Виктория Угрюмова - Все волки Канорры

• Название: Все волки Канорры
• Автор: Виктория Угрюмова
• Издательство: Электронный самиздат
• Жанр: Фэнтези
• ISBN: 1230000961110

Наш постоянный читатель привык к тому, что все ладно в герцогстве Кассария, все проблемы в конце концов решаются, все битвы выигрываются, все враги побеждены, все козни разрушены, коварные планы разгаданы — и вокруг разлиты свет и сладость. А теперь подумайте сами, может ли это продолжаться бесконечно? Разумеется, нет.

Итак! Вы думали, нет равных Такангору? Есть, и еще как! Вам говорили, что Кассария одолеет любого врага? А вот и нет! Ее заманили в ловушку. Вы надеялись, что герцог Кассарийский перейдет через Тудасюдамный мостик, чтобы встретить свою любимую Касю, но что, если Кася и будет его злейшим врагом? Вы знаете, что нет в мире силы, способной противостоять мадам Мунемее Топотан? Где она, Мунемея? Что с ней стало? Какая ужасная тайна связана с ее исчезновением? Надеетесь, Зелг сможет управиться со своим Спящим и остаться самим собой? А кто ему даст? Думаете, генерал Галармон выиграет следующую военную кампанию — внимание, на войну во главе армии едет Юлейн, неужели вы правда считаете, что обойдется без проблем? Вы привыкли верить, что Думгар создан для защиты герцогов кассарийских? Кто сказал вам эту чушь? Вы убеждены, что орден Рыцарей Тотиса служит добру и свету? Да, служит. Но это не мешает им дворковать вландишным способом всех, кто не успел спрятаться. Что делают в замке Волки Канорры? Ну, уж точно не то, что вы подумали.

Мы так и не поняли, почему люди любят любую сказку превратить в кошмар, но охотно идем навстречу. Встречайте: зверопусы, косматосы, грызульчики, гухурунды, потомственная предсказательница Балахульда, покушения, похищения, нападения, какофонический экстаз и специально приглашенная звезда — гном-таксидермист Морис — в книге «Все Волки Канорры».

---

—Дедушка! — расцвел Зелг, который всегда радовался дедуле — даже не имея при этом никаких корыстных интересов, а сейчас, признаться, к радости примешивался существенный довесок в виде надежды на избавление от бухгалтерского учета.

— Милорд, — почтительно сказал голем. На сей раз в его сдержанных интонациях сквозил легкий оттенок подозрения. Он подозревал и Зелга в том, что тот воспользуется прибытием дедушки, чтобы избежать священных обязанностей хозяина дома, и Узандафа — в том, что тот снова во что-то ввязался. Только мумия, как всегда, пребывала в отличном расположении духа.

—Как вам моя новая мантия? — спросил дедушка. — Правда, шикарный цвет? — и он прошелестел к креслу перед зеркалом, в котором его отражение как раз задумчиво теребило полу мантии, ковыряя пальцем позумент. Трудно сказать, что его смущало — черепа ли, тазобедренные ли суставы, вышитые серебряными нитями, или людоедский оскал пушистых пчелок.

— Не дури, — строго сказал Узандаф зеркальному двойнику. — Мировецкая штукенция. И позумент что надо. Самое оно для праздника. Кстати, — обернулся он к внуку.

Зелг напрягся. Когда дедушка произносил волшебное слово «кстати», это всегда было не к добру и некстати. Думгар тоже словно бы взволнованно пошевелил бровями, но, как мы уже не раз упоминали, в случае с каменным домоправителем никогда нельзя было уверенно судить о его подлинных эмоциях.

— Кстати, — звонко сказала мумия, — как ты собираешься праздновать мой юбилей?

— Совершенно не вижу, что бы тут мог праздновать почтительный и любящий внук, — загудел Думгар прежде, чем Зелг успел спросить, о каком юбилее речь.

— Хорошенькое дело, — возмутился Узандаф, — дедушку грохнули за здорово живешь ровно тысячу лет тому — такая симпатичная круглая дата — и никакого тебе праздника. — И он поднялся с кресла, всем видом демонстрируя глубокое разочарование и не менее глубокую обиду. — То есть вообще никаких приготовлений к торжествам. Никто не суетится на кухне, никто не секретничает на предмет оригинального сюрприза юбиляру. Ни один хор не шастает по задворкам, в тайне разучивая какую-нибудь возвышенную оду. А вы чем заняты? Шнурками? Твой дворецкий — зануда и деспот, заруби себе это на носу. И восставай, пока еще не поздно. Он и меня пытался заставить подписывать какие-то счета, но я бунтовал и не давался. Знаешь, почему? Вон Пупсидий тоже вел учет каждой пуговке, каждому крючочку-шнурочку — и чем кончилось? Империя не простояла каких-то несчастных двух тысяч лет — рухнула. Поэтому говорю со всей ответственностью — сопротивляйся! Вот помню, каким я был, когда был молодым, — вздохнул Узандаф.

— Я тоже помню, каким вы были, когда были молодым, — сказал Думгар.

Узандаф взглянул на него с кроткой, но твердой укоризной. Прекрасная память? Отлично! Объективность? Прекрасно! Честность? Лучшего и пожелать нельзя! Но стоит ли использовать эти замечательные качества все вместе и сразу? Не расточительно ли это? И не тяжело ли для окружающих? Вот о чем следует задуматься в первую очередь.

Чем старше становятся люди, тем лучше они были,

когда были моложе

Джим Боутон

И Узандаф скрылся за дверями, оставив у Зелга стойкое впечатление, что его посетила диковинная рыба, которая ушла в пучину вод, взмахнув на прощание изумительным лиловым хвостом с узором из плотоядных пчелок.

— Как быть? — спросил молодой некромант, проводив родную кровь тоскливым взглядом.

