Игорь Гриньков - Периферия, или Провинциальный русско-калмыцкий роман

• Название: Периферия, или Провинциальный русско-калмыцкий роман
• Автор: Игорь Гриньков
• Издательство: ЗАОр «НПП «Джангар»
• Жанр: Проза
• Год: 2009

«Периферия, или провинциальный русско-калмыцкий роман» — четвертая книга писателя Игоря Гринькова, изданная в ЗАОр «НПП „Джангар“ (г. Элиста). В 2005 он дебютировал в „НПП „Джангар“ литературно-документальной книгой „Очерки судебного медика. Опыты эксгумаций“. В 2006 году там же выпустил вторую литературно-документальную книгу „Хроники судебного медика — 2“.

---

Самосознание любого народа зиждется на мифах. Разрушь их, и потеряна твердь под ногами, лишь зыбучий песок заструится.

Почему-то французы берегут миф о Жанне д, Арк, хотя по большому счету Орлеанская девственница была сумасшедшей. Но для французов она святая, Спасительница нации, и попробуй кто-нибудь бросить в нее камень!

Американская голливудская пропаганда создала миф о благородных пионерах, покорителях Дикого Запада. А в реальной жизни эти покорители ходили обвешанными скальпами и отрезанными ушами убитых индейцев; в факториях хорошую цену давали за этот товар.

Френсис Дрейк успешно пиратствовал, топил испанские галеоны, груженные золотом, и резал глотки испанским корабельным командам. Но поделился с короной и получил титул Сэра и адмиральский кортик. И памятник ему стоит в центре Лондона.

А у нас и нормальной истории, оказывается, не было, а если, что и было — то глупость, нелепица и кровь! И русские — рвань, пьянь, рабы и лодыри! Не помнят, а, скорее, специально не вспоминают, поганцы, что при Иоанне Грозном за все годы опричнины народу извели меньше, чем вырезали гугенотов только за одну Варфоломеевскую ночь в Париже и других городах Франции. И костры инквизиции, пожиравшие в своем огне еретиков и ведьм, горели не в России, а в Европе. Непонятно тогда становится, как такой пустейший, неполноценный народишко прошел и освоил всю Сибирь, Дальний Восток до берегов Тихого океана и победил фашизм?

Походя, некрофилы прошлись по русской классической литературе, разворошили погосты, поплясали на гробах усопших, помочились вонючей струей на разбросанные кости. Господа! Прежде чем гадить, попробуйте написать что-нибудь равноценное пушкинскому «Станционному смотрителю», гоголевской «Шинели», толстовским «Казакам». Или бунинским «Темным аллеям», купринскому «Гамбринусу», чеховской «Палате № 6»!

Видите ли, слишком идеологизирована была, на их взгляд, эта литература! Да, у русской литературы была идеология — гуманизм, сострадание к «маленькому» человеку. И в советской литературе крепкие писатели были, если выбросить из нее литературу секретарскую, пропагандистские агитки и прочую шелуху. Достаточно вспомнить Есенина, Булгакова, Шолохова, Катаева, Нагибина, Айтматова. Шукшина, наконец. Это те, кто сразу пришел на ум. В действительности их гораздо больше.

Ты, Герля, вспомни лица тех, прежних. Чахоточный румянец на щеках и глаза, полные боли. А у нынешних — оловянные бельма на самодовольных, но вполне европейских фейсах.

— По-моему, ты мизантропически смотришь на мир, Олег Николаевич, — пробормотала Герел, — есть ведь и положительные моменты.

— О каких положительных моментах ты говоришь, дитя мое неразумное!? — вскричал Олег, — вспомни всю хронологию событий.

Сначала дезориентировали людей, внушили им, что базар решит все проблемы страны. «Младореформаторы» называли его, базар, на псевдонаучном языке государством с рыночной экономикой. Потом впарили каждому бумажку, именуемую ваучером, с которой даже в туалет не сходишь. Это, дескать, твоя доля в национальном достоянии, дорогой соотечественник! Мало? Так ты и на это не работал!

Потом в наглую, на глазах всего честного народа, растащили по секретным спискам все добро, которое создавалось несколькими поколениями советских людей, объявили себя «новыми собственниками». А когда обескураженное население стало понимать, что его элементарно наеб…ли, то ему популярно объяснили: «Кто же виноват, что ты воровать не умеешь!»

И почувствовал народ, что в своей собственной стране он стал лишним и ненужным, балластом, одним словом. Да и страна, вроде как, чужая, холодная, непонятная, опасная для существования. А сами они в ней — холопы при новых барах, тех, которые из грязи в князи повылазили.

