Борис Ицын - Подростки

• Название: Подростки
• Автор: Борис Ицын
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1967

ЮНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ!

Советская власть дала тебе многое: возможность получить образование, уверенность в завтрашнем дне — то, что люди называют счастьем. Но оно, твое счастье, досталось дорогой ценой. За него боролись и гибли лучшие люди нашего народа. И часто дети, подростки были серьезными помощниками в этой борьбе.

О трех подростках — детях рабочих и их подругах — верных друзьях челябинских революционеров и повествует книга Бориса Семеновича Ицына «Подростки».

На фоне исторических событий повесть рассказывает о крепкой дружбе мальчиков и их подруг, девочек, связанных общим делом.

Насыщенная большим содержанием, жизнь ребят постепенно делает их настоящими помощниками большевиков-подпольщиков.

---

Однажды ночью ребят разбудила стрельба. Быстро одевшись, они кинулись по направлению к городу. Стрельба не прекращалась. Из домов выскакивали дружинники. Наспех застегивая тужурки, они бежали, надевая патронташи, на ходу проверяя револьверы, заряжая дробовики и берданы.

Когда ребята прибежали к переселенческому пункту, перестрелка была в полном разгаре. Мальчиков заметили сразу же. Им дали несколько коробок патронов. «Несите в цепь! — крикнул Шаров, — да осторожнее, а то опять перевязывать придется».

Ребята, схватив патроны, поползли туда, где за невысокой насыпью залегла цепочка дружинников. Иногда ребята слышали, как над их головами свистели пули и тогда еще плотнее прижимались к земле. Вот и цепочка. Дружинники довольны — патроны были на исходе.

— Ползи, мальцы, еще, — сказал пожилой рабочий, стрелявший из револьвера. — У нас с собой запас небогатый был, а их, чертей, вон сколько наседает.

— А кто там? — спросил Митя.

— Черная сотня и казаки.

Работы ребятам хватило на всю ночь. Несколько раз они бегали на другой конец поселка, приносили оттуда патроны. Один раз Степан послал их к себе на квартиру, где у него был спрятан ящик с фитильными бомбами.

Несмотря на участие казаков, которых, правда, было всего десятка два, нападающие не могли добиться успеха. У боевиков была удобная позиция: они стреляли из-за насыпи переселенческой железнодорожной ветки, из-за забора, с чердаков бараков. Дорога из города хорошо простреливалась из-за деревьев. По лесу казаки атаковать в конном строю не могли, а пеших дружинники легко обратили в бегство парой фитильных бомб. Помогали рабочим и революционно настроенные солдаты из команды санитарного поезда.

Едва стало светать, казаки и черная сотня отступили.

* * *

Шло время. Зима полностью вступила в свои права. Ни черносотенцы, ни казаки не повторяли попыток напасть на поселок. Жандармерия и полиция выжидали. Они исподтишка производили аресты в городе, расстраивая ряды большевиков. Об открытом выступлении больше и думать не приходилось. Город был наводнен казаками и солдатами.

На железной дороге рабочие все еще удерживали свои позиции. Работали только по 8 часов в день — это было введено по требованию стачечного комитета. Уволенный по решению того же комитета мастер Врублевский был неизвестно где.

Но вот слухи, один другого тревожнее, поползли по поселку. В Москве было подавлено восстание. Из Питера выехал карательный отряд.

Однажды, придя на работу, Валентин не застал ни Степана, ни Папулова.

«Арестовали, наверное», — подумал мальчик и побежал на квартиру к Антипову. Но Степан был дома. Он рвал какие-то бумаги и укладывал свои вещи в небольшой солдатский сундучок.

— Ты чего это? — изумленно спросил мальчик, останавливаясь на пороге.

— Уезжаю, брат. Пока… Комитет велел скрываться. Через несколько дней, друг Валентин, может быть поздно, — он подошел к мальчику, обнял за плечи и сел вместе с ним на жесткую постель.

— Такие вот дела, Кошельников! Расстаемся мы с тобой и, может, надолго. Я перестану быть Степаном Антиповым. Придется менять не только фамилию и имя, но и жизнь. Партия оставляет на подпольной работе. Впереди ждут аресты, тюрьмы, ссылка. Но все это кончится. Нынешний урок не пройдет даром. Рабочие победят, брат, обязательно победят. Вот почему сейчас никак нельзя падать духом или смиряться. Надо только стать осторожнее. И вам надо беречься. Однако не теряйте связи с Еленой. Данила уже ушел. Когда-нибудь вы о нем услышите. Елену мало кто знает как члена организации. Пока с полгода, с год она не будет вести работу, а там посмотрим. А вы, — он повернул голову мальчика к себе и пристально посмотрел тому в глаза, — подрастете, и тогда вам прямой путь в большевики. Так что ли, Валентин?

Валентин молча кивнул головой. От волнения он не мог говорить — боялся разреветься, что уж никак не к лицу да еще в такую минуту.

