Джон Дефорест - Мисс Равенел уходит к северянам

• Название: Мисс Равенел уходит к северянам
• Автор: Джон Дефорест
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1972

---

— Извините меня, — обратился к нему подполковник, подходя торопливым шагом. — Совсем не узнал вас. Со времени нашего пикника утекло немало воды.

Он расплылся в улыбке и так весело захохотал, точно за это время не было никакого Булл-Рана.

— Ну и ну! — продолжал он. — Я сто раз хохотал, вспоминая, как пичкал вином и сигарами толпу старых дев. Все равно что вломиться с бутылкой в беньяновский Храм Красоты[38] из «Пути паломника» и предложить всем девицам «по маленькой»…

Новый взрыв хохота; дерзкие темные глаза подполковника искрились от веселости. Колберн глядел на него и слушал в большом изумлении. Вот перед ним человек, переживший недавно ужас и таинство боя; он был ранен, захвачен в плен, героически бился, проливал свою кровь во имя высоких целей; он был свидетелем неудач и позора, постигших армию. И ни слова об этом всем, даже думать не думает; только хохочет да вспоминает пикник. Что это значит — равнодушие на грани измены? Ветреность или — кто его знает — настоящая скромность? Если бы он, Колберн, сражался при Булл-Ране, то, наверно, и слова не мог бы сказать ни о чем другом.

— Как ваши дела? — спросил его Картер. — Вы похудели и что-то бледны.

— Да нет, я в порядке, — возразил ему Колберн, обходя свои личные обстоятельства, как малосущественные. — Скажите лучше, как вы? Как ваше ранение?

— Ранение? Ах, эта царапина! Давно зажила. Меня оглушило, когда я упал с коня. Иначе им бы не взять меня в плен. А рана не в счет.

— Но вы настрадались у них? — сказал Колберн, полные сочувствия.

— Настрадался! Мои дорогой, если я от чего настрадался в плену, так от выпивок и пирушек. Давно уже так не гулял, как на этот раз в Ричмонде. Встретил там уйму старинных друзей, и они меня развлекали. Сейчас они по другую сторону баррикад, но как были лихие ребята, так и остались. Разве могут они обидеть меня, товарища по Вест-Пойнту?

При одном лишь подобном нелепом предположении Картер весело захохотал.

— Признаться, совсем не подумал, — сказал сконфуженный Колберн. — Я рисовал себе это иначе. Деревенский баран больше знает о нравах лесных рысей, чем я о военных людях.

— Да что говорить! Когда я уезжал, они устроили пир в мою честь; напоили меня, назюзюкались сами. Скинулись между собой и дали мне на дорогу денег; просто силой заставили взять.

Заметим, что случай с Картером произошел еще в самом начале войны, задолго до той поры, когда Либби-Призон и Андерсонвилл[39] были преступно превращены в лагеря голодовок и смерти.

— Они хотели, должно быть, склонить вас на свою сторону, — заметил Колберн.

Лицо его выражало в этот момент подозрение и даже тревогу; патриоту в те дни было свойственно сомневаться в своих согражданах.

— Вполне вероятно, — отозвался Картер с полным спокойствием, словно в такой возможности не было ничего исключительного. — А почему бы и нет? Они нуждаются в людях. Военный министр в Ричмонде, не скрою от вас, предложил мне немедленно полк и обещал быстро продвинуть по службе. Сделал это, конечно, намеком, любезно и тонко, чтобы не задеть мою честь. Для меня в этом не было, впрочем, большой неожиданности, и он, верно, счел, что только дурак откажется. Ведь я по рождению вирджинец, вы знаете, и я принимал кое-какое участие в их южных интригах; это было давно, разумеется, и никакой решительно связи с мятежом не имело. В общем, я отклонил его предложение. Признайте, что я недурной патриот!

— Примите мое признание, сэр! — с жаром ответил Колберн, и Картер в ответ усмехнулся. — Вы достойны награды.

— Что верно, то верно, — откликнулся Картер своим беззаботно-шутливым тоном. — И я уже награжден. Вчера вечером получил письмо от вашего губернатора: предлагает мне полк. Я как раз пообедал с друзьями и думал еще поразвлечься. Но дело сперва, потеха — потом. Полез под холодный душ, потом — на вокзал и в полночь был в Новом Бостоне. К десяти часам иду на прием к губернатору.

— От души поздравляю! — опять восхитился Колберн. — Я рад, что наш губернатор вас оценил. — Потом, немного помявшись, добавил: — А вы не забыли, что звали меня к себе в полк?

— Помню, конечно. Так что же? Готовы идти?

— Готов, — пылко ответил Колберн. — К вашим услугам. Только боюсь, не наберу себе роту. И сумею ли я ею командовать.

— Сумеете, — заявил Картер, отметая любые сомнения. — Я вам ручаюсь. Пока что пойдемте и выпьем за наш полк. Впрочем, совсем позабыл: вы не пьете. Тогда покурим и потолкуем. Ручаюсь, все будет отлично. Вы джентльмен, а джентльмену ничего не стоит за три месяца прекрасно научиться командовать ротой. А что до того, как набрать эту роту, полагайтесь во всем на меня. Если не будет комплекта, подкинем других людей. Когда офицеры отсеиваются, все равно их солдат разбирают по ротам.

