Валерий Поволяев - Царский угодник. Распутин

• Название: Царский угодник. Распутин
• Автор: Валерий Поволяев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026715-0, 5-271-10179-7, 5-9578-1317-6

Известный писатель-историк Валерий Поволяев в своём романе «Царский угодник» обращается к феномену Распутина, человека, сыгравшего роковую роль в падении царского трона.

---

Стонущего Распутина принесли на берег, носилки поставили на специальный помост — проворные плотники успели сколотить и помост. Бледный, с тёмными пятнами на щеках — по всему лицу пошла порча, — Распутин со стоном приподнялся на подушке, прошептал несколько благодарных слов.

— Пророк ты наш! — заревели люди. Женщины заплакали. — Не уходи!

Распутин растроганно помотал головой. Жена поправила на нём солдатское одеяло — другое в больницу не годилось, одеяло всё равно пойдёт на выброс, и рослый красивый дьякон взмахнул кадилом, обдав собравшихся душистым дымом, загудел так мощно, что толпа разом умолкла — голос дьякона размял, раздавил все другие голоса, вперёд выступил седой представительный батюшка. Молебен начался.

Через час пароход «Ласточка» отошёл от берега.

Из Санкт-Петербурга в Тобольск, начальнику жандармского управления поступила депеша, в которой в довольно резких выражениях указывалось на то, что начальник управления непростительно редко и с большими опозданиями докладывает о состоянии здоровья Распутина.

Полковник из Тобольска, оправдываясь, писал в секретном донесении, что считает своим долгом доложить следующее: «...г. Тобольск отстоит по почтовому сухопутному тракту от села Покровского в 177 вёрстах и до г. Тюмени — 255 вёрст (водой ещё дальше — 267 и 417 вёрст). Тракт этот (сухопутный) в настоящее время почти закрыт ввиду небывалого в этом году разлития рек Западной Сибири и совершенной порчи вследствие этого дорог и мостов. Тракт этот был так затоплен водой, что только две станции можно было проехать на лошадях, остальные только на лодках.

Почта в настоящее время перевозится водой на пароходах Северо-Западного общества пароходства и торговли, но пароходы этого общества совершают рейсы чрезвычайно неправильно и неравномерно, так что почта получается не каждый день, а раз в два, три, а иногда в четыре дня».

Газеты сообщили, что Илиодору предъявлено обвинение по статье 102-й Уголовного уложения, но Илиодора по-прежнему не могут найти: по одним слухам, он два дня пробыл в Одессе, а потом уехал на Кавказ, по другим — ушёл в Крым, по третьим — вообще бежал за границу и сейчас со вкусом поглощает в парижских ресторанах садовых улиток под названием эскарго.

Гусева лежала в тюремной больнице. У неё — рвота, повышенная температура, она ничего не ела, по ночам не спала, лежала неподвижно и смотрела в одну точку.

Неожиданно возникла монахиня Ксения, в миру Гончарова. Ксения подала прошение саратовскому прокурору, стараясь облегчить участь Феонии Гусевой, защитить её, но защита эта была слабой, шеф саратовской губернской прокуратуры даже не принял его.

Распутин, очнувшись, тоже обратился к властям с просьбой освободить Феонию — понимал, что вреда она ему больше не причинит, а, освобождённая, может из противников обратиться в сторонники, и тогда он здорово умоет этого петуха Илиодорку. Распутинское ходатайство также было оставлено без внимания, вот ведь как — даже распутинское ходатайство! Видать, какие-то очень высокие лица затеяли свою игру — какие именно лица, никто не мог вычислить.

Фрейлина Вырубова, которая, если верить газетам, отправилась в Тюмень к Распутину, до места назначения не добралась; в мире происходили какие-то очень тревожные превращения, расположение звёзд было недобрым, отцы начали отказываться от детей, мужья от жён, друзья от друзей, соседи от соседей, пахло порохом и свежим пеплом, отблески пламени появились в разных углах земли российской — то тут, то там загорались дома; вполне возможно, что и Вырубова отреклась от Распутина и кляла его где-нибудь в Екатеринбургском соборе, склонившись к ногам очередного святого.

В Санкт-Петербург отправился Покровский крестьянин Старчев, свидетель покушения. По мнению «Московской газеты», Старчев должен стать «самой популярной личностью» — его затаскают по салонам, по квартирам и дворцам, не говоря уже о том, что газетчики выжмут из Покровского чалдона все соки.

Полиция начала тщательно проверять письма — по всей России, не только в Москве и в Петербурге, не только в городах, связанных с Распутиным. Из Туркестана поступило сообщение, что бдительный полицейский цензор-нюхач засек крамолу в одном из писем.