— Со шнурками? — спросил голем. — Учитывать, учитывать и еще раз учитывать. Как вы понимаете, милорд, эта милая эскапада — не больше, чем фантазия. Ни его светлости, ни любому другому из ваших предков не удалось отбиться, я имею в виду — избежать почетного и неотъемлемого права вникать во все хозяйственные дела вашей вотчины. Так что и блистательный Узандаф тоже занимался бухгалтерскими отчетами, хотя о бунте мечтал. Как же без этого. Все мечтали.

— Наивные, — брякнул Зелг. — Я не об этом.

— Как быть с торжествами по поводу безвременной кончины милорда да Кассара-старшего? У меня есть продуктивная идея. И его порадует, и с финансовой точки зрения получается весьма гуманно. И, к слову, замковый хор уже давно разучил песнь возвышенного содержания в шестнадцати строфах с припевом.

— С удовольствием выслушаю вас. Но прежде я хотел спросить.

— Да, милорд.

— Только не обижайся.

— Приложу все старания, милорд.

— Думгар, ты — чудовище?

Все мы чудовища — то бишь люди и монстры одновременно

Томас Браун

Голем на минуту задумался. Когда б его каменное чело не было столь неподвижно, его бы прорезали глубокие морщины.

— Вне всякого сомнения, милорд, — ответил он, наконец.

— Надеюсь, я не задел твои чувства этим бестактным вопросом.

— Нисколько, милорд. Вопрос по существу дела, и обидным не является.

— Тогда ответь еще на один.

— К услугам вашей светлости.

— Кто большее чудовище — ты или князь Гампакорта?

На этот раз голем думал намного меньше.

— Полагаю, все-таки я, милорд.

— Я так и предполагал. Думгар, мне нужен совет опытного и бывалого чудовища.

— Рад быть полезным вашей светлости. Но, позвольте спросить: почему вы не внесли в список его честь Бедерхема или его светлость Намору, или даже ваших прекрасных родственниц? Да и Мадарьяга тоже подходит.

— Нет, что ты, — усмехнулся Зелг. — Бедерхем или Намора — демоны, и никем другим отродясь не бывали. Мадарьяга — вампир уже слишком давно, вряд ли он помнит, как был человеком. Кстати, я даже не знаю, человеком ли. Не важно. Они цельные, монолит. А мне нужно поговорить с кем-то, кто знает, каково это быть одним и другим одновременно, каково носить в себе иное существо, делить с ним душу, разум, чувства. Возможно, не разделять иные взгляды и мнения. Возможно, даже во многом иметь противоречия. И не иметь возможности разорвать эту связь. И бояться, что однажды тот, другой, захватит власть в тебе самом. Ты понимаешь меня, Думгар?

— Да, — ответил славный голем. — Отлично понимаю, милорд. Вы уверены, что не хотите спросить совета у князя Гампакорты? Он должен неплохо разбираться в делах подобного толка.

— Придется — спрошу. Но вначале хотел бы посоветоваться с тобой. При всем уважении и той глубокой симпатии, которую я питаю к князю, он мне чужой, а ты — мой родственник. В смысле — родной. В смысле… ты понимаешь.

Голем поклонился.

— Спасибо, — сказал он негромко. — Спасибо, мой мальчик.

Зелг решительно придвинул к себе кипу бумаг и подписал одна за другой. Покончив с делами, он пересел поближе к окну и пригласил Думгара занять диванчик напротив.

Если бы завтра его правлению внезапно пришел конец, герцог мог бы честно сказать, что одно большое дело в Кассарии он все-таки сделал и память по себе оставил. С тех пор, как поместье принялись регулярно навещать существа выдающиеся во всех отношениях, в том числе, превосходящие среднестатистического посетителя размерами примерно раза в три, молодой некромант распорядился расставить во всех помещениях диваны, кресла и табуреты соответствующего качества: тяжелые, устойчивые, рассчитанные не на один век и не на одного монстра. Так что уйди сейчас Ламарх под воду, как легендарный затонувший континент Гарданак, еще тысячу лет спустя по необозримым водам среди кракенов, левиафанов и морских рыб плавала бы исключительно прочная кассарийская мебель.

— Мне снится крепость на вершине неприступной скалы, серо-голубая крепость во льду и снегах, и двое рыцарей охраняют ее от всего мира. Это свирепые и могущественные воины, но меня они пропускают без боя, —произнес герцог на одном дыхании, как говорит человек, давно готовивший это вступление.

— Просто без боя или как господина? — быстро спросил Думгар.

— Как хозяина, — неохотно ответил Зелг. — Крепость заброшена уже много веков, и в ней только один обитатель.

— Обитатель, гость или узник?

— Узник. Это дитя, Думгар. И там, в Липолесье, я увидел его впервые. И разве не естественным побуждением всякого приличного человека… существа было бы вынести его из темницы? Но это дитя пугает меня, оно совсем не ребенок, просто так выглядит. И оно кровожаднее, злее, темнее всех демонов Преисподней и тех врагов, которых я встречал до сей поры. Возможно, Генсен коварнее и страшнее, но я так не думаю. Может, это облик ребенка производит такое отталкивающее впечатление. Потому что Генсен выглядит, как подобает королю Тьмы, а вот невинное, на первый взгляд, но злобное дитя отвращает сильнее. В общем, ты понимаешь, что я оставил его там, в тюрьме, за неприступными стенами и под множеством замков. Я приказал стражникам не спускать с него глаз, но уже совершил к тому времени главную ошибку — я разбудил его, и теперь он все время говорит со мной. Он рвется на волю, он требует своего, и знает, чего хочет. У него хватит силы осуществить задуманное, если только он выйдет на свободу. Если только победит. Он может победить, Думгар.