— Я не хотел бы пользоваться плодами чужих трудов, — сказал щепетильный Колберн.

— А, ерунда! Для пользы службы, на благо родине! Если кабатчик, какой-то мужлан, приводит шесть или восемь десятков парней, которых сам же споил и завербовал к себе в роту, мы должны, изволите видеть, признать его джентльменом. А я не согласен. И в полк я его не пущу. Не беспокойтесь и предоставьте все мне. Пишите сразу начальству, выправляйте свидетельство, открывайте вербовочный пункт и начинайте действовать. Вакансия в Десятом Баратарийском — за вами.

— Кто у вас еще офицеры в полку? — осведомился Колберн.

— Пока назначений нет. Полк — это я, и все почести следуют мне. Но подполковника и майора я подыщу себе сам, из настоящих боевых офицеров. У нас будет самый лихой полк изо всех, каких видела Новая Англия.

— Сделаю все, что смогу. Но только боюсь, что наберу себе роту не раньше чем к новой войне.

— На этот счет не волнуйтесь, — захохотал в ответ Картер, словно речь шла о чем-то весьма смешном. — Нашей войны еще хватит на добрых четыре года.

— Да быть того не может, — сказал изумленный Колберн. — Мы, штатские люди, считаем, что победа близка. Все говорят, что Мак-Клеллан[40] создал первоклассную армию. Или вы после Булл-Рана пришли к заключению, что южане дерутся лучше?

— Ничуть не бывало. Обе стороны худо дрались. Чего же и ждать от необстрелянных рекрутов? Об этом отлично сказал в двух словах мой старый ротный Ламар (сейчас он полковником у южан): «У наших дрожали поджилки, но не сильней, чем у ваших». Мы их с утра потеснили и, конечно, погнали бы, но Джонстон ударил нас вдруг по правому флангу. Пришлось отступить. Это как дважды два. Если вас обошли с фланга, вы отступаете!

— Какое там отступление! — простонал Колберн, вспоминая в отчаянии тот мучительный день. — Вы ведь не знаете, что там было. Они позорно бежали, не останавливаясь, до самого Вашингтона. Один солдат добежал за сутки до Нового Бостона. Такого разгрома и паники не знала история.

— Вздор! Простите меня, конечно! Про Аустерлиц вы, наверно, читали? А как насчет Иены и Ватерлоо?[41] Для ополченческого формирования наши люди дрались недурно. И паники я не видел. Правда, меня захватили в плен еще до исхода боя. Но я толковал с офицерами, бывшими при отступлении, и они говорят, что газеты раздули все это глупейшим образом. Журналистов вообще не надо пускать на фронт; они все всегда раздувают. Если бы мы одержали верх, они объявили бы битву вторым Ватерлоо для южан. Неискушенные люди легко ошибаются. Вот вам пример с дилижансом, который поломался в дороге. Поговорите об этом с возницей, а потом расспросите какую-нибудь пассажирку. Первый скажет — пустячный случай, а она вам распишет трагедию. Так вот, четыре бабуси из членов конгресса и четыре кисейных барышни из вашингтонской газеты, в жизни не видевшие ни победы, ни поражения, очутились среди отступающих войск и тотчас решили, что в истории такого не было. А я вам скажу, что такое не раз бывало, и еще вам скажу, что это вполне объяснимо. Необстрелянная армия при сильном ударе непременно должна откатиться. К тому же удар, нанесенный Джонстоном по нашему правому флангу, был образцово выполнен. Я бы судил Паттерсона за глупость.

— За глупость? Да он изменник, — вскричал Колберн.

— Это вы уж слишком, — сказал подполковник. — Если судить дураков за измену, не хватит судов. Все равно как тащить всех старух на костер за колдовство. Кстати, как поживают Олстоны? Или нет… Равенелы? Живы-здоровы? Барышня все цветет и заливается краской? Что ж, очень рад за них. К сожалению, нет времени повидаться. Поезд уходит через десять минут. Счастлив, что будем служить с вами вместе. Будьте здоровы!

Подполковник исчез, предоставив Колберну размышлять о контрастах его натуры. Воспитанность Картера вперемешку с вульгарностью, дерзостью и легкомыслием, как и другие его нравственные плюсы и минусы, составляли причудливый моральный пейзаж, противостоящий разительно строгой унылости Нового Бостона. Бесспорно, Колберн бы предпочел, чтобы его будущий командир не был пьяницей и сквернословом; но при этом он не мог утверждать, по пуританским шаблонам, что пьяница и сквернослов — непременно дурной офицер. Он не знал военных людей, как же мог он судить их? Разве вправе он предъявлять к офицеру те же требования, что к штатскому? Картер был профессиональным военным, он пролил свою кровь за республику; и этого было довольно для Колберна, чтобы отнестись снисходительно ко всем его недостаткам.