Джулия Грегсон - Жасминовые ночи

• Название: Жасминовые ночи
• Автор: Джулия Грегсон
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-78891-0

Ах, какие красивые ночи в Каире! Ночное небо усыпано золотыми звездами, тонкий аромат жасмина, словно дурман, наполняет улицы, а где-то вдалеке едва слышно, как красавица Саба напевает мотив арабской песни своему возлюбленному. Только Саба знает, что эта ночь может стать для нее последней… Ведь именно ей, солистке военного оркестра, предстоит выполнить задание, которое повлияет на исход Второй мировой войны. Вот только хватит ли смелости, чтобы пойти на огромный риск?

---

– Красивые у тебя волосы. – Саба не могла оторвать глаз от своей новой знакомой. Арлетта была самой шикарной женщиной, каких она видела в своей жизни, а в этой ее пантомиме не было ни малейшего тщеславия.

– Ой, видела бы ты меня в прошлом году! – Арлетта оскалила зубы, проверяя, не окрасились ли они помадой. – В Валетте – это на Мальте – я зашла в салон, и там мне сделали перманент. А утром я проснулась и обнаружила, что половина моих волос осталась лежать на подушке. Представляешь? Я чуть не умерла от разрыва сердца.

Они засмеялись. Тут распахнулась дверь, и в гримерку ворвался толстый старик в белых перчатках, во фраке и больших лакированных полуботинках.

– Что я слышу? Знакомый колокольчик смеха! – Он поднял свои нарисованные брови.

– Боже мой! Малыш! – Арлетта вскочила и крепко обняла старика. – Я и не знала, что ты здесь. Мне никто не сказал.

Это знаменитый Вилли Уайз, – сообщила она Сабе. – Он работал в Брайтоне в группе «Агли Систерс». Мы вместе ездили в Северную Африку и на Мальту. Верно, мой сладкий?

А эту красавицу, – добавила Арлетта, – зовут Саба Таркан. Ты кто, милая? Субретка?

Саба ответила, что ее, возможно, возьмут на место певицы по имени Эльза Валентайн. Ее собеседники вытаращили глаза.

– Ого! – воскликнула Арлетта. – Ну и ну, значит, ты хорошо поешь. До меня дошли слухи, что в Тунисе у нее был срыв.

Саба похолодела.

– Из-за чего?

– Ой, я не помню, – ответила Арлетта. – С такими, как мы, это часто бывает. Многие остаются на обочине. Это…

– Ладно. – Вилли поднял руку, останавливая поток ее слов. – Не надо списывать ее со счетов. Меня послали за вами обеими. Ну-ка, лыжи в руки, коньки под мышку и марш в зал. Скоро ваша очередь.

Они опять шли по полутемному коридору. Впереди них шествовал надменный, щеголевато одетый блондин.

– Да, мой дорогой, я вернулся, – говорил блондин своему спутнику в военной форме. – После ярких огней я чувствую себя кротом, но что поделаешь. – Его спутник что-то промямлил в знак сочувствия, а блондин томным жестом откинул со лба прядь волос. – Ох, она была просто ужасна, – заверил он. – Ежеминутно жаловалась на все. И она отнюдь не настолько талантлива, как о себе возомнила.

Арлетта ткнула Сабу в бок и передразнила манерную походку блондина. Вот он открыл дверь зала. Сердце Сабы лихорадочно заколотилось. Ох, Иисусе Христе, Дева Мария и Святой Иосиф, что сейчас будет?! Ведь это сцена знаменитого Королевского театра! Через считаные минуты ее ждет триумф или позор. Когда ее глаза привыкли к полумраку, она увидела, что сцена, кое-как разгороженная для прослушивания, выглядела до обидного маленькой – не такой, как она себе представляла, а намного меньше. Огни рампы не горели, все казалось призрачным и жутковатым. «Но нет, это не имеет значения! Что бы там ни было, – сказала она себе, – но я до конца жизни буду помнить эти минуты. Сейчас я буду петь и танцевать на этой сцене, и это само по себе уже кое-что значит!»

Блондин чопорно свернул свой плащ и положил на кресло позади себя. Он курил сигарету и что-то настойчиво говорил трем мужчинам в военной форме, которые сидели в партере среди пустых рядов кресел. На многих креслах до сих пор оставались следы той роковой бомбежки – известковая пыль и мелкие обломки кирпича.

В четырех рядах от них сидела бледная девушка в балетных туфлях; ее пальцы судорожно сжимали черную сумку. Возле нее примостился старый комик, молчаливый и задумчивый.

– Ну что? Начинаем? – прозвучал из партера бесстрастный голос. – Сегодня нам нужно много всего сделать. Старина Вилли, ты первый. Давай!

Рядом с тремя мужчинами заняла место стенографистка с блокнотом. Зазвучала музыка – трубы, свистки и нелепые, потешные тромбоны. На сцену выскочил старина Вилли в своих лакированных туфлях и закричал:

– Ну, вот мы и приплыли!

Арлетта крепко стиснула руку Сабы, вонзив ногти в ее ладонь.

– Вилли просто необходимо, чтобы его взяли, – прошептала она в полутьме. – Несколько месяцев назад у него умерла жена. Они прожили вместе тридцать четыре года. Старик раздавлен горем.

