Николай Прокудин - За речкой шла война…

• Название: За речкой шла война…
• Автор: Николай Прокудин
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-227-06441-7

Действие разворачивается в канун перестройки в забытом богом пыльном и грязном провинциальном гарнизоне, затерянном в песках Туркестана в период войны в Афганистане. Городок расположен на задворках Советской империи: беспросветная тоска, множество бытовых проблем, сложные межнациональные взаимоотношения, служебный тупик для младших офицеров, полное отсутствие дальнейших перспектив… Рассказ может показаться выдумкой, насмешкой или даже глумлением над армией. Такого, мол, во времена построения социализма не могло произойти, а моральный облик советских людей всегда был образцовым. Увы, хотите – верьте, хотите – нет, но всё изложенное на этих страницах – чистейшая правда.

Жизнь офицеров и их семей – это и комедия, вплоть до фарса, и драма, вплоть до настоящей трагедии с шекспировскими страстями. Всего понемножку. Но все это было… О чем повествование? О том, чего нужно стыдиться, и о том, чем можно гордиться, – как посмотреть. Суть произведения – не все золото, что блестит, а среди «разгильдяев» встречается немало надежных и порядочных ребят. Главный герой лейтенант Никита Ромашкин в этом гарнизоне служит, живет, влюбляется и веселится. В конце концов почти все участники повествования попадают на войну, которая идет рядом, за речкой, в Афганистане…

Слог автора эмоционален и ярок, стиль отличается удивительной живостью. Советуем прочитать молодежи, чтобы знали, ветеранам-афганцам, чтобы вспомнили, и всем, всем, всем, кто любит хорошие книги.

---

Оп! Жив, курилка! Тело хрипнуло, закашлялось до слюней, приподнялось и даже село на кровати. Отвратное тело, честно сказать! В трусах и майке, исхудавшее до синевы. А запах! Перегар плюс кисло-прелый пот. Борода. Не щетина, нет. Уже полноценная борода. «Давно сидим, отцы?»

– Ты кто? – Никита чуть отвернулся, чтобы «аромат задов» от этого… существа прошел от него по касательной. – Иванников? Ты Иванников? Майор?

– Пинчук я. Бывший прапорщик Пинчук.

– Пень-чук? Чук и пень. Взять его, хлопцы! На гауптвахту! Там разберемся, что за пень! – распорядился Никита.

– Не имеете права! Уволен с военной службы в прошлом годе! Не пойду на «губу». Я вольный казак! – Слово «вольный» существо Пинчук выдохнуло аккурат в лицо Никиты. Не получилось увернуться, чтоб хотя бы по касательной.

– Скот ты смердючий, а не вольный казак! – озлился Никита. – Да нет, скоты и те живут в лучших условиях.

Сильно кавказский боец Магометов из-за спины Никиты высокомерно буркнул на своем тарабарском что-то типа «говно».

– Молчать, боец! – окоротил Никита. – Я говорю! Команды «голос» не было!.. Кем работаешь, Пинчук? Где?

– Никем и нигде! Я свободный человек, скиталец. Странник.

– Ну да?! И что ты, скиталец, делаешь в закрытом гарнизоне?! Если уволен с военной службы, а?! Больше негде скитаться?!

– А негде, негде! Туточки меня хоть милиция не заметёт. Мне туточки хорошо.

Всё-таки до чего ж широкое понятие – «хорошо»!

– Семья твоя где, зассанец? Есть семья? Жена?

– Какая семья, ты чо?! Один я… Жена была. Ушла. Три года уже как. И детей увезла. В Расею… А мне в Расее делать нечего. Здесь мой дом. Двадцать пять лет отслужил, оттрубил в Педжене, тут и схоронят! Нету семьи! Никого нету!

Действительно, какая семья?! Какая жена?! Распоследняя бродяжка-синюха рядом и вместе с таким не ляжет – даже из пьяной жалости. Мочой от него – как из привокзального сортира!

