Тим Милн - Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ. Откровения близкого друга и коллеги по МИ-6

• Название: Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ. Откровения близкого друга и коллеги по МИ-6
• Автор: Тим Милн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-227-06385-4

Автор настоящих мемуаров Тим Милн — друг и ближайший соратник агента советской разведки Кима Филби по МИ-6, секретной разведывательной службе Великобритании. Книга представляет собой откровенный в своих оценках рассказ о тридцатисемилетней дружбе, включившей десять лет тесной совместной работы, подробные воспоминания отношений двух близких людей, показанные как с личной, так и с политической стороны. Портрет крупнейшего шпиона КГБ, члена Кембриджской пятерки — самой сильной агентурной группы во время Второй мировой войны, по сути предателя своей страны, написан тем не менее без злобы и горечи.

---

Глава 3

Критический период

В течение последующих нескольких лет, вплоть до октября 1941 года, я был несколько меньше связан с Кимом, чем прежде или чем впоследствии. В моей жизни на первый план вышли работа, брак, война и многие другие события. Что касается Кима, то большую часть времени, начиная с 1937 года, он находился за пределами Англии. Этот период подробно описан в литературе о Филби, и я не намерен повторяться. Все, чем я могу поделиться с читателем об этом, очевидно решающем, этапе в жизни Кима, — это то, какое впечатление он производил в то время лично на меня.

Согласно принятому предположению, в некоторый момент после вербовки русскими Киму было приказано порвать с левыми взглядами и создать новый имидж человека, сочувствующего нацизму и фашизму; он вступил в Англо-германское товарищество, стал посещать официальные немецкие приемы и посетил Берлин. По поводу этих метаморфоз было опубликовано так много книг, что я даже готов им поверить, да и сам Ким подтверждает это во введении к своей книге. Ким, однако, пишет, что главной причиной была не столько «отмывка» его «заражения» левыми взглядами, сколько срочная задача сделать из него осведомителя об «откровенных и тайных связях между Великобританией и Германией».

Так или иначе, этот новый имидж, должно быть, в то время не произвел на меня слишком большого впечатления. Например, я совершенно забыл о деятельности Кима в Англо-германском товариществе и о его неудавшихся попытках издать финансируемый немцами отраслевой журнал, пока не прочитал об этом в октябре 1967 года в Sunday Times. Все это тем более странно, поскольку, как мне теперь напоминают, моя собственная сестра Анджела какое-то время фактически помогала Киму в работе над журналом. Она говорит, что, как только они подготовили материал для первого номера (который так и не вышел), значительную часть дня в конторе они с Кимом тратили на составление кроссвордов и т. п.

Политическая точка зрения Кима, конечно, подверглась определенному пересмотру. Он больше не придерживался явно левых взглядов и, судя по всему, пересматривал свои прежние позиции. Полагаю, что он, видимо, начинал более трезво смотреть на реальный мир. Я вполне мог это понять, поскольку сам работал в стенах частного предприятия, и мне это нравилось. Но я никогда бы не подумал, что он может превратиться в пронациста или профашиста. В период итальянского вторжения в Абиссинию осенью 1935 года он был решительно настроен против режима Муссолини и выступал против последующего соглашения Хора — Лаваля[18]. Не припоминаю, чтобы он говорил о ремилитаризации Гитлером Рейнской области в марте 1936 года, но, если бы он произнес хоть слово в одобрение таких действий, это произвело бы на меня сильное впечатление. Я помню, что в период вынужденного отречения от престола короля Эдуарда VIII он выражал поддержку монарху и был против политики премьер-министра Стэнли Болдуина, но это никак не было связано с предполагаемыми симпатиями Эдуарда к нацистам.

Предполагалось, что Киму пришлось несколько сгладить тон во время бесед со старыми друзьями. Без сомнения, он понял, что я сочту это весьма неубедительным. С другой стороны, во время наших встреч в 1935 и 1936 годах зачастую присутствовали и другие люди; если он придерживался со мной одной линии, а с другими, в более широком кругу, вел бы себя иначе, от моих глаз это бы никак не укрылось. Я действительно припоминаю одно из его тогдашних высказываний — не в компании — о том, что, хотя Маркс добился замечательного успеха в анализе экономических и политических сил, в целом он оказался не в состоянии предвидеть или дать какое-либо объяснение росту национализма. Я воспринял это утверждение как свидетельство того, что его взгляды по поводу марксизма подверглись существенному пересмотру; но, возможно, все это было частью плана по обеспечению скрытности операции.

Но кое-что все же стоит отметить. Существовала возможность, — которая с течением времени становилась все более вероятной, — что Великобритания и Германия вскоре будут втянуты в войну друг с другом. Русские проявили бы крайнюю неблагоразумность, если бы позволили Киму слишком явно обозначить свои немецкие симпатии. Хотя маловероятно, что после начала войны он, как и его отец, оказался бы фактически интернированным, что серьезно помешало бы ему просочиться в британскую разведку или правительство. Очевидно, ему нужно было постепенно «очистить» свое коммунистическое или марксистское прошлое. Определенное разочарование в левом движении и, возможно, политический цинизм в целом — вот что, наверное, оказало наибольшее влияние, и Ким действительно иногда давал это понять. Если бы русские действительно убеждали его занять прогерманскую позицию, причем не особенно скрывая своих намерений, может ли это служить признаком того, что, по их мнению, Великобритания и Германия будут сражаться в одном лагере — против Советского Союза? Я лично убежден в том, что утверждения о его якобы очевидном переходе на прогерманские позиции сильно преувеличены.

