Александр Струев - Царство. 1955–1957

• Название: Царство. 1955–1957
• Автор: Александр Струев
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906789-90-7

Роман «Царство» рассказывает о времени правления Н.С. Хрущева.

Умирает Сталин, начинается умопомрачительная, не знающая передышки, борьба за власть. Одного за другим сбрасывает с Олимпа хитрый и расчетливый Никита Сергеевич Хрущев. Сначала низвергнут и лишен жизни Лаврентий Берия, потом потеснен Георгий Маленков, через два года разоблачена «антипартийная группа» во главе с Молотовым. Лишился постов и званий героический маршал Жуков, отстранен от работы премьер Булганин.

Что же будет дальше, кому достанется трон? Ему, Хрущеву. Теперь он будет вести Армию Социализма вперед, теперь Хрущев ответственен за счастье будущих поколений. А страна живет обычной размеренной жизнью — школьники учатся, девушки модничают, золотая молодежь веселится, влюбляется, рождаются дети, старики ворчат, но по всюду кипит работа — ничто не стоит на месте: строятся дома, заводы, электростанции, дороги, добываются в недрах земли полезные ископаемые, ракеты стартуют к звездам, время спешит вперед, да так, что не замечаешь, как меняются времена года за окном. Страшно жить? И да, и нет, но так интересно жить, и, главное — весело!

На дворе стояли 1955–1957 годы…

---

— Вы сначала шашлычка покушайте, а тогда поедем! — отозвался плечистый футболист, что сидел за капитаном третьего ранга. — Как вас не стало, так всю нашу команду разогнали.

— Где мой друг, Автандил? Почему не вижу? — потеряв администратора «Арагви» из виду, вымолвил Василий Иосифович.

— Блюет, — объяснил капитан.

Маленький грузин, который помогал жарить шашлыки, глупо хихикнул, и обернувшись к Василию Сталину, с чувством проговорил: — Я вашего папу вот где ношу, — он полез за пазуху и извлек на обозрение фото генералиссимуса. — У сердца ношу! Я за Иосифа Виссарионовича, за его сына умереть готов!

— Не умирай, друг! — простонал очнувшийся от спиртного тренер военной футбольной команды. — Вася, иди, я тебя поцелую!

Василий, шатаясь, побрел на зов, пожилой тренер распростер объятия и стиснул обожаемого генерала. Они долго обнимались и целовались в засос.

— Ну, хватит, хватит! — оторвал Василия капитан. — Чаю не желаете?

— Давай, — выдавил Сталин и, завалившись на соседний стул, оказался за столом. Голова у него гудела, он с трудом различал собеседников, стараясь сосредоточиться на девушке напротив. Она спала, облокотившись на стол и положив голову на руки.

— Как звать ее, Тая, Майя? Забыл!

— Марина, — подсказал капитан третьего ранга.

— Мариночка! — заулыбался Сталин-младший.

Капитан слегка потряс девушку:

— Маринка, вставай!

Она не реагировала.

— Хочу ее! — простонал Василий Иосифович.

— Так кто мешает! — отозвался щуплый грузин.

— Не здесь же!

— Сейчас отнесем ее в вашу спальню.

— И разденьте, ладно?

— Разденем! — хмыкнул грузин. — С таким человеком общаться будет!

Грузин с моряком подхватили спящую и понесли в комнату.

— А может, и мы ее тоже — того? — ухмыляясь, сощурился капитан.

— Офонарел?! Она сталинская! — грозно выдавил подручный.

Мужчины уложили Марину на постель и принялись раздевать. Последние несколько лет Василия Сталина совершенно не смущало, есть ли у понравившейся ему женщины муж или любимый человек. Без разговоров уводил с собой, если надо, то и силой, и держал взаперти до тех пор, пока пленница на все не соглашалась, правда, никогда женщин не бил, не обижал. Вернувшись из заключения, Василий вообразил себя снова тем же властным, способным управлять миром командиром. Казалось, ему снова все дозволено, его снова боятся, любят, обожествляют. Сколько их было, обожающих его женщин — сто, двести? Неважно. Сейчас ему хотелось эту, а потом — в Кремль, учинить разнос папиным холуям, поднять на дыбы страну!

У телефона был Молотов.

— С Новым годом, Никита Сергеевич!

— С Новым годом, Вячеслав Михайлович!

— Ты в курсе, что в «Барвихе» творится?

— Знаю, — отозвался Хрущев. — Васька нажрался.

— Нажрался?! — взвизгнул Молотов. — Он ведет антисоветские разговоры! Призывает к мятежу! Ты, Никита Сергеевич, на себя ответственность брал, а дело чем обернулось? Вопиющее предательство! Я тебя поддержал, а теперь — уволь, отправляй Ваську назад. Сажай его, Никита Сергеевич, иначе мы с тобой поссоримся!

Решение о смещении Маленкова с поста председателя Совета министров еще не было опубликовано, и хотя вопрос этот, казалось, был решен, однако все могло поменяться с точностью до наоборот, особенно теперь.

— Я виноват, Вячеслав Михайлович! — уступил Хрущев. — Думал, исправился парень, осознал.

— Горбатого могила исправит! — желчно выговорил министр иностранных дел и, не прощаясь, кинул трубку.

Никита Сергеевич с минуту сидел, не шевелясь, потом взял телефон и соединился с Серовым.

— Грузин, баб и гостей выпроводили. Василию делают капельницу, он притих, испугался, — доложил председатель Комитета государственной безопасности. — Девушка заявление об изнасиловании писать не стала. С каждого участника застолья взяли объяснение.

