Иван Мельников - Арагонские хроники

• Название: Арагонские хроники
• Автор: Иван Мельников
• Жанр: Фэнтези
• ISBN: 978-5-4474-4088-6

В последние годы фэнтези благополучно рассталось с ярлыком «чтива для эскапистов» и вышло в большой мир. Который, в отличие от сказки, не терпит деления на черное и белое. Просочившись в волшебные истории, он сделал их жестокими, а читателя лишил уверенности в счастливом финале. Не стала исключением и эта книга. В ней персонажи попадают в водоворот событий, которые кое-кому из них могут оказаться не по плечу. Но мы постарались, чтобы усилия героев не пропали даром.

---

Подобное недовольство поднималось в сердцах Лилиан и Вивиан ежедневно, но сегодня было особенно грустно. Ах, и зачем только родители выбрали именно их? Ведь старшие (нагулявшиеся вволю) сестры, Милиан и Тивиан, прозревают будущее не хуже!

— Также, я слышал, в замковом саду по ночам слух местных баронов услаждает эльфийский музыкант, — продолжал Йоргос, пристально наблюдая борьбу желаний и долга на лицах красавиц. — Пикник под звездами — волшебное времяпрепровождение, особенно в обществе столь изысканном!

Молодой кавалер поклонился.

— Лилиан, я не хочу больше сидеть здесь. Потом еще этот припрется, пьяный и похотливый, как мартовский кот! Наверняка примется высмеивать, назовет снова старыми девами, будет лезть, зная, что мы обязаны отвергнуть его, — горячий шепот Вивиан щекотал розовое ухо сестры. — Арагон все равно никуда завтра не двинется, ты послушай: там к утру вообще не останется никого, способного шевелиться. Дар пропадет на день, может, на два, но не больше! За это время ничего не произойдет! И вообще, мне кажется, государь сегодня ночью затащит к себе в постель одну из местных профурсеток и зависнет в этой комнате на неделю.

— Вивиан, но ты же помнишь, как короля чуть не прирезали в собственной кровати? Убийца запросто проникнет в эту халупу.

— Подлец заслужил такую смерть! — надув губки, Вивиан отвернулась от сестры.

— Барышни, я предлагаю лишь заполнить ночные часы приятной беседой. Мое уважение к вашему долгу не позволяет мне даже помыслить какую-либо непристойность!

Коварный искуситель с выражением оскорбленной невинности на физиономии начал отступать к двери, внутренне ликуя и предвкушая победу.

Вивиан вперила пристальный взгляд куда-то в Йоргосову переносицу, но все было тщетно — кутила искренне желал Арагону XIII долгой счастливой жизни.

— Ладно, сестричка, по крайней мере, мы вполне можем насладиться эльфийской музыкой, вином и светской болтовней с этим галантным дворянином, — вздохнув, произнесла Лилиан, также успевшая заглянуть в разум обольстителя, и поднялась из кресла.

— Не волнуйся, — нашептала Вивиан сестре, заставив ту покраснеть, — мы не позволим ему зайти слишком далеко.

Йоргос не лгал: были и замечательные виды из окон башни, и дивная мелодия, доносящаяся из сада, и упоительные ароматы ранней весны, и терпкая «Роса Черного Леса», и непринужденный светский треп. Но и пари царедворец выиграл. Все слухи о близняшках оказались правдивыми в той или иной степени.

Интерлюдия 6. Дочь звездного ветра

— Людские девы — пресная вода. Я — кубок пьянящего меда. Пей, пока можешь.

Эстарийка Миланора одному из своих любовников.

На старой, но ничуть не потускневшей голографии Миланора была точь-в-точь как живая. Иногда Сеймуру чудилось — эстарийка подмигивает ему, шевелит ухом, растягивает губы в улыбке. Впрочем, последние четверо суток бывший глава Колледжа Прикладной Технической Магии, а ныне секретарь мэра Лотрека Макнейла, готовящий цареубийство и государственный переворот, почти не спал. Он вполне допускал, что голография не сегодня-завтра с ним заговорит.

Сеймур окунулся воспоминаниями в день, когда сделал снимок. О, тогда все было совсем иначе: время утопических надежд, время открытий, время молодости. Время любви. Голографический аппарат обнаружился в одном из бесчисленных чуланов королевского дворца, где Сеймуру приказали отремонтировать лифты. Поразительно — механизм сохранился в полной исправности. Оставалось только изготовить пластины, на которых тончайшие, с волосок толщиной световые лучи выполняли объемный оттиск.

**

Корзина с едой и сладким вином — его, как выяснилось много позже, производили в баронстве Штейн — была громоздкой и неудобной. Сеймур, отдуваясь, поднимался на Гритонийский холм, а Миланора беззаботно скакала вокруг. Ветер трепал медные волосы, заплетенные в косы, длинные уши находились в постоянном движении. В обществе мужчины, который в те далекие годы безумно любил ее, Миланора не скрывала свою истинную внешность.

