Игорь Ефимов - Джефферсон

• Название: Джефферсон
• Автор: Игорь Ефимов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978–5-235–03822–6

Его дарования были настолько велики и разнообразны, что много поколений спустя Джон Кеннеди, обращаясь к группе нобелевских лауреатов, сказал: «Никогда ещё в Белом доме не собиралось столько талантов и знаний, кроме разве тех случаев, когда Томас Джефферсон обедал здесь в одиночестве».

Но сам Джефферсон (1743–1826), третий президент Соединённых Штатов Америки, хотел увековечить в памяти грядущих поколений только три своих достижения: Декларацию независимости, Закон штата Виргиния о свободе вероисповедания, Виргинский университет.

Об одном из отцов-основателей США — человеке и гражданине — рассказывает новая книга известного писателя, философа, историка, публициста Игоря Марковича Ефимова.

---

Знакомство Джефферсона с мистером Беллом началось заочно, ещё во время пребывания в Париже. Управляющий написал ему, что один джентльмен, переехавший в Шарлоттсвилл из Нью-Джерси и открывший большой магазин, хотел бы арендовать невольницу на роль домоправительницы. Нет, он хочет не какую-нибудь, а ту, которая приезжала из Монтичелло несколько раз в магазин за покупками, — Мэри Хемингс. Да, он знает, что у неё четверо детей, и не намерен разлучать её с ними. Да, Мэри выразила согласие поступить на службу. Причитающееся ей жалованье наниматель будет выплачивать в пользу владельца Монтичелло.

При личной встрече мистер Белл чем-то напомнил Джефферсону Джона Адамса, только увеличенного вдвое во всех размерах. Другое отличие: широкая улыбка так часто освещала лицо выходца из Нью-Джерси, что казалось — в какой-то момент она может приклеиться к нему навсегда. Томас Белл очень интересовался политикой, он выписывал «Нэшнл газетт», открытую в Филадельфии поэтом Френо при поддержке министерства иностранных дел, и в своих взглядах решительно склонялся на сторону антифедералистов.

Джефферсону нравилось обмениваться мнениями с образованным купцом, он всегда с удовольствием посещал его дом. Тем более что и для Салли эти визиты были настоящими праздниками: встреча с любимой старшей сестрой, которая практически стала хозяйкой в доме мистера Белла. У них уже родилось двое детей — племянники для Салли, пополнение обширного клана Хемингсов. Джефферсону было приятно узнать, что вечный спор между разумом и сердцем в душе мистера Белла тоже окончился победой сердца. Владельца магазина и владельца Монтичелло сблизило то, что они оба решились нарушить писаные и неписаные законы своего штата, сделать бесправную невольницу спутницей жизни. А что сильнее сближает людей, как не соучастие в преступлении?

— Не уведёт ли нас эта тропа слишком далеко? — спросил мистер Белл. — Как бы мои гости не перемёрли с голоду.

— Там впереди скоро будет развилка, и мы свернём направо, — сказал Джефферсон. — Джеймс обещал мне, что они с Питером управятся с обедом к двум часам. Так что у нас с вами ещё целый час для прогулки. А я как раз хотел расспросить вас, как реформы и нововведения моего коллеги, директора казначейства, отражаются на торговом классе. Почему депутаты конгресса голосуют за них, мне совершенно ясно: буря финансовых спекуляций несёт им изрядные барыши. Но почему и совершенно бескорыстный генерал Вашингтон в моих стычках с мистером Гамильтоном почти всегда принимает его сторону — этого я понять не могу. Его главный аргумент: реформы внесли явное оживление и даже процветание в послевоенную жизнь страны. Но так ли это?

Джефферсон придержал коня, чтобы мистер Белл мог поравняться с ним и говорить, не повышая голоса. Тот помолчал немного, отводя от лица тополиные ветки, потом заговорил в своей обычной манере, то есть загибая по очереди пальцы на правой руке.

— Первое. В делах торговых и промышленных участвует обычно столько причин и факторов, что почти невозможно проследить, что из-за чего происходит. Пройдёт слух, что ожидается неурожай пшеницы или кукурузы, — и цены на зерно полетят вверх. А кто пустил слух, почему ему поверили, пойди докопайся. Второе. Есть у меня доступ к кредиту или нет — огромная разница. Если нет, я побоюсь запасать слишком много товара и покупатель часто будет уходить с пустыми руками. Плохо и мне, и ему. Так что в этом плане национальный банк, гарантирующий доступность кредита, — большое подспорье. Он обещает мне, что для энергичного и честного предпринимателя деньги всегда найдутся. Для рынка это как стук сердца для человека: если стучит ровно, значит, кровь будет достигать кончиков всех двадцати пальцев, если слабо — пальцы начнут белеть, замерзать, отваливаться.

— Но кредит существовал и в Средние века. Он просто назывался ростовщичеством.

— Э нет. Ростовщик сидел на своих деньгах и в ус не дул. К нему заимодавец полз на брюхе, умолял. Сейчас всё меняется. Если я, другой, третий не станем одалживать деньги у банка, он разорится. Мы ему так же нужны, как он нам. Это третий пункт — и самый важный.