Письмо то было адресовано Вере Николаевне Рубах. Бдительный нюхач увидел опасность в следующих словах: «Дорогая тётя Верочка! Только что узнала об убийстве Распутина, это хорошо, а то была бы революция, он делал невероятные вещи. Твоя Оля».

Полицейских не испугали слова «убийство Распутина» и то, что «это хорошо», — испугало слово «революция».

Пошла разработка письма: кто такая тётя Верочка, то есть Вера Николаевна Рубах, чем она дышит и занимается, уж не связана ли с социал-демократами и бомбистами, и кто такая Оля? Может быть, курьер из города Берна или Стокгольма?

Перемен было много. Санкт-Петербург получил новое имя — Петроград. Антигерманские настроения в народе росли необычайно быстро, антиромановские — тоже: Россия больше не хотела терпеть царя Николая, хотела видеть царя другого.

По поводу находки туркестанского нюхача начальник отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Петрограде (слово «С.-Петербург» было зачёркнуто, вместо него на машинке отбито «Петроград») сообщил: «...автором документа за подписью «Твоя Оля» является временно проживавшая в г. Петрограде, в доме 2, кв. 8, по Манежному пёр. жена штабс-капитана лейб-гвардии Павловского полка Ольга Николаевна Туторская — 32 лет. Туторская проживала в означенном доме вместе со своими детьми в квартире своего тестя, генерала от артиллерии, почётного опекуна Ник. Ник. Трегубова, дочь которого, адресатка документа Вера Николаевна, находится в замужестве за полковником, комиссаром поземельно-податной комиссии Николаем Бронеславовичем Рубах, 51 года, проживающим в Ташкенте».

Вроде бы ничего опасного, все названные лица — достопочтенные граждане государства Российского, но полицию сейчас пугало всё, она реагировала даже на уличный свист, не говоря уже о свисте полковничьем или генеральском.

В Тюмени за газетами выстраивались очереди не меньшие, чем за дешёвыми восточными сладостями, которые хотелось отведать всем, да карман не позволял покупать дорогие, за дешёвыми же выстраивались хвосты длиною в километр. За газетами, где сообщалось о состоянии здоровья «старца», стояло столько же людей.

Появились спекулянты, которые покупали газеты по обычной цене — оптом, пачками, а продавали по рублёвке за штуку. Барыш на этом имели немалый.

Народ бурлил. Тюменцы пили и плакали, размазывая пьяные слёзы:

   — За что же нашего Ефимыча-то?

Наиболее буйные орали:

   — Смерть этой самой... как её? Убивице! Давайте зарежем её!

А «убивица» на события никак не реагировала, на вопросы больничного персонала не отзывалась — возможно, снова ожидала вызова к следователю.

Ещё тюменцы на все лады ругали председателя Союза Михаила Архангела Пуришкевича, который позволил себе обидеть «их Ефимыча».

   — Ух, гад! Ну, Пуришкевич! Лысину сапожной ваксой начистим и обольём горячим варом! — грозились буйные чалдоны, собираясь в трактире под предводительством владельца сундучно-ящичной торговли Юдина.

В газетах уже пошли материалы о сараевских погромах, но эти материалы мало волновали сибиряков, их волновали сообщения о Распутине. Сараево — это далеко, за морями, за долами, а Распутин рядом.

Войной запахло ещё сильнее.

Едва Распутина перевезли в Тюмень и сделали перевязку, как ему стало хуже, «старец» приподнялся на своей постели и упал. Врачи кинулись к Распутину, он был недвижим и вроде бы уже не дышал.

   — Сердце отказало! — констатировал один из врачей.

Распутин, реагируя на его слова, открыл глаза.

Столичная газета «Речь» в тот же день поместила сообщение, что Распутин был перевезён в больницу в Тюмень, где ему произвели операцию, «после операции раненый потерял сознание и в 6 часов вечера скончался».

Великосветский Санкт-Петербург — извините, великосветский Петроград снова завыл от горя (впрочем, некоторые от радости).

Тюменский врач Владимиров сделал Распутину вскрытие брюшной полости и обнаружил, что воспалилась задетая тесаком брыжейка.

Через день великосветский Петроград узнал, что Распутин жив, и перестал выть. Но... «Опасность рокового исхода не устранена» — такую телеграмму поместил на своих страницах «Петербургский курьер».

Буквально следом «Петербургский курьер» поместил ещё одну телеграмму, срочную.

«Ночью повысилась температура. Как передают лица, находящиеся у постели больного, Распутин крайне подавлен полученной им телеграммой из Петербурга о сербско-австрийском столкновении».

Когда Распутину прочитали эту телеграмму, он вяло пожевал ртом, попросил промокнуть ему мокрый лоб.