По поводу брака Кима и Лиззи ходили разные слухи. Некоторые говорят, что с самого начала брак был фиктивный — либо чтобы угодить русским, либо чтобы вытащить ее из Австрии. Другие утверждают, что брак был настоящим, но впоследствии по настоянию русских им пришлось развестись. Но когда их видели вместе, ни у кого не возникало ни малейших сомнений в том, что их брак настолько же реален, как и любой другой. Лиззи, вероятно, изменила образ жизни Кима даже больше, чем это обычно происходит в браке. Раньше он вел себя как закоренелый холостяк; насколько мне известно, у него никогда не было подруги. Теперь же в их семье царила атмосфера уюта, домашнего тепла и легкой богемности.

В 1935 году они поселились в Килбурне, неподалеку от дома его родителей на Эйкол-Роуд. Именно там я впервые познакомился с Гаем Бёрджессом. Он сразу произвел на меня впечатление — как, видимо, производил на всех, кого встречал в своей жизни. Я когда-то вынашивал теорию о том, что прообразом Бэзила Сила Ивлина Во отчасти стал Гай Бёрджесс, если при этом не обращать внимания на его гомосексуальные наклонности, однако там есть очевидные несовпадения. Ким и Лиззи назвали именем Гая свою небольшую собаку, когда раздумали назвать ее Менеликом — по имени знаменитого правителя Абиссинии; в общем, эти две клички использовались без разбора. Другим, даже более возмутительным персонажем, который несколько раз появлялся у них на квартире в Килбурне, был некий Том Уилли, еще один гомосексуалист и блестящий знаток античной классики, который учился в Вестминстер-скул и Крайст-Чёрч. Теперь он был в основном занят тем, что превращал военное министерство, где работал, в центр алкогольных оргий. Когда после нескольких лет терпение военного министерства все-таки иссякло, Уилли перевели в Управление общественных работ, где заявления и счета, проходившие через его стол, обеспечили богатое поле для создания хаоса среди канцелярских товаров, поступавших в Уайтхолл. Как и Бёрджесс, он щеголял своим гомосексуализмом. Хотя Ким знал Уилли еще по Вестминстеру, наверное, основную лепту в его воспитание внес все-таки Бёрджесс. Ким с изумлением узнал о подвигах и пьяных оргиях Уилли, и, надо сказать, он ему не особенно нравился.

Большинство же друзей Кима и Лиззи были людьми нормальными и вполне приличными. Сама Лиззи была очень общительной, да и Ким становился ей под стать; вообще, их квартира в Килбурне была весьма оживленным местом. Здесь я столкнулся с представителями так называемой «Срединной Европы». Среди них были австрийцы, чехи и венгры — одни в недавнем прошлом были еврейскими беженцами, другие уже некоторое время назад обосновались в Лондоне, — которыми старалась окружить себя Лиззи. Большинство из них, если не все, были приверженцами левых взглядов. Они, по-видимому, относились к типу людей, которых Ким, как теперь предполагалось, усиленно избегал. Но в то время он, конечно, этого не делал.

В феврале 1937 года, не добившись большого прогресса в журналистике, Ким уехал внештатным журналистом в Испанию. Теперь утверждают, что он якобы был туда направлен советской разведывательной службой, которая обеспечила ему и материальную поддержку. Удивительно, что Ким со всем его опытом (а заодно и учитывая опыт его советских работодателей) был почти что поставлен в тупик вопросом, который задал ему Дик Уайт1 из МИ-5 в 1951 году: кто оплатил эту поездку? Можно было бы ожидать, что на инструктаже у русских одним из главных пунктов станет безупречная финансовая легенда. Но в то время его решение попробовать свои силы в Испании казалось совершенно естественным. Если бы я вообще размышлял о финансовой стороне дела, то предположил бы, что Ким смог отложить немного собственных средств либо у кого-нибудь их занял. А может быть, ему помогли родители. Ведь многие из предыдущих поездок в Европу он совершил за собственный счет. Путешествия и проживание в большинстве европейских стран обходились весьма недорого. Также выдвигалось предположение о том, что в конечном счете Ким допустил серьезный просчет, не имея надлежащей газетной аккредитации для своего первого визита в Испанию. Не могу с этим согласиться. Я уверен, что, если бы он не оказался русским шпионом, никто не усмотрел ничего необычного в том, что в поисках журналистской фортуны он отправился именно в Испанию. В конце концов, эта его внештатная поездка с лихвой оправдалась: через три месяца он получил неплохое место в The Times.