– Хоть бы матрас подстелил поверх пружин! – чтобы что-то сказать, проворчал Никита.

На стальной кроватной сетке валялась старая рваная шинель.

– Был матрас! Сперли, сволочи! Неделю назад. Найду кто – нюх начищу!

Во-во. Нюх. Начистит он!

– Кому твой матрас нужен! Вонючка!

– Ты, это, лейтенант… слова выбирай! А то щас и тебе нюх начищу! Думаешь, я тут один такой? Нас много шхерится по городку. Ехать мужикам некуда, не на что и незачем. Живём мало-помалу, хлеб жуём.

– Живём? Это ты называешь жизнью?

– Послужи тут лет пятнадцать, и посмотрим, каким станешь. Могет, тож опустишься. – Существо потеряло интерес, снова улеглось на кровать и зарылось в тряпье.

Никита махнул на существо рукой. Вот не было у него хлопот – доставлять гражданского, если на слово ему поверить, на «губу». Да и Пинчуком назвалось существо, не Иванниковым. А лейтенант Ромашкин получил приказ насчет майора Иванникова, никак не насчет прапорщика Пинчука. Ну его. Пошли отсюда!

Прошли… Обошли еще с дюжину подобных вместилищ той или иной степени загаженности. Обнаружили ещё с полдюжины субъектов той или иной степени деградации. М-да, такие могли и на пинчуковский матрас покуситься, могли. Переходящий матрас имени Советской Армии, тёплыми изблевавшей чад своих из уст своих!

Майор Иванников среди «чад» так и не нашелся. Всё, бойцы, отбой. Свободны. Перекур и на обед. Если кусок в горло полезет после насыщения эдаким амбре. Фу, аж подташнивает!

– Товарищ подполковник! – доложился Никита. – Иванникова… не нашли!

Вот блин, жди очередного разноса!

– Плохо! – констатировал Хомутецкий. И конкретизировал: – Плохо начинаешь службу, лейтенант! Элементарное поручение и… Плохо, очень плохо! Шагом марш!

– Куда?

– Отсюда!

Вот блин, элементарное поручение! Сам бы попробовал, командир!

– Да, лейтенант! – в спину дослал Хомутецкий. – Иванникова больше не ищи. Он сам явился. Через пять минут как ты ушел.

Вот блин!!! Ну куда это годится?! Никуда это не годится! И что, вот тут и так – годы и годы?! Прощайте, молодость и карьера. Судьба-злодейка, за что ты лейтенанта Ромашкина?!

Ну не люблю я тебя, лейтенант, не люблю! – злорадно и ехидно ответила судьба.

Жена уехала от него через несколько дней. Поначалу (то бишь эти самые несколько дней) пыталась перетерпеть тяготы неустроенного быта, часами сидела, глядя в окошко, думу думала. Наконец собрала вещи, объявила, что ей нужно ехать прерывать беременность, а там и сессия не за горами. Разлука укрепляет любовь. Сам выбрал этот округ. А она домой хочет, к маме. Большой привет! Не скучай…

Никита поначалу даже где-то обрадовался. Сам же начинал тяготиться – развестись, что ли? Теперь всё разрешилось как бы само собой. У нас нет намерений, мы следуем за обстоятельствами.

Однако обстоятельства – не сахар. Он уходил с утра в казарму и возвращался домой только спать. Иногда и не возвращался, ночевал в роте. А что делать в пустой квартире? Да и не пустой вообще-то! Зампотыл Зверев подложил свинью. В квартире, где Ромашкину выделена комната, оказывается, проживало ещё и семейство уволенного капитана. Уволенный капитан Карпенко всё сдавал и сдавал должность, но его не рассчитывали и не рассчитывали. Потому что капитан Карпенко всё ротное имущество частично разбазарил, частично пропил. Теперь покрывал недостачу по ночам: что-то где-то добывал, а утром сдавал по накладным на склад. Семейка в количестве четырёх человек голодала. Дети днем питались в школьной столовой, а вечером смотрели несчастными глазами на родителей, шарили по кастрюлям, стучали ложками, гремели тарелками.

