Франко Дзеффирелли - Автобиография

• Название: Автобиография
• Автор: Франко Дзеффирелли
• Издательство: Открытый Фестиваль искусств «Черешневый Лес»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9901015-1-7

Это первое издание на русском языке автобиографии знаменитого режиссера Франко Дзеффирелли. В этой книге Маэстро выносит на сцену всю свою жизнь, с опытностью того, кто знает, как дать публике ощущение близости к событиям и погружения в нужную атмосферу. И он решил рассказать о себе с откровенностью редкой для тех, кто, подобно ему, смог стать легендой.

---

— Ты что, спятил? — злобно закричал он. — Если хочешь продать свою задницу американцам, ради бога! Проваливай! Мне это неинтересно! — И разразился потоком язвительных комментариев, в которых животная ненависть коммуниста к Америке соседствовала с личной душевной драмой.

— Я не вижу большой беды в том, чтобы попытать счастья.

— Попытать счастья? — заорал он. — Да они из тебя все соки выжмут! Если повезет, получишь крохотные роли в их дерьмовых фильмах! И в конце концов превратишься в толстого дурака, еще тупее, чем сейчас. Впрочем, поступай, как знаешь, это твоя жизнь. Если тебе так хочется работать в Голливуде, валяй, но не надейся когда-нибудь еще работать со мной.

В его словах было что-то напоминающее болезненное прощание с учеником, на которого возлагались большие надежды.

Поразмыслив над его словами, я понял, что он все-таки прав. И Доналд, и Лукино, один американец, а другой коммунист, категорически возражали против моей поездки в Голливуд. А с другой стороны, мне не хотелось упускать такую возможность. Я чувствовал себя так, словно на карту поставлена жизнь, и никак не мог принять решение.

Тем временем Хелен терпеливо дожидалась моего ответа. Ее римские каникулы подходили к концу, и беспокойство росло. Она тоже не очень представляла себе будущее. Я начал догадываться, что она относится к нашей связи чересчур серьезно; Хелен была страстной и нежной и одновременно резкой и грубой. В общем, моя нерешительность портила жизнь всем.

Через несколько дней мне позвонил Лукино. Он сообщил, что наконец нашел деньги для фильма и планирует начать съемки в октябре.

— Жалко, ты уже тогда будешь в Голливуде. Но, видно, судьба сама за тебя решила. Будь здоров, — сказал он и повесил трубку.

Прошло еще несколько дней, и он позвонил снова. На этот раз он говорил совсем другим тоном. Я почувствовал, что он сильно переживает мой возможный отъезд. Но какое будущее ожидает меня, если я ради него откажусь от Голливуда? Лукино предложил мне работать у него ассистентом. Неужели он и впрямь считал, что я смогу помочь ему на съемках, или с его стороны это была просто уловка, чтобы заставить меня махнуть рукой на Америку?

— Мы можем увидеться? — спросил я.

— Приходи сегодня вечером, — сразу ответил Лукино.

Я знал, что, еще нюхая платок, надушенный «Амман-Буке», во время нашей первой встречи во Флоренции, Лукино испытывал ко мне особое влечение. «Любви без влюбленности (coup de foudre) не бывает», — писал Александр Дюма. Но только когда Лукино понял, что может меня потерять, он, наконец, осознал всю глубину своих чувств ко мне.

VI. Секс: шестое чувство

Наверно, над сексом тяготеет какое-то проклятие, недаром мысль о нем вызывает чудовищное чувство вины, он источник болезней, через него передаются инфекции, от него и умереть можно, да и вообще секс прямой дорогой ведет нас в ад. Но материя, из которой мы состоим, в нем нуждается, требует его настойчиво и безжалостно, и все живое на земле ему предается — лягушки, львы и муравьи. Исключение — несколько отшельников в Трансильвании, но они под конец сходят с ума.

В пору моего детства и отрочества единственное, о чем не принято было распространяться вслух, был секс. Запретный плод, но это-то и вызывало любопытство. К тому же католическая церковь считала его грехом. Никто и никогда даже не делал попытки рассказать нам, что это такое, и разгадку этой тайны приходилось искать самостоятельно.

Если у меня в детстве и имелось смутное понятие о сексе, то ассоциировалось оно с любовью и нежностью, вниманием, подарками, взаимным чувством между мужчиной и женщиной, но не более того. Мои первые представления о сексе связаны с любовью, потому что мать была необычайно любящей и страстной женщиной. Отец обычно навещал ее поздно вечером, и помню, что в дни его визитов мать вела себя очень странно. Я слышал, как она вдруг начинала мурлыкать по телефону — мать была одной из немногих во Флоренции, у кого в доме был телефон, — и после разговора с ней происходило что-то непонятное: ее настроение внезапно менялось, она становилась оживленной и взволнованной.