Вилли неуклюже опустился на артритное колено и дрожащим голосом запел «Миссисипи»[33]. Молчание аудитории показалось Сабе оглушительным – ни смеха, ни аплодисментов. Не имел успеха в партере и его следующий номер – коронный, как шепотом сообщила Арлетта: безнадежно искаженная версия детских стишков под названием «Крашеная Тапочка и Сорок Разбойников».

Зато Арлетта смеялась от души; к ней присоединилась и Саба. Вилли был действительно забавным.

После следующей шутки, про женское трико до колен и его полезные свойства – «раз – и его уже нет» – за оркестровой ямой встала призрачная фигура и спросила:

– Мистер Уайз, надеюсь, вы понимаете нашу линию в отношении пошлости?

– Простите? – Нервно моргая, старый актер подошел к рампе.

– В случае, если вас утвердят, вам придется давать нам на одобрение все сценарии. Мы четко знаем стандарты, по которым хотим жить. Надеюсь, вы тоже.

– Сэр, все своевременно и правильно. – Вилли стоял в синеватой дымке и напряженно улыбался. – Я понял предупреждение. – Щелкнув каблуками, он отсалютовал; трудно было понять, то ли он сделал это в насмешку, то ли просто от испуга.

Бледная девушка встала с кресла, сняла твидовое пальто и осталась в балетной пачке цвета морской волны. У нее оказались длинные ноги и замечательно красивые руки. Она порхнула на яркий свет и встала на сцене, вопросительно подняв очень тонкие брови. На ее бледном лице застыла напряженная улыбка.

– Янина де Вер. Я из Уэллс-Садлера, может, вы помните? – В ее звучном голосе слышались слабые следы Манчестера.

– Чем вы нас порадуете, мисс де Вер? – прозвучал вопрос из партера.

– У меня обширный репертуар, в нем есть и чечетка, и греческие танцы. Я очень многосторонняя танцовщица.

– Ох ты какая, – пробормотала Арлетта.

– Что ж, пожалуй, что-нибудь короткое. Не будем тратить время.

Мисс де Вер прокашлялась и встала лицом к кулисам. С заискивающей улыбкой кивнула женщине в военной форме, и та опустила иглу на граммофонную пластинку. Зазвучала надрывная и слащавая мелодия. Танцовщица прыгала по сцене, кружилась вихрем, с легким топотом пробежала вдоль края сцены, держа ладони над глазами, словно отчаянно кого-то искала. Руки, длинные и тонкие, шевелились, словно морские водоросли. В завершение своего номера она выполнила серию безупречных сальто, испачкав ладони пылью, села на шпагат и направила полный триумфа взгляд за огни рампы.

– Неплохо. Благодарю вас. Следующий, – прозвучал из партера все тот же бесстрастный голос.

– Саба Таркан. Пожалуйте на сцену. Скорее! Поторопитесь!

Доминик, незаметно пробравшийся на верхний ярус театрального зала, встрепенулся, напряг зрение и направил его на певицу. Сестра передала ему слова Сабы, но он оставил их без внимания – ему хотелось еще раз послушать, как она поет. А еще он хотел доказать себе – кому же еще? – что сможет добиться ее, если захочет.

Он попал в театр, сунув полкроны добродушному швейцару, и тот пожал ему руку и сказал: «Мы многим вам обязаны, парни». В бумажнике лежало ее письмо, в котором она написала, что рассчитывает приехать 17 марта на прослушивание в Королевский театр на Друри-Лейн.

Саба прошла между рядами кресел и поднялась на сцену. Со спины она в своем красном платье казалась очень юной и хрупкой, и Дом снова восхитился ее фантастически прекрасной осанкой и гордой поступью. Такая манера держаться сама по себе говорила о многом – мол, поглядите на меня, я достойна вашего внимания.

Он уже слышал ее смех, громкий и заразительный, когда выступал старый комик. Если она и робела перед своим номером, то явно не хотела это показывать.

Его она не видела. Она стояла в неярком круге света, улыбалась темным силуэтам в партере и думала: «Вот он, этот миг». Хмурый аккомпаниатор взял ее ноты. Она прокашлялась, и в этот момент ей почему-то вспомнился Карадок Джонс, ее старый учитель пения. Он дал ей много советов, как раскрыть глотку, как расслабиться и вытянуть высокие ноты. «Я хорошо тебя учу, – говорил он. – Тебе не придется беспокоиться за свою диафрагму и дыхание, все у тебя получится». Но чаще всего, помимо обучения технике пения, он внушал ей, что певица не должна робеть и что храбрость – залог успеха.

Она пришла к нему в тринадцать лет, хорошенькая и робкая, но уже знавшая себе цену – до этого она уже победила на двух конкурсах пения, которые устраивал молодежный клуб в Риверсайде. Тогда она прощебетала «О, крылья голубки», не сомневаясь, что учитель восхитится ею так же, как и остальные.

Но толстый и неопрятный Карадок, в прошлом, до запоев, знаменитый оперный певец, не выразил ни малейшего восторга. Он немного послушал ее и спросил:

– Знаешь, что общего у всех плохих певцов?

Когда она ответила, что не знает, он захлопнул крышку фортепиано и встал.