Джон Уиндэм - День триффидов [День триффидов. Куколки. кукушки Мидвича. Кракен пробуждается]

• Название: День триффидов [День триффидов. Куколки. кукушки Мидвича. Кракен пробуждается]
• Автор: Джон Уиндэм
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-013065-1

Джон Уиндэм (1903–1969). «Патриарх» английской научной фантастики. Классик — и классицист от фантастики, оригинальный и своеобразный, однако всегда «преданный» последователь Герберта Уэллса. Писатель, стилистически «смотревший назад» — но фактически обогнавший своими холодновато-спокойными «традиционными» романами не только свое, но и — в чем-то! — наше время…

Продолжать говорить о Джоне Уиндэме можно еще очень долго. Однако для каждого истинного поклонника фантастики сами за себя скажут уже НАЗВАНИЯ его книг:

«Кракен пробуждается»,

«Кукушки Мидвича»,

«Куколки» — и, конечно же, «лучшее из лучшего» в наследии Уиндэма — «День триффидов»!

---

Его надо было размачивать в воде, чтобы он стал съедобным. Петра ворчала, что это не та настоящая еда, какую давали у нас дома. Это ей о чем-то напомнило, и вдруг без всякого предупреждения она спросила:

— Майкл, а мой папа с вами?

Он был застигнут врасплох, и я поймал его «да» прежде, чем он успел его подавить.

Я посмотрел на Петру в надежде, что она не поймет все значение этого факта. К счастью, так и случилось. Розалинда опустила свою миску и молча уставилась в нее.

Как мало подготавливает нас до времени неподтвержденное подозрение к открытому удару внезапного узнавания правды. Я вспоминал голос отца, нравоучительный, безжалостный. Я так ясно представлял, каким было в тот момент его лицо, как будто видел воочию.

— «Ребенок… ребенок… который вырастет и будет рожать и, рожая, распространять скверну до тех пор, пока все вокруг не станут Мутантами и Богохульствами. Именно так случалось там, где были слабы воля и вера, но здесь этого не произойдет никогда».

И снова слышал голос тети Хэрриет:

— «Я буду молить Бога, чтобы он ниспослал милосердие в этот отвратительный мир…»

Бедная тетя Хэрриет, с ее молитвами, такими же бесплодными, как и ее надежды…

Что же это за мир, где человек способен отправиться на такую охоту?

И что же это за человек?

Розалинда положила руку мне на колено. Софи подняла голову. Когда она увидела мое лицо, ее настроение изменилось.

— Что случилось? — спросила она.

Розалинда объяснила ей, и глаза Софи расширились от ужаса. Она посмотрела на меня, открыла рот, чтобы заговорить, но опустила глаза, оставив свои мысли невысказанными. Я тоже поглядел на Петру, потом на Софи, на ее лохмотья, на пещеру, в которой мы находились…

— Чистота… — процедил я. — Воля Господня. Чти отца своего… Я что, должен его прощать? Или попытаться убить его?

Ответ поразил меня. Я не осознавал, что послал эту мысль в пространство.

— Пусть живет, — последовал суровый и четкий ответ зеландки. — Ваша задача выжить. Ни его порода, ни его способ мышления долго не продержатся. Они — венец создания. Они — исчерпанное стремление. Им больше некуда двигаться. Но жизнь — это движение, этим она отличается от камня. Ее суть — перемена. Кем возомнили себя недавние хозяева мироздания, если рассчитывали остаться неизменными? Если живое отрицает изменение, оно ставит себя под угрозу. Если оно не приспосабливается, оно гибнет. Идея о завершенном человеке — это крайняя форма тщеславия: законченный образ — это святотатственный миф.

Прежние люди спровоцировали Бедствие и были сокрушены им вдребезги. Ваш отец и ему подобные — частицы разбившегося мира. Сами того не зная, они уходят в прошлое. Они все еще уверены, что существует законченный образ, который надо оберегать: скоро они обретут устойчивость, о которой мечтают, единственное, что может быть им доступно, — это постоянство окаменелости.

Ее мысли стали терять свою жесткость и резкость, они начали смягчаться, становиться добрее. Но казалось, ее настроение могло выражаться только в высокопарном стиле торжественной речи, потому что она продолжала:

— На груди матери дитя находит утешение, но рано или поздно ребенок должен быть отлучен от груди. Достижение независимости, обрезание связующих нитей — процесс мучительный в любом случае, но он необходим, хотя каждая из сторон может противиться ему и винить в нем другую. Но нити уже обрезаны. Тщетно и бессмысленно пытаться сохранить в целости то, что было. Безразлично, являются ли суровая нетерпимость и жестокая прямолинейность защитой против страха и разочарования или это всего лишь одежды, в которые рядится садизм, суть в том, что они враждебны самой жизни. Разность между уже отжившим свой век и только нарождающимся можно сгладить лишь самопожертвованием, причем со стороны того, кто должен уйти, так как ваше самопожертвование бессмысленно и вредно. Поэтому остается только разрубить родственные узы. У нас все впереди, мы боремся за новый мир, а им остается только цепляться за проигранное.