— Вот что, — перебил Хрущев, — вези, Ваня, Ваську назад.

— Куда назад? — не понял Серов.

— Куда-куда, в тюрьму!

9 января 1955 года, воскресенье

— Подайте-ка мне иконки! — протянула ладошки Марфа.

— Все, матушка?

— Все.

Иконки были простенькие, бумажные, одна лишь старенькая, в затертом медном окладе — Николай Угодник. Марфа раскладывала их на постели, перебирала, так и засыпала среди икон. Утром иконы оказывались на прежнем месте, в уголке, где горела лампадка.

— Кто их туда ставит? — удивлялась помощница.

— Живые они! — объясняла Марфа.

Целовала ей руку Надя.

— Храни тебя Бог, матушка!

— Храни всех нас!

Марфа молилась неустанно, могла забыть покушать, про все забыть, так велика была ее молитва. Очень радовалась она, когда на подоконник садились птицы, сразу поворачивала в их сторону свою незрячую голову.

— Голубушки разгуливают! — улыбалась Марфуша, словно видела их.

Поест, а крошки соберет для пернатых, потому на узеньком подоконнике постоянно ворковали сизые голуби.

Ходила Марфа плохо, шажок, другой и садилась — ноги не держали. Слабые ножки, маленькие, тоненькие, словно детские, такие же ручки и уже ничего не видящие, всегда закрытые глаза. Зато когда молилась — словно расцветала, преображалась, становилась как будто больше — все вокруг накрывала идущая из самого ее сердца молитва. Великая сила жила в этом плохоньком недоразвитом теле.

Отец Василий смотрел на Марфу и не понимал: как женщина-инвалид может так усердно молиться? Глядя на нее, и он, священник со стажем, начал молиться прилежней. Теперь Василий не скороговоркой выплескивал перед прихожанами проповеди, а каждое слово произносил отчетливо, емко, точно переживая его, и говорить он стал тише, как Марфа, но слова сделались доходчивыми, осмысленными, нужными людям, — а все ведь, глядя на нее, несчастную!

Не уставала Марфа беспрестанно осенять себя крестным знамением, отбивать Господу земные поклоны и просить, не переставая просить помощи для всех, кто нуждался, для хороших людей и для плохих, ведь плохим жить куда тягостнее.

Вчера зашла в ее каморку женщина тридцати пяти лет, ревет навзрыд: «Нет детишек, не дает Господь!» Два мужика по этой причине хлопнули дверью: «Бездетная ты, чего с тобой жить!» А она на ткацкой фабрике с пятнадцати лет, вроде и видная, чернобровая, а не нужна никому. Рыдает, жалуется подруге: «Вчера Боречка накричал, а все из-за того, что деток нет. И этот уйдет, что я буду делать, ведь старею?» Вешаться хотела. Вот Надя и привела ее к матушке. Женщина эта несчастная, как взглянула на молитвенницу, сразу успокоилась, так хорошо ей на душе сделалось, и о горе своем позабыла. А Марфа сидит на сундучке, сложив ручки, головку свою детскую в сторону гостьи повернула и говорит:

— Что-то ты, милая, мне не то рассказываешь. Вижу я твоего мальчика.

Та прямо запнулась, смотрит во все глаза:

— Как же это?

— Беременная ты, — Марфушка ответила и по голове женщину ручонкой погладила.

Та, не попрощавшись, убежала.

— Мальчика Сашенькой назовет, — вослед изрекла Марфа.

И правда, беременной оказалась.

14 января, пятница

— Куда это ты собрался таким щеголем? — глядя на принарядившегося сына, спросила Нина Петровна.

— В гости пригласили, — делая перед зеркалом идеально ровный пробор, ответил Сергей. Вчера он выпросил у отца флакон одеколона с тонким ароматом и нарядный, с цветными разводами, галстук. — К Ладе Кругловой иду, будем Старый Новый год справлять.

— Придумали же, Старый Новый год! — всплеснула руками Нина Петровна. — Что за праздник такой?!

— Ты не понимаешь, мама! — недовольно отозвался сын. — Сейчас все его справляют.

— Кто это все? — не унималась Нина Петровна. — Мы с отцом про такое слыхом не слыхали.

— Теперь знайте! — придирчиво осматривая себя в зеркале, заявил Сережа. Он, наконец, закончил с пробором: — Мам, как я выгляжу?

— Хорошо выглядишь, — вздохнув, оценила мать. — А кто еще будет?

— Лада будет, — с придыханием ответил отличник.

— Про Ладу я поняла, еще кто?

— Наверное, Коля Псурцев придет, сын министра связи. Денис, возможно, внук академика Петрова. Валентин Полонский всегда с нами и Славик Смиртюков. Я, мам, специально не интересовался.

— А из девушек кто? — выпытывала мать.

— Катя Судец, Леля Лобанова, эти обязательно, Ира Брусницына обещала приехать. После расскажу.

— Прямо знать собирается, одни громкие фамилии! — с неудовольствием выговорила Нина Петровна. — Почему ты в нормальное общество не стремишься, к своим однокурсникам, к ребятам, с кем в школе учился? Все тебя к золотой молодежи тянет!

— Что ты придумываешь, мам, мы давно с Денисом дружим и с Валентином давно! Ребята как ребята, все учатся, студенты, никакие не шалопаи. Лично я к Ладе иду, мне все равно, кто там будет! — отрезал студент.