— Вы, ребята, — после паузы медленно проговорил Степан, — хорошо жить будете. На вашу долю большое счастье выпадет — строить новую жизнь. А мы… если в каторге не погибнем, тоже еще поработаем. Ну ладно, — он быстро встал. — Время бежит. Пора! Сейчас я с товарным в Пермь, а оттуда — куда скажут. Передай всем нашим деповским почтение, скажи, мол, Степан Антипов на родину в деревню уехал. Николаю с Дмитрием можешь правду сказать, ребятам верю, — он помолчал немного, — и девочкам тоже.

Парень замолчал. Они снова присели. Потом Степан встал, надел полушубок, подошел к Валентину, обнял его, поцеловал крепко и быстро, не оглядываясь, вышел. Мальчик остался один посреди комнаты, глядя перед собой пустым, невидящим взглядом, оглушенный неожиданной разлукой. Потом вышел из избы и побрел медленно за поселок, в зимнее поле. Шагал без мыслей и дум, пока не устали ноги. Тогда он присел на какой-то пенек и сидел так, застыв неподвижно, смотря прямо перед собой. И только почувствовав, что сильно промерз и коченеют ноги, встал и, не разбирая дороги, пошел домой.

* * *

Потянулись однообразные дни. Валя ходил в депо неохотно, работал без интереса.

Все постепенно вернулось к прежнему, опостылевшему и ненавистному. На станции вновь появились жандармы и стали частенько захаживать в депо. Рабочие хмурились, но молчали. Вскоре пронесся слух, что арестованы делегаты, выбранные во время забастовки.

Однажды, рано утром, едва Валентин начал работать, он неожиданно услышал:

— Кошельников, в контору!

Валя удивился. Однако пошел. В конторе его ожидала ошеломляющая неожиданность. Рядом с начальником станции, тем самым, которому фуражку на нос нахлобучили, сидел мастер Врублевский. У мальчика сердце упало.

— А, Кошельников, — делая ударение на последнем «о», проговорил мастер. — Это тот самый, пан начальник. Социалист. Он телефон отрезал, он с бунтовщиками якшался. Мне такой не нужен, пан начальник. Это негодный мальчишка.

Валентин похолодел: «Неужели выгонят совсем? Может, только переведут куда? А то как же без работы-то? Отцу одному трудно».

А Врублевский продолжал, распаляясь:

— Не можно, пан начальник, такого паршивца держать на государственной железной дороге.

— Вы слышали, Кошельников? Можете идти. Вы нам больше не нужны. За расчетом зайдете завтра, но должен вас предупредить, что вам ничего не причитается, дорога удерживает с вас стоимость телефонной проводки. Идите!

Валентин не сказал ни слова. Он знал — их не убедишь, а тем более не разжалобишь. Да и не станет он унижаться, милости просить. И он повернулся, чтобы уйти.

— Да, послушайте! — остановил его начальник станции. — Хочу вас предупредить. Ваше имя занесено в списки неблагонадежных рабочих. Такую же можете получить и справку. Так что не трудитесь искать работу. О вас знают. Благодарите бога, что вы несовершеннолетний, иначе были бы сданы под надзор полиции. И помните, молодой человек, ваше будущее — тюрьма, если не виселица!

Валентин нигде не мог найти работы. Была безработица, и уж если брали подростков, то, конечно, не таких, как Валентин Кошельников, чье имя значилось в черном списке.

Да и Акима едва не выгнали… Старику пришлось очень долго униженно кланяться и просить начальника станции. Его оставили, однако заявили, что такой сын, как Валентин, может доставить только одни неприятности, и если администрация узнает, что в семье Акима Кошельникова, рабочего казенной дороги, будет хоть один неблаговидный поступок, он, Аким, не сможет оставаться на государственной службе. Все это было сказано таким тоном, что старику пришлось буквально отречься от сынишки.

— Он у меня, ваше благородие, ослушник. Мы с матерью воспитывали его в вере и почтении к старшим, а он… — старик притворно вздохнул и продолжал: — не извольте беспокоиться, ваше благородие, я мальчишку куда-нибудь отправлю.

И, действительно, Аким решил, что сыну нужно уехать. Елена теперь почти не имела работы, она только кое-как могла прокормить себя, Наташа еще была маленькой, и лишний рот в семье — непосильное бремя.

Валя опечалился. Ему не хотелось расставаться с друзьями. Мать плакала украдкой, собирая сыну чиненную-перечиненную одежду. Наташа смотрела на брата печальными глазами, полными тоски и жалости, а Аким ночами не спал, ворочаясь с боку на бок. Отправить мальчика решили в Златоуст к дальнему родственнику. Там не устроится — куда-нибудь в деревню в подпаски весной пойдет. Приятели Валентина повесили носы.

В последнее перед разлукой воскресенье Николай и Дмитрий пришли к Валентину с коньками. Тот удивленно посмотрел на друзей.

— На последях, — тряхнул «снегурочками» Механик.

— И то! Не придется может… А за девочками зайдем? — оживившись, спросил Валя.

— Само собой.

Мальчики побежали. Мороз слегка пощипывал лица.

Порывами налетал ветер…