Олег Фурсин - Барнаша

• Название: Барнаша
• Автор: Олег Фурсин
• Издательство: Издатель ИП Янбеков И.К.
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-93150-007-3

«Барнаша» («сын человеческий» на арамейском языке) — книга прежде всего о Христе. Именно так он предпочитал именовать себя.

Вместе с тем, это книга о разных культурах и цивилизациях, сошедшихся на стыке веков то ли в смертельной ненависти, то ли во всепобеждающей любви друг к другу.

Египет, изнемогший под бременем своей древности, уже сошедший с мировой сцены, не знающий еще, что несмолкающие аплодисменты — его удел в истории времен и народов.

Взлетевший на самую верхнюю точку победного колеса Рим, и римлянам еще не дано понять, что с этой точки можно теперь лететь только вниз, только под уклон, лихорадочно, но безуспешно пытаясь спасти все, что дорого сердцу. Вечная, древняя, как сама Земля, история Израиля, и его малой частицы, но самой беспокойной, самой благословляемой и самой проклинаемой до сегодняшнего дня — Иудеи.

Все это отражено в судьбах людей, смеющихся и плачущих, утопающих в крови или в ласках, живых или ушедших. История — это, в общем, история людей, а не стран. Глупо вести сухой отчет событиям, забывая о тех, кто принимал в них непосредственное участие, кто творил историю собственными жизнями…

---

«Каков, однако, негодяй! Ведь случись что со мной, на кресте распнут пол-Иудеи, а ему всё равно, лишь бы расквитаться за обиду, — думал почти с восторгом Пилат. — Но такого врага я раз в десять предпочитаю Ханану с этим тряпичным подневольным его зятем. Те улыбаются и кланяются, и притом, что ненавидят, ещё и смертельно боятся. Я устал от их слащавых улыбающихся лиц. Иуда ненавидит и ничего при этом не боится. Он фанатик, а я испытываю судьбу, дразня его. Но как это замечательно, как волнует кровь! Я почти люблю моего мерзавца-осведомителя за доставленное удовольствие снова поучаствовать в бою. Мне кажется, я помолодел лет на десять!»

Несмотря на уговоры Анта, Пилат решил продолжить путь к месту встречи. Там, на холмах, его ждал не только Иуда, но и верный Иосиф. Иосиф из Аримафеи, член священного Синедриона, весьма нелюбимого прокуратором Совета Старейшин. Дальний родственник Иисуса, о чём знали немногие. Состоятельный торговец со множеством связей в Иудее и за пределами её, он служил Пилату, а в его лице — Риму, давно и на совесть. У него были на то свои причины, и предшествовавший Пилату наместник, Валерий Грат, знал их лучше. Но за время его собственного пребывания в Иудее этот исполненный достоинства, всегда невозмутимо спокойный человек успел стать незаменимым для прокуратора. Это ему Пилат был обязан немногими познаниями в языке и культуре народа, которым управлял. Иосиф искренне старался примирить интересы Рима и его восточной провинции, он был миротворцем по природе, из тех редких людей, которым мир и благополучие важнее войны и национальных интересов.

Прокуратор с Антом соорудили носилки из подручных материалов — плаща Пилата и срубленных в кустарнике веток. Пригодился конь, предназначенный Иосифу на обратный путь. Носилки укрепили между ним и конём Анта, и уложили на них собак. На всё это понадобилось время, а Пилат терзался нетерпением увидеть Иуду, и заранее радовался его унижению.

— Ант, я догоню тебя, — сказал он напоследок. Если приедете раньше, немедленно вызови Ормуса. Бангу я беру с собой, он один стоит троих. Остальные собаки будут охранять тебя.

Он просто взлетел на коня, и унёсся ветром от обеспокоенного Анта. Банга не отставал от хозяина, хотя сегодняшнее утро далось ему нелегко. Они достигли знакомой расщелины между холмами довольно быстро. Иуда и Иосиф спешили к нему навстречу, и, надо отдать должное Иуде, он хоть и был несколько бледен, но внешне довольно спокоен.

— Не ждал меня, Иуда? — весело спросил Пилат, соскочив с коня и бросив поводья Иосифу. — А я рад тебя видеть, любезный! Что стряслось, почему такая необходимость встречи, именно сегодня и в этом месте? Иосиф, тебя я тоже рад видеть, но несколько иначе, друг мой…

— Господин, необходимость встречи огромная, очень важная. У меня в руках — нити заговора против прокуратора, и во главе заговора — члены Синедриона, я думаю, сам Ханан, и зять его, Каиафа…

— И чем я провинился перед первосвященниками, любезный? Впрочем, что там, они меня просто не любят, как и ты? Прискорбно, милейший, прискорбно, но тут уж ничего не поделаешь. А каким способом вы решили меня убить?

Как ни держался Иуда, но пальцы его слегка дрожали, он провёл по лбу, и трепет руки выдал его волнение.

— Не следует так шутить, господин, над верными людьми… Я узнал, что это будет, скорее всего, засада на пути следования прокуратора, я не знаю, правда, где. Его встретят зилоты-непримиримые, они хорошие воины, и не склоняют головы ни перед кем. «Нет владыки, кроме Иеговы; нет подати, кроме храмовой; нет друга, кроме зилота»[222] — вот их вера, и они во всём ей следуют.

— Так… И ты, зная об этом, вызвал меня на встречу, прогуляться в холмах Иудеи, верный мой Иуда… Нет предела твоей преданности, поистине нет предела. — Произнося эти слова, Пилат вынул откуда-то из складок одежды лист пергамента, и стал похлопывать им по бедру.

Ошеломлённый Иуда невольно сосредоточился на этом движении глазами, не в силах отвести их.

