с кассарийским големом. А могучий троглодитский инстинкт предсказывал не только наступление осени, но и предвещал ужасную бурю в том случае, если Думгару станет известно некое обстоятельство — очень трогательная, в сущности, история, в которую по самые уши оказались замешаны оба достойных сэнгерайца.

— Избегнуть бедствия возможно разумным бегством, — сказал Карлюза после недолгого раздумья. — Но мало знаю спрятывательных нор в этом поразительно откровенном месте.

Левалеса тронул медленно голубеющего от волнения товарища маленькой лапкой и сообщил:

— Знаю таинственную насквозную подземельную ходимсю.

Это была чистая правда. На днях он искал на кухне варенье из крыжовника, а нашел тайный подземный ход, ведущий к озеру на северной стороне замкового парка. В тот день находка его разочаровала: он охотно отдал бы все кассарийские подземелья за пару банок варенья; однако сегодня видел ситуацию под совершенно иным углом. Выяснилось, что подземный ход стоит многих джемов и конфитюров, так что не зря могучие умы древности не только варили фрукты с сахаром в медных тазиках, но и трудолюбиво рыли направо, налево и даже прямо.

— Немедленно ходимте этой ходимсей, — призвал его оживший на глазах Карлюза, и они решительно двинулись в обход опасности.

Ход был длинный, мрачный, щедро декорированный черепами, костями и неполными остатками скелетов самых разнообразных существ; а также ржавыми цепями, способными удержать взбесившегося василиска, огарками свечей толщиной с троглодитский хвост, паутиной, пылью, общительными крысами и неразговорчивыми призраками, возмущенными, что и это тайное убежище превратили в проходной двор. Словом, то был образцовый подземный ход. Такие ходы обязательно фигурируют в исторических романах и тех загадочных историях, которые так любят впечатлительные девицы — ну, когда молодого барона находят мертвым в запертой изнутри комнате, в луже крови, а потом каждую ночь из стены выходит нечто бесформенное, но определенно дикое и ужасное и пристает с разными глупостями к одинокой юной баронессе. Само собой, чудовище кончает плохо, потому что только круглый дурак не знает, что себе же дороже связываться с непорочными, милосердными и кроткими девами, стремящимися сделать лучше и прекраснее любого кровожадного бедолагу, который подвернется им под руку. Карлюза с Левалесой подобных книг, по счастью, не читали, а с демонами, вампирами и прочей нечистью были на короткой ноге, так что пугаться шорохов, стонов, воплей и бормотания им и в голову не пришло. Темнота и запутанность подземного хода навеяла воспоминания о мрачных пещерах родного Сэнгерая, и к выходу они подошли сраженные недугом под названием «ностальгия».

Ностальгия — это когда вспоминаешь, как хорошо было сидеть

перед уютным камином, но уже забыл, как колол дрова для него

Выбравшись на поверхность, троглодиты набрали полные легкие воздуха, чтобы облегченно вздохнуть и — забыли его выдохнуть. Перед ними возвышалась исполинская фигура герцогского домоправителя. Думгар по-отечески нежно улыбался им из поднебесья.

Карлюзу он знал еще в ту пору, когда тот был не знаменитым на всю страну магом, грозным соратником кассарийского некроманта, а маленьким троглодитом, грустно спящим в чулане под лестницей, и расклад сил с тех пор не изменился. Голем относился к Карлюзе как к безобидному, хотя и шаловливому малышу-непоседе, а хвостатый чародей видел в Думгаре громовержца и вседержителя, способного в любой момент выселить из чулана обратно в Сэнгерай.

— Итак, юный Карлюза, что новенького? – спросил дворецкий приветливо.

— Потому что он очень печальный был, — быстро сообщил Левалеса, опуская ненужную часть беседы, в ходе которой они с Карлюзой все равно признались бы во всех тяжких.