Тим Милн - Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ. Откровения близкого друга и коллеги по МИ-6

• Название: Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ. Откровения близкого друга и коллеги по МИ-6
• Автор: Тим Милн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-227-06385-4

Автор настоящих мемуаров Тим Милн — друг и ближайший соратник агента советской разведки Кима Филби по МИ-6, секретной разведывательной службе Великобритании. Книга представляет собой откровенный в своих оценках рассказ о тридцатисемилетней дружбе, включившей десять лет тесной совместной работы, подробные воспоминания отношений двух близких людей, показанные как с личной, так и с политической стороны. Портрет крупнейшего шпиона КГБ, члена Кембриджской пятерки — самой сильной агентурной группы во время Второй мировой войны, по сути предателя своей страны, написан тем не менее без злобы и горечи.

---

Наши три недели в Берлине весьма отличались от предыдущих совместных поездок за границу. Каждый из нас взял с собой кое-какую работу и ежедневно тратил на нее добрую часть суток. Иногда мы вместе выходили в город, но зачастую бродили в одиночку. Однажды Ким наткнулся на знакомого из Кембриджа, Джона Мидгли, которого после этого мы встретили еще несколько раз. Помнится, он был с нами, когда мы посещали политический митинг, упоминаемый в парочке книг или статей о Киме Филби. Так, видя нацистское приветствие, Ким выражал героическое несогласие поднимать руку в ответ. Это верно: мы не отвечали на подобные приветствия; но подобный героизм был ни к чему, поскольку те, кто нас окружал, понимали, что либо мы иностранцы, либо просто не хотим поднимать шум. В то же время мы совершенно осознанно избегали нацистских приветствий и выкриков «Хайль Гитлер!».

Но вернемся к вопросу, о котором я упоминал в начале этой главы. Связаны ли были эти три поездки с какими-нибудь прямыми или косвенными контактами между Кимом и советской разведывательной службой? Или привлек ли он к себе внимание советской разведки? Я, естественно, не могу утверждать по поводу тех путешествий в Европу, когда не был в его компании. Например, непосредственно до и после поездки 1932 года или во время его берлинской поездки. То же самое касается и многих случаев в нашей совместной поездке в Берлин в 1933 году, когда в силу ряда обстоятельств мы не всегда были вместе. Но во время нашего совместного пребывания не произошло ничего такого, что даже отдаленно намекнуло бы мне на прямые или косвенные контакты с советскими или другими тайными агентами или хотя бы на какой-нибудь интерес со стороны иностранных спецслужб, — за это я могу ручаться.

В июне 1933 года Ким навсегда покинул Кембридж. Должно быть, он почти сразу же уехал в Вену (в своей книге он пишет, что его подпольная деятельность началась в Центральной Европе в июне 1933 года). И, насколько помнится, до отъезда мы с ним так и не увиделись. Элизабет Монро5 пишет, что Ким твердо намеревался улучшить свои познания в немецком, чтобы попасть на дипломатическую службу. Кажется, он не слишком распространялся об этом своем намерении: даже у меня сложилось тогда смутное, но ошибочное впечатление, что он занимается постдипломным обучением в Венском университете. (Его немецкий язык был и так уже достаточно хорош; если бы он думал только о дипломатической службе, то стоило бы лучше отправиться на год во Францию. При этом обязательным является практическое владение французским языком.) Возможно, главная причина его отъезда в Австрию заключалась в том, чтобы окунуться в гущу европейской политики. Если так, то он сделал правильный выбор: зимой 1933/34 года канцлер Дольфус разгромил венских социалистов, а правительственная артиллерия открыла огонь по жилым кварталам рабочих. Как теперь известно, Ким активно помогал представителям левого крыла спасаться от полиции, включая беженцев из нацистской Германии.

Я еще долгое время ничего не знал об этом. Ким почти не писал мне, да и в любом случае не мог бы свободно писать об этом в сложившейся ситуации. Но в феврале 1934 года я получил письмо, в котором он сообщал, что собирается жениться на девушке, с которой уже несколько недель проживает в очаровательной квартире. Квартиру он описал подробно, а вот о девушке — почти ни слова. В ответном письме я поздравил его, добавив, что, к моему сожалению, на этом, наверное, его путешествия закончатся. Раньше у меня теплилась надежда на то, что после окончания летнего семестра в Оксфорде мы с Кимом, возможно, совершим еще одну поездку за границу, прежде чем каждый из нас начнет зарабатывать себе на жизнь.