В прошлом году один политический труп женского пола, столичная штучка, ура-демократка по фамилии Хаман… тфу! — прямо заявила по телевизору, что сорок процентов россиян являются непосильным балластом для государства. А как поступают с балластом? От него избавляются. Каким же образом? Оказывается, не надо никаких газовых камер и крематориев (эхо холокоста еще будоражит умы мировой общественности) или высылки в Сибирь (везде одинаково «хорошо»)! Достаточно лишить основную массу людей доступной бесплатной медицинской помощи, реальной, а не цинично смехотворной, социальной поддержки, давать зарплату и пенсию, которой хватает только на хлеб и воду, и они сами, миленькие, лет эдак через пять-десять вымрут.

Вот и останется тогда в свободной России потребное количество полезного населения, достаточного для эксплуатации газовой и нефтяной трубы, для обслуживания нужд настоящих хозяев, для пополнения чиновничьей армии и армии опричников, защищающих чиновную касту от всяческих политических экстримов.

— Олег, это в тебе говорит водка, — почти прошептала Герля.

Олег вяло парировал:

— Водка на определенном этапе стимулирует красноречие, но потом глушит сознание. Я сам бы только радовался, если сказанное было лишь плодом моего пьяного воображения. Но, к сожалению, я просто озвучиваю факты, всем известные и достоверные, которыми забит весь Интернет.

Но на данную тему можно говорить бесконечно. Ты не забыла, Герлюша, как «младореформаторы» выбросили лукавый лозунг: «Разрешено все, что не запрещено законом». А перед этим в законодательстве понаделали столько прорех, что удивительно, как всю страну не вывезли через эти черные дыры.

Хотя, не это «узаконенное» воровство было самым опасным. Опять удар наносился по самосознанию народа. Ведь морально-этические нормы, на которых строятся взаимоотношения людей, не регламентированы законом. Оклеветать друга, облив разноцветными помоями, чтобы занять его место, законом не запрещено; значит, можно. Стучать на сослуживцев, дабы расположить к себе начальство, — за милую душу! Законом не запрещено. Объявить гомосексуализм — общечеловеской ценностью, и не смей замать педрил! Ладно, если бы удовлетворялись бы себе потихонечку, без шума и гама. А то карнавал сексменьшинств удумали устроить в Москве! Хватило ума у столичных властей отменить этот шабаш. Сколько раз открыто плевали людям в лицо, а на этот раз не решились. Сдать ребенка в детский дом, чтобы не мешал гулять и развлекаться, тоже не запрещается законом. Или морить голодом: тут на водку не хватает, а он еще хлеб просит! Гонять человека по замкнутому кругу присутственных мест, для сбора ненужных справок-бумажек в целях получения ничтожнейшей льготы, не только можно, но даже необходимо. Ходют тут всякие! Пусть ему эта льгота в страшном сне каждую ночь снится! Перекреститься на храм и тут же «нечаянно» наступить на старушку, даже не извинившись перед ней, не возбраняется. Построить себе трехэтажный дворец с плавательным бассейном и золотым унитазом, в то время, как подавляющее количество населения не может свести концы с концами. Одолжить у знакомого деньги без расписки, а потом мурыжить его месяцами и годами: «Ну, нету у меня сейчас денег! Скажите спасибо, что я вообще от долга не отказываюсь. А по закону я вам ничего не должен!».

Аморально? Нисколько! Законы морали действуют только в тех случаях, когда имеется совесть. А золотой унитаз, надо полагать, только улучшает функцию желудочно-кишечного тракта и формирует устойчивый стул, а к совести отношения не имеет!

— Такое и в советское время случалось, я думаю, — возразила терпеливая Герля, которая в силу своего возраста смутно помнила кое-что из совдеповского периода.

Олег покорно согласился:

— Как же, случалось, конечно. Но не в таких масштабах и без индульгенции — «разрешено, если не запрещено». Хамов и проходимцев всегда хватало, но нынче наблюдается их переизбыток.

Видишь ли, идеальной власти в природе не существует, и быть не может. Весь вопрос в том, служит ли эта власть стране или копает ей могилу? Я не отбеливаю доперестроечные времена, как тебе может показаться. Но при всех гадостях тех лет каждый крупный столоначальник-вор всегда трепетал и вибрировал анусом, зная, что за его спиной стоит партконтроль, и с него шкуру с мясом до костей сдерут, если выяснится что-то неблаговидное. Да и спайки с криминалитетом у него не было. Урки были отдельно, власть отдельно.

Захмеленный Олег, чувствуя наваливающуюся усталость, все же решил довести до логического завершения свою речь:

— А сейчас, Герлюша, я скажу тебе одну неприятную вещь. Тебя, калмычку, как представительницу малого народа, это может покоробить. Дело в том, что все последние законы, направленные на пресечение национального экстремизма и разжигание национальной розни, обращены своим острием в первую очередь против русских. Послушаешь наших медийных бонз и некоторых «инженеров», так в России, кроме угрозы русского фашизма, больше ничего не существует, а по улицам Москвы день и ночь маршируют скинхеды. Сколько раз бывал в столице, но видел только одного с бритой башкой и с гитлеровским крестом на куртке.