Она закончила. Меня ее речь несколько ошарашила, да и Розалинда выглядела так, как будто еще продолжала старательно вслушиваться. У Петры был скучающий вид.

Софи с любопытством поглядывала на нас:

— Со стороны на вас смотреть просто жутко. Можно мне узнать, в чем дело?

— Видишь ли, — начал я и замолчал, не зная, как лучше выразиться.

— По-моему, она сказала, что нам нечего беспокоиться о нашем отце, потому что он все равно ничего не поймет, — заметила Петра.

Пожалуй, лучше и нельзя было подытожить сказанное.

— Что за она?.. — удивилась Софи.

Я вспомнил, что мы ей ничего не рассказали о людях из Зеландии, и несколько туманно ответил:

— Да так, одна подруга Петры.

Софи сидела рядом со входом, а мы в глубине пещеры, чтобы нас нельзя было увидеть снаружи. Немного погодя она высунулась и посмотрела вниз.

— Вернулось много мужчин. Пожалуй, даже большинство. Часть их собралась вокруг шалаша Гордона, и остальные тоже туда направляются. Наверное, он тоже вернулся.

Она продолжала есть и следить за сценой внизу. Наконец она поставила миску на землю около себя и сказала:

— Пойду постараюсь все разузнать.

Она выскользнула из пещеры и скрылась внизу. Ее не было около часа. Один или два раза я рискнул выглянуть наружу и увидел, что человек-паук сидит перед своим шалашом. Казалось, он делит своих людей на отряды и отдает им распоряжения, чертя при этом что-то на земле.

— Что происходит? — спросил я у Софи, когда она вернулась. — Что они собираются делать?

Она заколебалась, не решаясь делиться новостями.

— Ради всего святого, — поторопил я ее, — мы ведь хотим, чтоб победили ваши люди. Ты же знаешь. Но нам хочется, чтоб Майкл по возможности не пострадал.

— Они собираются устроить засаду на нашей стороне реки, — объяснила она.

Я посоветовал Майклу, чтобы он постарался подойти к реке в числе последних, а если это не удастся, то при переходе вброд сделать вид, что его сносит, и выйти на берег ниже по течению. Он ответил, что будет иметь в виду мой совет, но попытается придумать какой-нибудь более приятный способ задержки.

Какое-то время спустя снизу чей-то голос позвал Софи.

— Прячьтесь подальше. Это он, — прошептала она и спустилась по лестнице.

После этого в течение часа ничего не происходило, а потом появилась зеландка:

— Пожалуйста, ответьте мне. Нам надо четче сориентироваться, чтобы отыскать вас. Считайте.

Петра начала энергично выполнять просьбу, как будто вознаграждая себя за то, что долго не принимала активного участия в событиях.

— Достаточно, — сказала ей зеландка. — Подожди немножко. — И чуть погодя добавила: — Гораздо лучше, чем мы думали. Мы прибудем на час раньше, чем рассчитывали.

Прошло еще полчаса. Я еще несколько раз осторожно выглядывал из пещеры. Лагерь, казалось, совсем опустел. Между хижин не было видно никого, кроме нескольких старух.

— Показалась река, — доложил Майкл.

Прошло пятнадцать — двадцать минут. Снова заговорил Майкл:

— Дураки они. Все испортили. Мы заметили двоих на вершине утеса. Правда, это ничего, в сущности, не меняет. Эта расщелина — очевидное место для засады. Сейчас у нас военный совет.

По всей видимости, совет был коротким: менее чем через десять минут Майкл снова вышел на связь:

— План таков: мы отходим в укрытие прямо напротив расщелины. Там мы оставляем с полдюжины людей с тем, чтобы они то появлялись, то исчезали из виду, создавая впечатление большого отряда, и разжигали костры, показывая, что мы задерживаемся здесь. Остальные делятся на два отряда, чтобы идти в обход с двух сторон, перейдя реку выше и ниже по течению. Снова объединиться мы должны сразу за расщелиной. Лучше предупреди их, если сможешь.

Поселение располагалось не очень далеко от скалистого берега реки. Похоже было, что в клещи попадем и мы. Народу в лагере сейчас было мало, причем, насколько я мог разглядеть, только женщины. Так что, вероятно, нам удалось бы без особого риска пересечь открытое пространство и скрыться среди деревьев… Но мы могли при этом оказаться как раз на пути одного из отрядов, идущих на соединение. Я снова выглянул наружу и огляделся, прикидывая наши возможности. И сразу же увидел небольшую группу женщин, вооруженных луками. Они втыкали в землю стрелы, чтобы в нужный момент их было удобней брать. Я тут же отбросил мысль о побеге: пробираться к лесу на глазах у них…

«Предупреди их», — сказал Майкл. Идея, конечно, хорошая. Но как это сделать? Даже если бы я рискнул оставить Розалинду и Петру, у меня не было почти никаких шансов передать эти сведения кому бы то ни было. С одной стороны, продолжал оставаться в силе приказ человека-паука пристрелить меня на месте. Кроме того, я даже издали никак не походил на жителя Зарослей, а в данных обстоятельствах это само по себе являлось достаточной причиной для того, чтобы стрелять в меня без предупреждения.