Вадим Арбенин - Предсмертные слова

• Название: Предсмертные слова
• Автор: Вадим Арбенин
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7784-0427-4

Книга эта — удивительно бережно и тщательно собранная коллекция предсмертных высказываний людей разных стран и эпох. Среди них властительные правители — римские императоры, европейские короли и русские цари; знаменитые священники — римские папы и реформаторы. Конечно, много здесь представителей литературы и искусства — от Овидия до Набокова, от Микеланджело до Пикассо. Не обойдены и философы — от Платона до Ницше. Попали в книгу и знаменитые красавицы, не всегда с самой безупречной репутацией, и преступники, и просто безымянные люди, сказавшие перед смертью что-то особенное.

Чтение этой книги — удивительное путешествие по людским душам во времени и пространстве.

---

И для ГЕОРГИЯ АПОЛЛОНОВИЧА ГАПОНА, знаменитого демагога, нашлась верёвка — обыкновенная верёвка для сушки белья. Бывший священник полтавской кладбищенской церкви, петербургского сиротского приюта и пересыльной тюрьмы, кандидат богословия и одновременно платный агент охранного отделения департамента полиции, идейный вдохновитель шествия рабочих к Зимнему дворцу для вручения петиции царю-батюшке, он был приговорён этими рабочими к смертной казни. Отец Георгий, эта «тёмная лошадка в поповской рясе», не только подвёл под царские пули мирную манифестацию рабочих 9 января 1905 года, но и выдал полиции боевую организацию эсэров и её руководителей. А заодно прикарманил деньги членов своего «Собрания русских фабрично-заводских рабочих», почти 25 тысяч рублей, большие деньги, надо сказать, по тем временам. «Безгрешными бывают только последние дураки», — объяснялся отец Георгий со своим помощником Петром Рутенбергом. И тот обманным путём завлёк «героя 9 января» на пустующую дачу вдовы полицейского чиновника Зверницкого на станции Озерки, под Петербургом, чтобы вершить там над ним суд, вернее, самосуд. «Ты знаешь, что предателю Тихомирову царь подарил серебряную чернильницу с надписью „За полезную службу“?» — спросил Гапона Рутенберг. «Ну и что?» — беспечно ответил тот. «Да и ты, пожалуй, серебряную чернильницу получишь». Гапона передёрнуло: «Что ж! Можно будет в ломбард заложить…» И в это время в комнату ворвались рабочие, участники январских событий в «Кровавое воскресенье». С криком «Иуда! Предатель!» они набросились на Гапона и по какому-то безмолвному уговору накинули ему на шею петлю. Гапон, уже задыхаясь, хрипел: «Братцы… миленькие… Постойте!.. Дайте последнее слово…» И ему всё же дали сказать предсмертное слово: «Братцы, братцы!.. Пощадите… родные мои… Простите меня… во имя прошлого», — взмолился «заурядный поп-расстрига с непомерной амбицией пророка Отечества». — «Не надо! Всё, что вы слышали, неправда! Я сделал всё это ради бывшей у меня идеи…» Ему набросили на шею верёвочную петлю-удавку и вздёрнули на крюке вешалки в прихожей. Через несколько минут Гапон умер. Было 7 часов вечера вторника, 28 марта 1906 года. Труп сняли, положили на пол и накрыли его шубой — он пролежал на даче больше месяца, до наступления тёплых дней. Обрезанные волосы расстриженного священника разобрали потом меж собой рабочие и хранили их как реликвию.

Некий аббат МОРЛЕ, которого толпа разгневанных простолюдинов в дни Великой Французской революции подвела к уличному фонарю, чтобы вздёрнуть его на нём, с усмешкой спросил их: «А что, тогда он будет гореть ярче?»

«Проклятье!» — этим ругательством встретил поражённого священника умирающий безбожник ШАРЛЬ БОДЛЕР, один из «проклятых поэтов». Кто позвал попа к вечному бунтарю, фанфарону с закоснелыми пороками, который уже не держал перо и почти не мог внятно говорить? Никто не знал. Отчаянные его попытки произнести хоть что-то рождали односложные слова «здравствуйте», «привет», «очень хорошо», «прощай» вперемешку с привычным ругательством «проклятье». До того как Бодлер испустил последний вздох в парижской лечебнице, его всё же причастили, и умер поэт спокойно, без мучений, и явил присутствующим умиротворённое лицо человека, преуспевшего в жизни и бесстрашно ушедшего в мир иной. Легенда гласит, что перед самой смертью у постели больного сидела его былая возлюбленная, знаменитая куртизанка Аполлония Сабатье, и играла для него на фортепиано отрывки из «Тангейзера» Рихарда Вагнера, музыка которого была для поклонника Нирваны сродни наркотику.

Скрипач и органист ЖАН ФИЛИПП РАМО, придворный композитор французского короля и самый знаменитый музыкант Европы своего времени, прослывший, правда, чудаком и нелюдимом, тоже отказывался принять духовников у своего одра. Но один священник пришёл и долго разглагольствовал, но ничего путного добиться от умирающего не мог. Неожиданно тот яростно воскликнул: «Кой чёрт пришли вы сюда петь мне, господин священник? У вас фальшивый голос!» И «умер со стойкостью», — как писала столичная газета.