— Значит, вы целиком поддерживаете реформы… — Джефферсон почувствовал, что ему трудно произнести имя своего недруга — …реформы казначейства.

— Того, что торговая жизнь в стране оживилась, отрицать нельзя. Но если, как пишет в своей газете мистер Френо, под этой завесой федералисты тайно проталкивают возрождение монархии, лордов, аристократии, это уже никуда не годится.

— Бывая в дворцах и салонах Парижа и Лондона, я много раз испытывал чувство, будто нахожусь среди людей, утративших способность видеть за званиями и титулами человека.

— То же самое я испытывал, встречаясь с членами недавно созданного у нас Общества Цинцинната.

— Дорогой мистер Белл, мы знаем друг друга не очень давно, но всё же вы могли заметить, как я сторонюсь, как избегаю раздоров между людьми. Много раз я пытался подавить в себе враждебное чувство к полковнику Гамильтону, мысленно напоминал себе обо всех его многочисленных заслугах перед страной, особенно на поле боя. Но снова и снова на поверхность всплывала коренная разница наших представлений о человеке — и порыв к примирению умирал.

— В чём же вы видите эту разницу?

— Мистер Гамильтон, следуя философу Дэвиду Юму, убеждён, что душой каждого человека владеют только две страсти: корысть и страх. Поэтому и управлять людьми следует играя на этих двух страстях. Возвышенные порывы, благородные мечты, самоотверженность, чувство чести, преданность долгу, готовность жертвовать своими интересами — всё это редкие и случайные отклонения от правила, которыми можно и нужно пренебрегать. Я же убеждён, что если правители пренебрегают лучшими чувствами своих сограждан, эти чувства будут отмирать как невостребованные. Даже от наших невольников порой доверием и похвалами можно добиться лучших результатов в работе, чем угрозами и наказаниями.

— А как у вас складываются отношения с вице-президентом? В своё время я зачитывался статьями и трактатами мистера Адамса.

— Мы были ближайшими друзьями в течение многих лет, особенно в Париже. И я в полном отчаянии от того, что политические и газетные пертурбации воздвигли неодолимую стену между нами. Да, мы по-разному отнеслись к нашумевшему новому трактату Томаса Пейна «Права человека». Прочитав рукопись, я послал издателю частное письмо, выражавшее одобрение идеям автора и осуждение его противников. К моему изумлению, издатель опубликовал это письмо в виде предисловия к книге. Мистер Адамc, выступивший против трактата, принял употреблённое мною слово «ереси» на свой счёт и оскорбился. Никакие мои извинения не помогли: при встречах в Филадельфии он едва удостаивает меня кивком головы.

— Неужели обвинения против мистера Адамса в тайном пристрастии к монархическому правлению, столь часто появляющиеся в «Нэшнл газетт», имеют под собой основания?

— В его писаниях вы не найдёте прямых высказываний на этот счёт. Но его сторонники выражаются гораздо откровеннее. Я постарался обрисовать эту опасность в большом письме президенту, отправленном весной. Генерал Вашингтон тяготится своим постом так же, как я — своим, так же мечтает удалиться на покой в своё поместье, к семье. Однако я написал ему, что его уход может привести к кризису республиканского правления, к отделению многих штатов, даже к гражданской войне между Севером и Югом. На сегодняшний день он видится мне главным, если не единственным бастионом против возрождения монархии и против распада нашего союза. Я с трепетом жду его решения по этому судьбоносному вопросу.

Когда они вернулись в Шарлоттсвилл, лёгкие облачка затянули небо, смягчили жар сентябрьского солнца. Каменный дом мистера Белла был выстроен голландским иммигрантом и чем-то напоминал те дома, которые Джефферсон видел в Амстердаме. Кусты цветущей жимолости уютно обрамляли просторный двор. Букеты из роз в двух вазах украшали накрытый стол. Детская беготня, крики и смех приглушали звуки скрипки, на которой наигрывал Джесси Скотт. Семейство этого Скотта состояло из мужчин и женщин разных оттенков кожи, но все были в той или иной мере музыкально одарёнными. Джефферсон нанимал Джесси и двух его братьев играть на свадьбе Марты-Пэтси два года назад и не без зависти вслушивался в мелодии, лившиеся из-под их смычков: после перелома кисти ему уже было трудновато играть на любимом инструменте.

Бетти Хемингс с дочерьми хлопотала вокруг стола. Роберт взял под уздцы обеих лошадей, увёл их в конюшню. Салли с двухлетним сыном на руках подошла к Джефферсону, вопросительно улыбнулась, убрала рыжеватую прядь со лба ребёнка. При рождении она хотела назвать его Измаилом, но решительно воспротивилась Бетти Хемингс. «У моего внука будет достаточно проблем в жизни и с нормальным именем», — заявила она. Назвали Томом. Мальчик сосредоточенно крутил колёса игрушечной коляски, подаренной ему дядей Джеймсом. Веснушки на его розовых щеках рассыпались щедро, как одуванчики на лугу. На Салли был вышитый шёлком чепец, привезённый Джефферсоном из Филадельфии. Когда он покупал его в модной лавке, продавщица сказала: «Надеюсь, вашей дочери понравится».