Джон Уиндэм - День триффидов [День триффидов. Куколки. кукушки Мидвича. Кракен пробуждается]

• Название: День триффидов [День триффидов. Куколки. кукушки Мидвича. Кракен пробуждается]
• Автор: Джон Уиндэм
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-013065-1

Джон Уиндэм (1903–1969). «Патриарх» английской научной фантастики. Классик — и классицист от фантастики, оригинальный и своеобразный, однако всегда «преданный» последователь Герберта Уэллса. Писатель, стилистически «смотревший назад» — но фактически обогнавший своими холодновато-спокойными «традиционными» романами не только свое, но и — в чем-то! — наше время…

Продолжать говорить о Джоне Уиндэме можно еще очень долго. Однако для каждого истинного поклонника фантастики сами за себя скажут уже НАЗВАНИЯ его книг:

«Кракен пробуждается»,

«Кукушки Мидвича»,

«Куколки» — и, конечно же, «лучшее из лучшего» в наследии Уиндэма — «День триффидов»!

---

Она продолжала развивать эту мысль до тех пор, пока не решила, что цель достигнута. Тогда обратилась к другому аспекту проблемы.

— Вот в чем, — сказала Анжела с нажимом, — наша проблема. И нет у нас сейчас дела более важного и интимного. Я уверена, и, думаю, вы согласитесь со мной, что так оно и должно остаться. С этим мы должны разобраться сами, без посторонней помощи.

Вы знаете, как жадно накидываются дешевые газетенки на все, что имеет отношение к деторождению, особенно в случаях, когда в нем есть что-то необычное. Они силятся нарисовать пошлое зрелище, будто люди, связанные с этим, — ярмарочные уроды. Жизнь семьи перестает быть частным делом.

Мы все знаем, например, о некоторых случаях, подхваченных прессой, к которой затем присоединились и медики, подкрепленные авторитетом государственных учреждений, а в результате — родители практически лишились своих детей сразу же после их рождения. Я ни за что не хочу потерять своего ребенка таким образом и думаю и надеюсь, что вы придерживаетесь того же мнения. Поэтому, если мы не желаем, во-первых, иметь множество неприятностей — а я предупреждаю вас, что если все происходящее станет широко известно, то нас станут обсуждать в каждом клубе и каждом кабаке с добавлением грязных инсинуаций — и, во-вторых, если мы не хотим «выставиться» и в итоге наверняка лишиться своих детей, которых под тем или иным предлогом заберут доктора и ученые, то мы — каждая из нас — должны решиться не только не говорить, но даже не намекать за пределами Мидвича на теперешнее положение. В наших силах сделать так, чтобы это стало внутренним делом Мидвича, чтобы им занимались не какие-нибудь газетные писаки или министерства, а только сами жители Мидвича.

Если люди из Трайна или откуда-нибудь еще начнут любопытствовать, если тут появятся чужаки, задающие нескромные вопросы, мы ради наших собственных детей и ради самих себя не’ станем им ничего отвечать. Но просто молчать и уклоняться, будто мы что-то скрываем, мало. Необходимо показать им, что в Мидвиче вообще ничего странного не происходит. Если мы объединимся и убедим наших мужей, что они тоже должны действовать в наших интересах, то никакого нездорового вынюхивания не будет и нас оставят в покое, как это и должно быть в цивилизованном обществе. Это не их дело, это наше дело. Нет никого на всем свете, кто имел бы большее право или долг защитить наших детей от эксплуатации, чем мы — те, кто станет их матерями.

Анжела внимательно следила за залом, почти за каждым лицом и его выражением в отдельности. Затем она добавила:

— А теперь я приглашу к нам викария и доктора Уиллерса. Если разрешите, я отлучусь на несколько минут, а потом снова вернусь. Я знаю, у вас есть множество вопросов, которые ждут ответа.

И Анжела ускользнула в маленькую комнату за сценой.

— Великолепно, миссис Зиллейби. Просто великолепно! — сказал мистер Либоди.

Доктор Уиллерс взял ее руку и пожал.

— Мне кажется, вы свое дело сделали, дорогая, — произнес он, уже выходя с викарием на сцену.

Зиллейби подвел жену к креслу. Она села, прикрыла глаза и откинулась на спинку. Лицо было бледное, выглядела она опустошенной.

— Лучше бы пойти домой, — сказал он ей.

Анжела покачала головой:

— Нет. Через несколько минут все пройдет. Мне надо вернуться.

— Они справятся сами. Ты свою роль сыграла, и сыграла прекрасно.

— Понимаешь, я ведь знаю, как они себя чувствуют. Это исключительно важно, Гордон. Мы должны дать им полную возможность спрашивать и говорить сколько угодно. Им нужно к тому времени, как они начнут расходиться по домам, преодолеть полученный удар. Что им необходимо, так это чувство взаимной поддержки. Я это знаю, мне нужно то же самое.

Она положила руку на лоб, потом откинула волосы назад.

— Знаешь, Гордон, это ведь неправда — то, что я только что говорила.