— Что же ещё, Иуда? Есть ли ещё новости?

— Нет, — пролепетал Иуда, и правая рука его потянулась к поясу, где был кинжал.

— Ну что же, они есть у меня. Твои зилоты неплохие воины в своей стране. Но в Риме они были бы последними из худших. Их много там, на дороге, где меня и ждала твоя хвалёная засада, я их не считал, пусть их посчитают позже те, кому они дороги…

У молча слушавшего Иосифа вырвался испуганный вскрик при этом сообщении. В ужасе обратился он лицом к Иуде, прозревая истину. Шагнул вперед, крепко взял его под локоть руки, сжимающей рукоять кинжала.

Пилат сделал вид, что ничего не замечает. Иуда вытаращил глаза, изображая радость.

— Как, господин, я опоздал с предупреждением? Но это всё равно, главное, что удалось избегнуть опасности! Это просто чудо!

— Может быть, может быть… И в ознаменование этого чуда, чтобы вознаградить твою преданность, я привёз деньги. — Он бросил к ногам Иуды мешочек с монетами. — Они обрадуют тебя, преданный слуга Великого Рима.

— Иосиф, я возьму тебя на своего коня. Это удлинит нашу дорогу, но мы не спешим. Надеюсь, все засады на сегодня закончились. Поехали!

С этими словами Пилат отвернулся, вскочил на коня. Иосиф, глядя в глаза Иуды, медленно выпустил его локоть. Стараясь не поворачиваться спиной к нему, взгромоздился на коня позади Пилата.

Иуда опомнился лишь тогда, когда они исчезли из виду. В голове грохотали молотки, бешено стучало сердце. Он наклонился, поднял мешочек. Высыпал монеты на ладонь. «Pontius Pilatus», — прочёл он надпись на них. Смотрел долго, не отрываясь. Потом швырнул их в пыль, и топтал, топтал ногами, пока не выдохся.

Он должен был противопоставить что-то очередной победе проклятого римлянина. И он повторял про себя, как заклинание: «И истребишь ты все народы, которые Яхве, Бог твой, даёт тебе: да не сжалится глаз твой над ними»[223]. О, глаз Иуды при случае не сжалится над потомством поверженного врага, не будет этого! Он расправил плечи, выпятил грудь, раскинул руки. Всё будет так, как сказано у пророка Исайи! И набрав полную грудь воздуха, он закричал, устремив глаза к небу: «Ты распространишься направо и налево, и потомство твоё завладеет народами и населит опустошённые города!»[224]

Претории они достигли к ночи. Странная это была процессия, двое на одном коне, Ант на двух конях сразу, и носилки с собаками. Вечно не спавшую в его ожидании Прокулу Пилат просил не поднимать особого шума. Прежде всего, несмотря на сопротивление жены, они с Иосифом затащили в покои Пилата еле дышащую суку и устроили её на высокой скамье у стены. Комнату осветили всем, что только светило в доме. Пилат отослал Прокулу, поручив её заботам Иосифа. Ант отказался дожидаться помощи Ормуса, за которым послали доверенного раба, вежливо, но очень твёрдо.

— Не желаю иметь дела с египетским колдуном, я ему не доверяю.

Лекарь же кентурии, Анций, появился в покоях Пилата нескоро. Старый воин с трудом разминал свои кости после сна. Кроме того, он всегда, даже в далёкой молодости, был ворчуном, уверенным в том, что все сговорились испортить ему жизнь. И увеличить число обязанностей, которых у него и так больше других. Вот и сейчас, едва взглянув на руку Анта, он завёл нудную песню.

— Было бы зачем будить старого человека. Шастают молодые по кустам да горкам, вот и получают своё от мужей… В наше время по таким пустякам и лекаря звать бы не стали, постеснялись бы просто. Тут и кость не задета, сквозное всё. Перевязали бы — да и ладно, так нет — разбудили, и всё срочно, срочно. Будто бы я могу бегать на старости, да мне и не заснуть теперь…

— Анций, старина, закрой-ка пасть, — ласково и очень вежливо попросил Пилат. — Не вижу причины для хорошего настроения, а когда я в плохом, ты знаешь, тебе может и не поздоровиться. Какие тут кусты и горки, кто-то вёл на меня охоту. Мальчишка ранен, возьмись-ка за него, и чтобы в три дня всё зажило. Спаси тебя Юпитер, коли рана нагноится. Сквозное-то сквозное, да смотри, чтоб не было кости раздробленной. Ступай, работай!

Даже после угрозы Пилата не перестав ворчать, хотя уже значительно тише, Анций занялся делом. Закончив работу, ушёл, не взглянув на Пилата и не прощаясь.

Ормуса пришлось ждать ещё дольше, но он не ворчал, и его приветствие прокуратору прозвучало ровно и спокойно, даже благожелательно. Но не угодливо, нет, жрец держался независимо. Вопреки ожиданиям слегка волновавшегося Пилата, предложение заняться собакой не вызвало у него каких-либо особых эмоций. Впрочем, бросив короткий взгляд на перевязанную руку и измученное лицо едва живого от грубого осмотра и лечения Анта, он достал из мешка флягу с каким-то средством, и протянул её слуге.

— Выпей два-три глотка, парень, и пойди-ка поспи. Твоя помощь мне не понадобится. Тебе нужны силы, рана может воспалиться. — Странно, он смотрел на Анта пусть мгновение, но так, будто видел не впервые, словно они уже знакомы. И Анту, который уже был наслышан об Ормусе, показалось, будто он видел жреца. Хотя знал, что не видел, знал точно. Без возражений, удивляясь собственной покорности, он принял протянутую флягу и выпил два-три глотка жидкости с приятным вкусом и несколько пряным запахом.