Лиззи (она сама так произносила свое имя — не Литци) была еврейкой, частично венгерского происхождения, коммунисткой или сочувствующей коммунистам, на год или два старше Кима6. Раньше она уже была замужем и развелась. Ким познакомился с ней вскоре после прибытия в Вену и на какое-то время поселился в доме ее родителей. Они приехали в Лондон в мае 1934 года, это случилось за несколько недель до того, как я их увидел. До середины июня я был по горло занят подготовкой и сдачей последних экзаменов, а после того — в неменьшей степени — увлечен одной немецкой девушкой. Лишь в июле я впервые увидел Кима и Лиззи в доме Доры Филби на Эйкол-Роуд. Лиззи оказалась не такой, какой я ее представлял: эдакая jolie laide[16], даже, наверное, больше laide, чем jolie, очень женственная, не «явная интеллектуалка», но очень живая, полная вдохновения; ее привлекательность лежит в ее живости и ощущении веселья. Едва ли она соответствовала представлениям семейства Кима о его будущей супруге; но уже с подросткового возраста он научился самостоятельно принимать решения…

К тому времени я уже несколько освободился от своих забот. Немецкая девушка решила вернуться во Франкфурт, а для поиска работы сейчас была не лучшая пора. Как раз в это время был убит австрийский канцлер Дольфус. Вена явно казалась тем местом, каким был Берлин шестнадцатью месяцами ранее. Дополнительную привлекательность Вене придавало то, что путь туда лежал через Франкфурт.

Ким и Лиззи снабдили меня именами и адресами своих венских друзей. Я уехал в Вену, сделав остановку во Франкфурте, в начале августа.

Может оказаться, что Вена как раз и была тем местом, где Кима завербовала русская разведка либо где на него хотя бы положили глаз, но я, к сожалению, не могу сообщить, чтобы мой визит туда вызвал хоть какой-то интерес. Во-первых, тогда уже не происходило ничего политически важного: в Вене снова все успокоилось. Во-вторых, хотя, как было условлено, связался почти со всеми друзьями из переданного мне списка, я мало что понял из той захватывающей подпольной политической жизни, которую, должно быть, вели Ким и Лиззи. Вероятно, их друзья держались весьма осмотрительно с вновь прибывшим, но не менее важная причина заключалась и в том, что из них мало кто говорил по-английски, а мой немецкий язык оставлял желать лучшего. Если бы мне удалось повстречать единственного англичанина в моем списке, корреспондента Daily Telegraph Эрика Гедди7, я бы, наверное, узнал намного больше, но весь месяц тот находился где-то за пределами Вены. Одной из приятельниц, рекомендованных мне Кимом и Лиззи, была дочь заключенного в тюрьму австрийского социалиста. Она работала гидом для британских туристов из Рабочей ассоциации путешествий, и я участвовал в одной из ее экскурсий. Они были такими же, как и большинство других. Шёнбрунн[17], конечно, не был так же хорош, как наш замок в Лидсе, а где же можно было выпить чашку чаю? Но для обыкновенного мужчины и женщины они, конечно, были весьма пылкими социалистами и живо обсуждали все, что происходило в Австрии. Наша экскурсовод думала, что безопаснее всего подождать, пока мы доберемся до Венского леса и выйдем из автобуса. Получив от нее инструкции, мы стали вести себя как заговорщики, держались вместе, говорили пониженным голосом и наблюдали за посторонними. Здесь имеется сходство с историей, пересказанной в книге Патрика Сила8 о встрече социалистов-заговорщиков в Венском лесу, устроенной Кимом через австрийскую девушку для Гедди. Возможно, это была одна и та же девушка. Еще в моем списке был беженец из Берлина, проживающий под вымышленным именем. Но в то время как все эти друзья, по-видимому, представляли левое крыло и до некоторой степени предчувствовали то, что может принести им будущее, ни один из них не годился в кандидаты на роль советского разведчика, нацеленного на вербовку Кима Филби.

После двухдневной поездки в Будапешт по реке и заключительной недели во Франкфурте я вернулся в Англию. В сентябре 1934 года с работой было трудно. Кроме того, я слег с ангиной. Для моего выздоровления Дора Филби предложила домик, который сняла в Северном Уэльсе. Он выходил окнами прямо на живописную узкоколейку между городками Блайнай-Фестиниог и Портмадог. Здесь мы с матерью провели пару недель. Поезда, которые под воздействием одной лишь силы тяжести двигались на запад, прекратили движение к концу лета, и теперь до ближайшей дороги было полторы мили. Это было восхитительное место.

В последний день 1934 года я наконец нашел себе работу — в качестве копирайтора в фирме S.H. Benson Ltd9, одном из крупнейших рекламных агентств в Англии. Ким тем временем занялся журналистикой, приступив к работе в Review of Reviews. Мы оба начинали с четырех фунтов в неделю. Через пару месяцев мне уже платили пять фунтов; о карьерном росте Кима я никогда не слышал.

Но к тому времени у него на уме, по-видимому, вертелись куда более важные вещи…

Глава 3 Критический период

В течение последующих нескольких лет, вплоть до октября 1941 года, я был несколько меньше связан с Кимом, чем прежде или чем впоследствии. В моей жизни на первый план вышли работа, брак, война и многие другие события. Что касается Кима, то большую часть времени, начиная с 1937 года, он находился за пределами Англии. Этот период подробно описан в литературе о Филби, и я не намерен повторяться. Все, чем я могу поделиться с читателем об этом, очевидно решающем, этапе в жизни Кима, — это то, какое впечатление он производил в то время лично на меня.