— Что именно, родная? Ты ведь говорила о многом.

— Да о том, что я рада и счастлива. Два дня назад это было чистой правдой, а сейчас я боюсь. Боюсь, Гордон.

Его рука, обнимавшая плечи жены, напряглась. Вздохнув, Анжела склонила голову и прижалась к его плечу.

— Дорогая, дорогая, — говорил он тихо, поглаживая ее волосы. — Все обойдется. Мы будем заботиться о тебе.

— Не знать!.. — воскликнула она. — Вернее, знать, что нечто развивается в тебе, и гадать — что и как. Это ведь так унизительно, Гордон! Чувствуешь себя каким-то животным.

Он поцеловал ее в щеку и продолжал гладить волосы.

— Не надо волноваться. Я готов биться об заклад, что, когда он или она появится на свет, ты только взглянешь и тут же скажешь: «Господи, нос совсем как у Зиллейби!» А если нет, что ж, мы встретим это вдвоем, плечом к плечу. Ты не одинока, родная, ты никогда не должна думать, что ты одинока. Здесь я, здесь Уиллерс. Мы все тут, чтобы помочь тебе, всегда, круглые сутки.

Анжела повернула голову и поцеловала его.

— Гордон, милый, — сказала она, собралась с силами и встала. — Надо идти!

Зиллейби долго смотрел ей вслед. Потом пододвинул кресло к неплотно закрытой двери, зажег сигарету и устроился получше, чтобы в потоке вопросов уловить истинное настроение деревни.

Глава 10 Мидвич договаривается

На долю января выпала задача смягчить последствия удара, перестроить эмоции в нужном направлении и, таким образом, выработать единое отношение к создавшейся ситуации. Описанное выше собрание можно было рассматривать как успех. Оно очистило атмосферу и разрядило напряженность, его участники, психологическая обработка которых продолжалась и позже, пока не было наконец достигнуто согласие в мыслях, восприняли идею солидарности и взаимной помощи.

Можно было ожидать, что немногочисленные заядлые индивидуалисты займут обособленную позицию, однако и они, подобно большинству, не были заинтересованы в том, чтобы кто-то начал копаться в их частной жизни и вытаскивать ее на всеобщее обозрение; как следствие, улицы деревушки окажутся забиты машинами, а толпы идиотов-туристов будут пялиться в окна. Более того, тем двум-трем, что продолжали тосковать о сенсационной славе, вскоре стало ясно, что мидвичцы не преминут ответить на их действия всеобщим бойкотом. И если мистер Уилфред Уильямс даже и подумывал о тех барышах, которые могли бы сорвать «Коса и камень», он оказался вполне достойным членом общины, ибо был очень чувствителен к соображениям о явных преимуществах устойчивой прибыли своего кабачка.

Как только потрясение, вызванное внезапностью удара, сменилось ощущением, что штурвал находится в надежных руках, а маятник настроения незамужней молодежи качнулся от ощущения страха к почти нескрываемой браваде и возникло предчувствие перемен, похожее на то, что предшествует началу ежегодного фестиваля или открытию выставки цветов, самочинно организованный комитет смог успокоиться, решив, что ему как минимум удалось ввести события в нужное русло.

Первоначальный состав комитета, сложившегося из супружеских пар Уиллерсов, Либоди, Зиллейби, а также окружной медсестры Даниельсон, был пополнен нами и мистером Гриммом, кооптированным, чтобы представлять интересы нескольких перевозбужденных женщин — сотрудниц Грейнджа, которые волей-неволей обнаружили себя тесно повязанными проблемами Мидвича.

Хотя мнение большинства на заседании комитета, состоявшемся спустя пять дней после собрания, можно было выразить словами: «Пока все идет как по маслу», члены его понимали, что дальнейшее никак нельзя пустить на самотек. Атмосфера, которую так успешно удалось создать, могла — это чувствовали все собравшиеся — смениться обычными предрассудками и предубеждениями. Было ясно, что достигнутое надлежит хотя бы какое-то время подпитывать и укреплять.

— Что нам необходимо, — подвела итог Анжела, — так это создать нечто вроде братства, противостоящего всеобщему несчастью, причем то, что это действительно несчастье, нам придется тщательно скрывать.

Это мнение было одобрено всеми, за исключением миссис Либоди, явно пребывавшей в глубоком сомнении.

— Но, — сказала она неуверенно, — мне кажется, мы должны стараться быть честными, не правда ли?

Мы смотрели на нее, не понимая, что последует за таким началом.

Она продолжала:

— Ведь это же действительно наказание, верно? Такое не могло случиться с нами без причины! Причина обязательно должна быть. И разве наша обязанность не в том, чтобы понять, в чем она состоит?

Анжела внимательно посмотрела на миссис Либоди, недоуменно наморщив лоб.

— Кажется, я не вполне вас понимаю.

— Хорошо, — объяснила супруга викария, — когда события — такие странные события — внезапно обрушиваются на жителей какой-то общины, то для этого всегда находится причина. Я имею в виду казни египетские, Содом и Гоморру и прочее.