Племянник «старого грешника» ВОЛЬТЕРА, аббат Миньо, пригласил к смертному одру дяди аббата Готье, приходского кюре и его преосвященство маркиза де Вийета, дабы вернуть умирающего безбожника в лоно церкви. «Фернейский мудрец и отшельник» не узнал или сделал вид, что не узнал ни того, ни другого, ни третьего. Кюре кричал ему в ухо: «Месье Вольтер, верите ли вы в божественность Иисуса Христа?» — «Во имя истинного Бога-творца, никогда не говорите мне об этом человеке… Дайте мне умереть спокойно». Потом обратился к стоявшему возле его кровати слуге: «Прощай, дорогой Морен, я умираю». Вслед за этим наступил мгновенный конец. Парижские духовные власти дали ясно понять, что не допустят похорон «бога французского неверия» и «мастера дьявольского смеха» в Париже. Того же следовало ожидать и от епископа Аннеси в поместье Вольтера в Ферне. Тогда ночью его племянник аббат Миньо усадил мёртвого Вольтера — в тёплом халате и ночном колпаке — в карету, словно бы живого пассажира, и через двенадцать часов бешеной скачки доставил его в своё аббатство Сельер, в Шампани, где тайно совершил церковный обряд и похоронил своего великого дядю под плитой монастырской церкви.

«Никакого причащения!» — этими словами ИСААК НЬЮТОН встретил Закария Пирса, настоятеля прихода святого Мартина-в-полях, что в Кенсингтоне, даже не дав тому раскрыть рот. Великий английский физик, математик и философ сидел полураздетым на кровати и читал утреннюю газету «Daily Current». Читал без очков — и это-то в 85 лет! Позднее его навестил доктор Ричард Мид, который пользовал Ньютона от каменной болезни, и имел с ним продолжительную беседу. Потом пришёл племянник Джон Кондуитт, который нашёл прославленного дядю неожиданно свежим и отдохнувшим, торжественным, притихшим и почтительно скромным, как оказалось, в преддверии встречи с ещё одной великой тайной Вселенной. «Вы прекрасно выглядите, — похвалил он его. — Я вас таким не видел уже много лет». — «Я это ощущаю и сам, — с улыбкой ответил ему Ньютон. — Впервые за много лет я проспал всю ночь, с одиннадцати часов до восьми, не просыпаясь». Но к вечеру этого дня Ньютон неожиданно потерял сознание, которое к нему уже не вернулось. Великий англичанин, рассеянный и неопрятный, но щедрый и сердечный, «ребёнок, игравший на берегу океана неоткрытых истин», которого осенило, когда рядом с ним в Вулсторпском саду упало яблоко, скончался в ночь с воскресенья на понедельник, 20 марта 1727 года. Скончался без причащения. Ньютон прожил долгую и славную, но одинокую холостяцкую жизнь.

На вопрос жены Ефросини, нужен ли ему священник для исповеди, знаменитый французский мыслитель и теоретик анархизма ПЬЕР-ЖОЗЕФ ПРУДОН, верный своим принципам, отрицательно покачал головой и ответил: «Лучше я исповедуюсь перед тобой». Но умер «великий иконоборец» без исповеди. Перед его домом на улице Гранде в Париже собралась внушительная толпа в шесть тысяч человек, в основном рабочих. И тут неожиданно из соседнего переулка появился полк солдат во главе с полковником — они возвращались после учений к себе в казармы. Когда полк поравнялся с домом, кто-то из толпы крикнул: «Барабаны!» И полковые барабанщики пробили «зорю». Так, по иронии судьбы, государство отсалютовало барабанным боем «первому из анархистов», своему противнику. После Прудона осталось крылатое выражение: «Всякая собственность есть кража».

«Теперь вы на пороге смерти и долго не протянете, а всякий, кто не верит в Иисуса Христа, обречён на проклятие!» — пригрозили церковники ТОМАСУ ПЕЙНУ, «презренному атеисту, погрязшему в грехах», человеку без отечества и блистательному литератору, «без пера которого шпага Джорджа Вашингтона не была бы столь победоносна». Беспомощный и обессиленный болезнью, Пейн, хотя и с великим трудом, но всё же приподнялся на локте и ответил им: «Давайте-ка без этих ваших папистских штучек. И убирайтесь. Желаю вам доброго дня. Доброго вам дня». Доктор сделал последнюю попытку выколотить из него признание: «Вы веруете? Или позвольте мне поставить вопрос по-иному: вы веруете, что Иисус Христос — сын божий?» Прошло несколько томительных минут, прежде чем Пейн «с нажимом и ударением» ответил: «У меня нет никакого желания веровать в это». Потом прошептал ещё несколько неразборчивых слов и спокойно умер. Пейн первым ввёл в обиход название новой страны «Соединённые Штаты Америки».

«Хорошо, хорошо, я сделаю, как вы говорите», — отбивался от духовника один из величайших французских композиторов эпохи барокко ЖАН БАТИСТ ЛЮЛЛИ. Церковник, посетивший Люлли перед смертью, требовал в знак раскаяния в греховной деятельности музыканта сжечь партитуру его последней оперы «Триумф любви». Флорентиец по рождению, бывший поварёнок герцога Гиза, Люлли дослужился при дворе Людовика Четырнадцатого до поста капельмейстера оркестра «16 скрипок короля», который затмил большой оркестр «24 скрипки короля». Однажды, разучивая «Те Deum», назначенный к исполнению по случаю нездоровья Людовика, он так увлёкся, что поранил себе ногу дирижёрской палочкой. Неосторожность эта повела к серьёзной болезни, а нежелание Люлли сделать операцию стало причиной его смерти. «Я исполню вашу волю», — повторил он духовнику и обманул его, заблаговременно скрыв расписанные на голоса партии «богомерзкой» оперы «Триумф любви».