Дети похожи на животных: они могут не понимать смысла происходящего, но очень чутко улавливают эмоциональную атмосферу; так, я сразу ощущал переполнявшее ее радостное возбуждение. Теперь, когда мне хорошо известны эмоции и страсти, связанные с сексуальным влечением, я способен понять чувство предвкушения, которое испытывала мать: предвкушения не только сексуального наслаждения, но и всего того, что предшествует этим сладостным мгновениям.

Мать перестилала постель, набрасывала шелковые платки на лампы, отчего комната погружалась в теплый полумрак и купалась в мягких бликах света и тенях. Она принимала ванну с какими-то особыми солями, затем надевала один из самых красивых халатов и становилась необычайно привлекательной. Сильный аромат ее духов струился по всей квартире, а она садилась к фортепьяно и погружалась в музыку, пытаясь преодолеть волнение ожидания.

Обычно мама брала меня к себе в кровать, где я и засыпал в чудесном ощущении тепла и безопасности, но в те особые ночи она укладывала меня в стоящую рядом детскую кроватку.

Иногда я просыпался среди ночи, разбуженный странными стонами и вскриками, и видел, как этот человек, мой отец, безжалостно нападает на мою обнаженную мать, очевидно, желая причинить ей боль. Но она не звала на помощь: она сжимала его в объятиях и покрывала поцелуями, как будто испытывала непонятное мне удовольствие и трепет. Когда среди ночи он вставал и уходил, мать брала меня на руки и нежно переносила к себе. Я чувствовал, какая она умиротворенная, теплая, счастливая, и мирно засыпал у нее на груди под биение ее сердца.

Я никогда не видел отца в дневное время. Для меня он долгое время оставался незваным гостем, который по ночам нападает на мать и, уж не знаю как, ею обладает. В моем восприятии его существование исчерпывалось вот этой странной близостью с матерью. Я никогда не жил с ним полноценной жизнью семьи. Только после смерти матери отец стал в моей жизни отдельной личностью. Мы виделись раз в неделю по субботам в городском парке. Он всегда был щеголевато одет, пахнул одеколоном и вовсе не казался извергом, который истязал маму. Но в какой-то мере образ отца в моем воображении так и остался связанным с грубым обладанием, и я даже побаивался, что он нападет на меня, как нападал на мать.

Фрейд наверняка гораздо лучше объясняет, каким опытом раннего детства обусловлен наш сексуальный выбор.

Таково было мое первое знакомство с «тем самым», но я, разумеется, не знал, что это такое. Однажды на улице я видел, как кобель оседлал суку, и ужасно был шокирован тем, что столпившиеся вокруг взрослые хохотали и шутили:

— Ну-ка задай ей, парень, по первое число! Браво! Ай, молодец! — кричали люди, подбадривая пса. Собаки не обращали внимания на веселящихся зрителей.

— Ну что, хорошо было? — кричали мужчины, когда кобель закончил свое дело. — Славно потрахался?

И хотя мамаши уводили детей подальше, по реакции зевак я понял, что происходит что-то веселое, а вовсе не ужасное. Я рассмотрел, что кобель вонзал в суку что-то торчащее из его живота, но мне тогда и в голову не пришло связывать пенис с сексом: для меня это было приспособление, чтобы писать. Позже я узнал о других отчетливых половых признаках. Например, что девочки отличаются от мальчиков, хотя в возрасте семи-восьми лет они были точно такие же, как мы, плоские худышки.

Не забывайте, речь идет о начале тридцатых годов. Сегодня все гораздо проще. Детям рассказывают про секс уже с двух-, трех-, четырехлетнего возраста, хотя можно сожалеть, что их лишили волнующих мук постижения тайны, как было в древнем обряде посвящения.

Когда я переехал жить к своей тетушке, у нее только-только начался роман с Густаво, и они, едва могли улучить минуту, спешили заняться любовью. Моя тетушка была красивая, обаятельная женщина, а Густаво — необычайно привлекательный мужчина с атлетической фигурой. Он приходил к нам каждый день, они с тетушкой наспех обедали и отправлялись в спальню «вздремнуть». Меня распирало любопытство: чем же они там занимаются за запертой дверью. Я просверлил дырочку и стал за ними подглядывать. Затаив дыхание, я смотрел на них, совершенно обнаженных, и видел налитый желанием член Густаво — с экипировкой у него было все в порядке. Я смотрел, как Густаво вонзает в тетушку эту огромную штуковину, и по их поведению понимал, что занятие доставляет им все большее наслаждение по мере того, как они приближаются к финалу, испуская радостные вопли. Это и был секс? А что именно при этом испытывают? А где он держит эту огромную твердую штуку целый день, в брюках, что ли? Но ведь ничего не было видно, а спрятать такую вещь нелегко. Все детство это оставалось для меня тайной.