Сеймур был безумно влюблен в нее и сейчас. Всегда будет. Мудрецы говорят: «Нет хуже проклятья для человека, чем мимолетное внимание эстари». Говорят правду.

Стоило лишь вдохнуть свежий запах нежной, вечно молодой кожи, заглянуть в бездонные глаза, где мудрость прожитых веков перемешалась с сумасбродством пятнадцатилетней, коснуться губ, словно напоенных сладостью уходящего лета… услышать чарующий голос. Сеймур внезапно осознал, что плачет. Прошлого уже не вернуть. Никогда. Нельзя возвратиться из царства мертвых, даже если ты бессмертная эстарийка. Годханд безразлично взглянул на лежащие перед ним бумаги, вновь погружаясь в воспоминания.

Закат полыхал над безграничным океаном, освещая шпили башен королевского дворца, вычурные здания магических колледжей, Гильдию купцов… Панорама потрясала своей грандиозностью — именно ради этого зрелища Сеймур привел сюда Миланору. Почему-то ему не пришло в голову, что умеющая летать эстарийка видела куда более потрясающие закаты и восходы за свою долгую жизнь.

Стоило немалых усилий заставить уже изрядно приложившуюся к «Росе Черного Леса» девушку посидеть хоть пару минут спокойно.

Сеймур тщательно отладил аппарат: пластинки для голографии стоили баснословно дорого, мастеров, способных выполнить такую тонкую работу, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Нажатием кнопки Сеймур активировал механизм, раздался сухой щелчок. Миланора, прихватив с собой частичку этого восхитительного вечера, запечатлелась на пластине — древняя машина в доли секунды превратила тончайший лист драгоценной платины в наполненное жизнью и красками воспоминание.

Эстарийка игриво набросилась на Сеймура, вырывая аппарат из рук. За последующие несколько минут беззаботная девица извела весь запас пластинок, стоимостью превышавший полный доспех дварфийской работы. Зато появились на свет забавные, нелепые изображения Миланоры, корчащей потешные рожицы, удивленного Сеймура на фоне громады дворца, остатков замшелой стены, облаков, первых звезд… В круговерти стремительно бегущих лет удалось сохранить только самую первую голографию, лежащую сейчас перед ним.

Потом они прикончили бутылку «Росы», остатки бутербродов, а когда огонь заката потускнел, уступая небеса холоду лун и созвездий, занялись любовью. Казалось, счастье будет длиться вечно.

Эстари — дети ветра. Того ветра, который наполнял паруса древних кораблей, летящих меж звезд. Ветер бушует в эстарийских сердцах и головах, вмиг раздувая пожар страсти из тлеющего уголька или обращая горящее пламя в холодные угли. Миланора не была исключением, и кто мог ее за это винить? Сеймур не мог, но ревность, раз вспыхнув, уже никогда не покидала его душу. Эстарийка не отказывала себе в праве любить, как ураган не отказывает себе в праве превращать дома в груды обломков. События, происходящие в жизни Сеймура — сначала молодого дарования, с успехом осваивающего различные школы чародейства, затем главы Колледжа Прикладной Технической Магии, потом изгнанника, в конце — гения, вплотную подошедшего к разгадке древних секретов, были всего лишь ветошью, набивкой, наподобие той, что кладут в ящик с бутылками «Росы Черного Леса». Сеймур жил, действительно жил, а не существовал в томительном ожидании, только в те краткие моменты, которые Миланора наполняла своим присутствием. Их становилось все меньше: эстарийка стремительно теряла интерес к постаревшему, лысеющему, покрывающемуся морщинами человеку. Остановить увядание тела Сеймур не сумел. Магия жизни не подчинялась ему, оставаясь непостижимой загадкой, иллюзорная же молодость Миланору бесила. Однажды она заявила, что любитель иллюзий должен и время проводить с иллюзией, а ее, настоящую, оставить в покое.

Тогда Сеймуру уже приходилось делить эстарийку с Ларсом фон Штейном. Барон был красив, молод, интересен. Миланора родила ему дочь, унаследовавшую от матери лишь роскошную медь волос. В остальном грубая внешность ребенка не оставляла сомнений в том, чья кровь возьмет в ней верх. Но девица все же продолжала приходить к старику до той возмутительной интрижки с Арагоном XII, от которого Миланора, надо полагать, и забеременела во второй раз.

Сеймур опустил голову на стопку лежащих на столе бумаг. Слезы продолжали предательски сочиться по сетке морщин, оплетших щеки подобно паутине. Скосив взгляд на голографию, маг явственно увидел, как Миланора игриво показывает ему язык.

**

С Арагоном XII он поквитался пятнадцать лет назад, направив пулю катрионского стрелка точно в глазницу королевского шлема, сквозь десятки слоев защитных чар. Отказать себе в этом удовольствии Сеймур не мог, хотя гибель монарха чуть не перечеркнула все усилия по сборке Лука Богов. Месть фон Штейну, казавшаяся поначалу такой удачной, закончилась катастрофой.