Никита вскоре после отъезда жены получил контейнер с вещами от родителей: холодильник, стиральную машину, старенький телевизор, кресло и несколько заколоченных ящиков, в которых обнаружились картошка, лук, грибы, солёные огурчики в банках, варенье, тушенка, крупы. Отлично! Хоть изредка можно будет самому покухарничать, а не в столовке язву желудка наживать.

Ночи уже стояли на удивление промозглые и прохладные. Днем – пекло, а ночью – холодрыга. Его пятый этаж продувался через щели рассохшихся оконных рам и дверей. И вот открытие: батареи отопления имели место быть, висели на стенах, но парового отопления как такового по проекту вообще не предусматривалось. Туркестан ведь! Жара! И гарнизонная котельная отапливала казармы, а для пятиэтажек в городке подразумевалась только горячая вода. На самом деле и холодная вода выше второго этажа почти не поднималась – не хватало напора старенькой водокачки. Горячей воды не было вовсе.

Из-за вечной мерзлоты лишь две из трех комнат в квартире были обитаемы. В одной – Ромашкин и тараканы. В другой – семейство Карпенко и, наверное, тоже тараканы. Изредка к Никите приходил полосатый котяра. Не тот ли, что пуганул его на пороге «гадючника»? Вроде тот. Похож. Котяра с энтузиазмом охотился на тараканов, за что Никита простил ему вероломно сожранные сосиски. Запирал на ночь в комнате вместе с собой: охоться на здоровье, полосатик! Уж лучше мягкие «топы-топы» в темноте, чем насекомное шуршание.

Пришедшие багажом шмотки стояли в третьей, дальней комнате. Что-то распаковал, до чего-то руки не доходили. У него не доходили, а у кого-то дошли. Обнаружил, что один из ящиков вскрыт: крышка оторвана, но аккуратно приставлена обратно. Заглянул внутрь – пусто. А вроде должна быть картоха. Никак соседи подсуетились. Ругаться с ними? Дети голодные…

– Сосед! Сосе-ед! – позвали с кухни. – Ромашкин! Никита!

Ну, он сосед, он Ромашкин, он Никита. Чего надо-то? Мало того, что обнесли, так ещё и зовут! Весело им!

– Лейтенант! Иди к нам! Присоединяйся! А то совсем отощал, покуда укреплением воинской дисциплины занимался!

Зовут – надо идти. А надо? Так ведь… зовут.

На кухне в центре стола стояла бутылка водки. Ещё тарелки с закусками и большущий казан картошечки с тушёнкой.

– Сан Саныч! Откуда такое богатство? – не без деликатной фальши удивился Никита.

– Чудак ты! – не моргнул глазом бывший капитан. – Это ж всё твоё! Кроме водки, заметь, кроме водки! Думаем, так и так гибнет добро. Решили, чем можем, поможем! Ну? Пьём и закусываем?! Держи огурчик! И помидорчик! И капустку! Грибки, картошечку! Рюмочку, а? Или стаканчик?

– За что выпьем? – поднял рюмку Ромашкин.

– А выпьем мы, дорогой сосед, за скорейшее возвращение на Родину. Чтоб этому Туркестану ни дна ни покрышки! Пропади он пропадом, треклятый!

– Грустно. Ладно, за возвращение так за возвращение… – Глыть! – А второй тост я предлагаю за нас. За дружбу и взаимовыручку между соседями. За сосуществование.

– Вот это дело! И пусть наше сосуществование будет недолгим! Не более месяца! – пожелал самому себе Карпенко. – Нет, ты пойми меня правильно, я не про тебя! Просто надоело, понимаешь, бедовать тут! Не живём, а существуем! Сосуще…ствуем. Нет, ты прикинь, почти полгода как из армии турнули, а уехать на ридну Украйну никак!